— Не нужно. — Князь отвел ее руки.

— Тогда обещай, что мы еще увидимся. — Ее карие глаза вглядывались в него. — А может, я тебе чем-то не угодила?

— Конечно, нет, Марсия. Мне очень жаль, что разочаровал тебя. Но ведь мы не давали друг другу никаких обещаний?

Присев на краешек кровати, она смотрела, как князь идет к двери.

— Значит, то, что о тебе говорят все, правда… Что ты жесток с женщинами, эгоистичен и не способен любить? Князь остановился.

— Если бы ты спросила, романтик ли я, я ответил бы «нет». Я реалист, Марсия.

— Ты когда-нибудь любил женщину, Николас? Или хотя бы пытался любить?

Что за абсурдный вопрос!

— Какое отношение имеет любовь к нескольким ночам, которые мы провели вместе? Разве я когда-нибудь говорил о любви? Мы взрослые люди и отвечаем за свои поступки. Нам было хорошо вместе — вот и все.

— Нет. — Марсия разгладила скомканную перчатку. — Ты не давал мне обещаний, но ты умеешь

Добиваться своего, Николас, и бываешь неотразим, если захочешь. Я понимала, что могу влюбиться в тебя, и знала также, что ты причинишь мне боль. — Она страдальчески поморщилась. — Но я полюбила тебя.

Он едва сдержал раздражение.

— Мне очень жаль.

— Жаль… — эхом повторила она. — Это из-за нее? Из-за твоей жены? Ты любишь ее? Конечно, она очень красива… А что за мужчина был с ней?

Князь не собирался говорить ей о том, что не любит и никогда не любил жену, а мужчина, сопровождавший Мари-Элен, скорее всего ее последний любовник…

— Ты вторгаешься в область личных отношений, Марсия, — холодно бросил он.

— Ты сейчас идешь к ней? Князь поклонился.

— Не провожай меня. Она бросилась к нему.

— Прости меня.

Он пожал плечами, выскользнул в коридор, освещенный канделябрами, и спустился по лестнице, сопровождаемый неодобрительными взглядами предков Кэррэдинов, глядевших на него с портретов. Князь и сам был недоволен собой. Вечер оставил неприятный осадок, хотя он затруднялся объяснить причину этого. Ему было не по себе, а ведь князь был не из тех, кто придает значение предчувствиям.

Черная с золотом карета князя, украшенная фамильным гербом Северьяновых, ждала его в квартале отсюда, поскольку он предпочел бы скрыть от посторонних, что побывал в особняке лорда Кэррэдина. Не успел князь сделать несколько шагов, как к нему бросился его проворный и щеголеватый слуга.

— Ваше сиятельство, слава Богу, что это вы. Я жду вас уже полчаса, но не решался послать за вами.

Николас понял: произошло что-то из ряда вон выходящее. Возможно, он опоздал, и Наполеон уже занял Санкт-Петербург или Москву?

— Что случилось? — спросил князь, ускоряя шаг.

Вместе со слугой он поспешил к карете, запряженной шестеркой лошадей.

— Это касается княгини, — говорил следовавший за ним по пятам слуга. — У нее начались роды. Два часа назад. Николас замер от неожиданности.

— Но до срока еще около четырех месяцев.

— Да, но ребенок умер, и, по словам доктора, ваша жена Тоже может умереть этой ночью. Николас не двигался.

— Ваше сиятельство, позвольте я налью вам выпить. В карете есть водка. — Жак тронул руку князя, словно опасаясь, что тот может упасть.

Северьянов пристально взглянул на него. Жак, должно быть, обо всем догадывается.

— Жаль, что ребенок умер, но это не мой ребенок. — В этом князь не сомневался, поскольку за пять лет ни разу не спал с Мари-Элен.

Жак кивнул.

— Да, милорд. Я так и думал.

Но Николас уже не слышал его. Мысли князя лихорадочно работали. Мари-Элен может умереть, а она, несмотря на все свои недостатки, мать Кати.

— О Господи! — встрепенулся он вдруг. — Едем скорее!

Глава 2

«Книжная лавка Брауна. Редкие букинистические издания» располагалась среди целого ряда других магазинов на тихой зеленой улочке, заканчивающейся тупиком, в двух кварталах от Бонд-стрит. В это раннее весеннее утро еще не пробило и девяти часов. Почти безоблачное, ясное синее небо предвещало хороший день. Над лавкой, на подоконнике второго этажа, чирикала птичка, сидя на цветочном ящике. Подоконники слева и справа от лавки уже пестрели веселыми весенними цветами. Дородная женщина, жена владельца булочной, подметала тротуар перед входом в свою лавку. Кэролайн приветливо помахала ей рукой и улыбнулась птичке, которая, увидев ее, перестала чирикать и застыла в ожидании.

— Доброе утро, птичка, — улыбнулась Кэролайн. — Сегодня чудесная погода, правда?

Птичка запрыгала вдоль ящика и выжидательно посмотрела на нее круглыми глазами.

Кэролайн сунула руку в карман фартука, надетого поверх выгоревшего синего платья в полоску, извлекла пригоршню черствых корочек и раскрошила их под деревом.

— Приятного аппетита, птичка, — сказала она и, откинув крючки, открыла ставни на больших окнах отцовской лавки. На витрине были выставлены две географические карты: одна вековой давности, а другая — новенькая. Потом Кэролайн вернулась в лавку, глубоко и с удовольствием вдохнув знакомый запах книжной лавки — запах кожаных переплетов и старой бумаги, не менее приятный для нее, чем ароматы весеннего утра.

Солнечные лучи уже пробивались в темноватую двухэтажную лавку, тесно уставленную стеллажами. Лавка была домом Кэролайн. Она и родилась здесь, в спальне на втором этаже. Сегодня ей не хватало отца. Он уехал почти две недели назад, и теперь девушка с минуты на минуту ждала его возвращения. Отец отправился в Копенгаген к своему клиенту, чтобы отвезти ему одну редкую средневековую рукопись. Кэролайн предпочла бы, чтобы он поручил доставку курьеру, хотя отлично знала, как ценны старинные рукописи, и понимала, почему отец не хотел доверить такое дело кому-то другому. Джордж Браун был для нее всем. Мать Кэролайн умерла, когда девочке едва исполнилось шесть лет, а родственников по линии матери она не считала членами своей семьи. Они много лет назад отреклись от Маргарет Оусли Браун и не желали знать Кэролайн с самого ее рождения. Вдовствующая виконтесса Стаффордская так и не простила старшей дочери того, что та вышла замуж за простолюдина. Для нее не имело ни малейшего значения, что они любили друг друга.

Когда Джордж уезжал надолго, Кэролайн чувствовала одиночество, ведь отец и книги были лучшими ее друзьями. Друзей-сверстников у Кэролайн не было. Где сейчас найдешь девушку такого же возраста, которая читала бы Дэвида Хьюма, Адама Смита, Платона? Кэролайн поглощала все, что попадалось под руку: от трактата о происхождении человечества лорда Монбоддо до поэм Вальтера Скотта. В том, что она стала «синим чулком», был виноват ее отец.

Джордж не раз рассказывал дочери, что Маргарет очень любила читать.

Кэролайн улыбнулась, вспомнив горячие споры с отцом не только о прочитанных книгах, но и о политике, науке, философии и даже об астрономии. «Интересно, что сказал бы отец о посланце русского царя, недавно прибывшем в Лондон?» — почему-то подумала Кэролайн.

Сегодня ее ждало множество дел. Для начала она проверила, есть ли в кассовом ящичке разменная монета для сдачи покупателям, если, конечно, они появятся в магазине. Торговля в последнее время шла вяло, так что, вполне возможно, покупателей вообще не будет. Страна испытывала экономические проблемы, отчасти связанные с войной на континенте. Кэролайн вздохнула, взяла щетку для сметания пыли и подумала, что им еще повезло: они пока не обанкротились. Но не успела она приступить к уборке, как над входной дверью звякнул колокольчик. Девушка оглянулась с улыбкой. В дверях стоял хорошо одетый молодой человек.

— Доброе утро, лорд Энтони, — сказала Кэролайн, забыв положить на место щетку. Он шагнул к ней.

— Чудесный денек, мисс Браун. — Молодой человек не спускал с нее глаз.

— Только не говорите, что уже прочли трактат по метафизике сэра Уильяма Гамильтона, купленный вами вчера!

Он очаровательно улыбнулся. Этот весьма привлекательный юноша среднего роста был в модном костюме отличного покроя. Недавно Энтони случайно упомянул о том, что он — младший сын лорда. Кэролайн знала, что его отец занимает высокий пост в министерстве иностранных дел и работает в тесном контакте с лордом Каслеро.

— Признаюсь: я не читал его. Просто проходил мимо и подумал, не купить ли здесь подарок для сестры. Она, видите ли, любит читать.

— Вот как? Что именно: романы или стихи? А может, ее интересует философия?

Энтони подошел еще ближе, не спуская с Кэролайн синих глаз.

— Не подберете ли сами что-нибудь приятное для девушки примерно вашего возраста?

— Современные девушки в основном покупают у нас романы, милорд. А я сама предпочитаю сочинения Джереми Бентама, весьма просвещенного мыслителя. Но, конечно, время от времени с удовольствием читаю стихи. Ваша сестра уже читала «Чайлд Гарольда» лорда Байрона? Поэма вышла в свет несколько месяцев назад.

— Не знаю. Мисс Браун, позвольте мне кое-что сказать вам.

Кэролайн стояла на стремянке спиной к нему и доставала с книжной полки последнее произведение Байрона, пленившее все общество. Она прихватила еще и томик Бентама, чтобы показать его Энтони Дэвисону.

— Пожалуйста. — Кэролайн взглянула на него через плечо.

— Сегодня утром вы необычайно хороши.

От неожиданности девушка чуть не свалилась со стремянки. Уж не смеется ли он над ней? Старенькое, выгоревшее платье Кэролайн давно вышло из моды. Белокурые волнистые волосы с платиновым оттенком доходили до плеч — она сама подстригала их каждые два месяца. Кэролайн была высокой и несколько худощавой, что тоже шло вразрез с модой, а длинные ноги иногда заставляли ее чувствовать себя неуклюжей. Но юноша смотрел очень серьезно и уже не улыбался.

— У вас удивительно красивые зеленые глаза, — тихо добавил Энтони, густо покраснев.

— Приятно слышать. — Кэролайн улыбнулась. «Энтони говорит комплименты из любезности», — подумала она. Вынув из тесного ряда книг томик Бентама, Кэролайн добавила его к уже отобранным книгам. — Вот, посмотрите еще и это, если не возражаете.