Я затоплю его волнами нежности и страсти, я приложу весь свой вкус и умение, чтобы выглядеть как никогда красивой и желанной. Он не сможет не отплатить мне за это любовью. Это будет самая прекрасная ночь на свете.

Внутри у меня все пело от счастья… Я переживала приподнятое настроение всеми своими чувствами, я заранее наслаждалась каждой минутой нашей близости. Конечно, те встречи и объятия в Лоншане тоже были ничего, но между ними и нашей предстоящей встречей будет огромная разница. Разница такая же, как есть в грязном углу, стоя за прилавком трактира, или обедать за праздничным столом, с канделябрами, хрусталем и серебром, вкушая изысканные яства.

Но сначала мне предстояло принять ванну, завить волосы и подобрать подходящие духи. Уже за пять часов до свидания я беспрерывно думала о Франсуа. Он был в Собрании, я представляла каждый его шаг, чувствуя горячую всепоглощающую нежность.

Мы будем счастливы… И Маргарита еще поймет, как глубоко ошибалась.

2

В половине десятого все уже было готово, и я прогнала служанок. Жанно и Аврора спали в детской, ворчащая Маргарита удалилась в свою комнату. На всем втором этаже отеля де-ла-Тремуйль не было ни одного человека, кроме меня.

За окном шумел холодный февральский дождь, а здесь, в комнате, камин был жарко растоплен. Стол, освещенный розовыми свечами в серебряных канделябрах, был сервирован как можно изящнее. Я полагала, Франсуа не откажется от ужина. Он устал в Собрании, ему нужно дать время отдохнуть. К тому же его единственный камердинер Филипп вряд ли умеет готовить такие тонкие и изысканные ужины. Франсуа был небогат и жил в гостинице, тратя по восемнадцать ливров в день из своего депутатского жалованья.

Я еще раз заглянула в спальню, полюбовалась, как красиво она озарена голубоватым светом ночника. Да еще в сочетании с таким свежим белоснежным бельем… В эту минуту раздался звонок, и я легче ветра слетела вниз по лестнице, спеша открыть дверь.

Это был он. Когда я распахнула дверь, капли дождя брызнули мне в лицо. Я скользнула в объятия Франсуа, на ощупь, не в силах скрыть своей радости, нашла его губы. Он был такой холодный, вымокший и замерзший, что дрожь пробежала по моему телу.

– Вы замерзли!.. Пойдемте, я вас живо согрею.

Я попыталась высвободиться из объятий, но он удержал меня, снова прильнул к моим губам.

– Вы такой холодный! Ну, оставьте меня, сегодня я буду вами руководить.

– Что это значит? – спросил он улыбаясь.

– То, что сегодня ваш праздник. Сегодня я хочу побаловать вас, Франсуа. Сегодня вы узнаете, что вас любит самая лучшая женщина на свете!

– Я давно знаю это, дорогая…

Сжимая его руку, я быстро повела его наверх. Там поспешно сбросила с него мокрый плащ, положила его сушиться у камина.

– Вы сегодня прелестны, Сюз, – удивленно сказал он, разглядывая меня. – Вы в сто раз похорошели. Что случилось?

– Ничего, – прошептала я, целуя его. – Просто я люблю вас. Я хочу нравиться вам.

– Но как вы угадали, что я буду смертельно голоден? Я усадила его за стол. Он потянулся было к бутылке, чтобы налить себе вина, но я шутя ударила его по руке:

– Нет, оставьте это! Сегодня вы будете персидским шахом, а я вашей одалиской. Вы ничего не должны делать сами. Я буду вам прислуживать.

Я сама налила ему бокал бургундского, положила в тарелку большой кусок фаршированного фазана с трюфелями и гусиного паштета, на котором чудом сохранился ледяной шарик жира.

– Может, вы хотите чашку горячего бульона?

Я была счастлива от мысли, что делаю ему приятное. Мне не терпелось сделать больше, так, чтобы он понял, как я люблю его. Мне не нужен никто, кроме него. Ни к одному мужчине я не испытывала таких чувств. Я хотела принадлежать ему и была уверена, что он не может не отплатить мне тем же. Правда, я надеялась, что он вспомнит, какой сегодня день, и по старинной традиции подарит мне шоколадное сердце в красной обертке, как и полагается в день святого Валентина. Впрочем, стоит ли думать об этом? Франсуа был так занят. У него есть работа, он не бездельничает, как бездельничали другие аристократы, еще тогда, до революции.

– Сюзанна, но что же все-таки случилось?

– Я уже сказала вам… Вы – мой султан, Франсуа.

– И все-таки… Почему вы выглядите так приподнято? Не отвечая, я смотрела на него и улыбалась. Мне было известно, что сейчас, при свете свечей, я выгляжу особенно привлекательно. Как сверкают мои волосы в этом золотистом свете, какими жгучими кажутся черные глаза, какой нежный румянец разливается по прозрачной, как тончайший фарфор, коже… Франсуа наклонился через стол и обнял меня. Его рука мягко коснулась моей груди, его губы страстно прильнули к шее…

– Франсуа, погодите, это еще не все… Он медленно отстранился.

– Спасибо вам, Сюзанна. Вы прелестны. Я очень ценю это, знайте…

О, я знала. Я знала и то, что он не умеет рассыпаться в комплиментах, что за его внешне сухими словами кроется что-то значительно большее.

– Пойдемте, – прошептала я. – Вам нужно согреться…

В спальне, не давая ему пошевелить и пальцем, я быстро развязала его галстук, расстегнула верхние пуговицы рубашки.

– Раздевайтесь, – шепнула я требовательно. – Я буду вас купать.

– Что? – переспросил он изумленно. – Да, я буду вас купать. Как ребенка. Я люблю вас. И я приготовила для вас ванну…

Мой любовник был удивлен, но я была полна решимости настоять на своем. Я хочу устроить его праздник по полной программе! Разве я не имею на это права? То, что я чувствую, вполне естественно. А отдаться естественному чувству – самое благородное, что может совершить женщина.

Я сделала ванну пенистой и горячей – правда, не слишком горячей, не хотела же я его расслабить! Пока он пропитывался водой и приходил в себя от изумления, я быстро стащила с ног чулки: ходить босиком по прохладному кафельному полу было куда приятнее, – и осталась в одной только прозрачной блузке, доходящей до середины бедер. Я склонилась над Франсуа, быстро прижалась губами к его губам. Мы принялись целоваться со всевозрастающей страстью; я вся дрожала от возбуждения, его мокрая рука скользнула под мою блузку, обняла меня за талию, и теплые брызги упали мне на спину. Опомнившись, я лукаво вырвалась из его объятий.

– Идите ко мне, – проговорил он умоляюще. – Мы можем принять ванну вдвоем.

– Ну уж нет, – улыбаясь, проговорила я. – Так мы поступим в другой раз, а сейчас это не моя, а ваша ванна, и вы пока решительно ничего не должны делать, кроме как лежать и наслаждаться. Ну, будьте же послушным мальчиком!

Нежно-нежно мягкой губкой я намылила все его тело, вкладывая в свои прикосновения и любовь, и страсть, обволакивая его своей лаской, своим горячим желанием сделать его счастливым. Мои пальцы спускались все ниже, пока не наткнулись на отчаянно напряженную мужскую плоть. Я слегка смутилась. Франсуа был так возбужден… Заметив мое замешательство, он быстро схватил меня, пытаясь усадить рядом, и тянул так сильно, что я едва удерживалась на ногах.

– Нет-нет, – шептала я, стараясь его успокоить, – еще не все. Я должна вытереть вас, и тогда вы будете таким чистым, как только можно пожелать.

Большое теплое полотенце было рядом, и я обтерла им Франсуа, как ребенка. Теперь он был и очень чистый, и очень возбужденный. Когда я закончила и закутала его в халат, тело под моими руками было уже близко к кипению.

– Сюзанна, вы меня доводите до безумия.

– Никогда не слышала ничего более лестного, мой милый.

Франсуа явно начинал проявлять недовольство. Его руки скользили то по моим бедрам, то по груди, пытаясь задержать меня, но я нежно увертывалась и таким образом довела его до постели.

– Помните, сейчас я хозяйка. Ну, извольте слушаться! Я подложила ему под голову подушку, чтобы он мог хорошо видеть меня, не утомляя шеи, и присела рядом.

– Вот теперь я в вашем распоряжении… Ваша пытка закончилась, мой дорогой.

Я видела, что еще никогда не имела такой власти над ним, как сейчас. Все действия нынче принадлежали мне… Я сама выберу ту позу и тот темп, который мне подходит. И я уж точно нынче ночью получу наслаждение…

Все, что происходило дальше, было как в волшебном сне – страстном, безумно-горячем, сладостном. Я чувствовала себя вакханкой, языческой жрицей, приносящей жертвы своему сладострастному богу. Ласки и поцелуи сливались в одну восхитительную симфонию чувства и наслаждения и омывали наши тела горячими волнами, как вода омывает все камни ручья один за другим. Сегодня я взяла все заботы о нашем удовольствии на себя и по мере возможности отбросила всякую стеснительность. Зная, что затягивание и предыгра продлевают наслаждение, я была медленна и нетороплива, то доводя его до крайней степени, то немного остужая. Время от времени он пытался взбунтоваться, но тогда я совсем останавливалась, призывая его к порядку. Эти остановки и начинания возбудили его еще сильнее, а мне дали уверенность, что я тоже буду счастлива.

…Во второй раз я откинулась на спину, дрожащая и обессиленная. Это случилось! Боже мой, наконец-то за целый год с Франсуа я испытала удовольствие – пока недостаточно долгое, но взрывное, ошеломляющее. Подумать только, я даже не сдержалась – закричала и, кажется, поцарапала его. Для меня это было настоящим потрясением. Оглушенная радостью, сосредоточенная на собственных ощущениях, я легко вернула Франсуа свободу и инициативу. Удивленный моей страстностью в эту ночь, он овладел мною еще дважды. Для меня это прошло как во сне, я не участвовала в этом и уже не достигла того пика наслаждения, как в тот, второй, раз. Да мне пока и не нужно было… Я получила уверенность в том, что наша любовь с Франсуа может быть полной. Конечно, я вела себя агрессивно, я сама позаботилась о себе. Но ведь это только начало. И я так люблю его. Со временем у нас все наладится. И все, что говорил граф д'Артуа о ключе, – чепуха. Если есть любовь, можно чего угодно достигнуть…