— Почему бы тебе не присоединиться к подругам? Мне бы хотелось посмотреть, как ты танцуешь. Иди, дорогая!

Я неохотно плетусь к девушкам. И по пути опять замечаю ту девочку, испуганно смотрящую на матушку во все глаза. Было в этом ребенке что-то неотразимо притягательное. И мне кажется, я должна знать, что это такое, хотя и не могу подобрать слов.

— Да, пора потанцевать!

Фелисити хватает меня за руки и кружит. Матушка аплодирует нашей джиге. Рыцарь все быстрее и быстрее перебирает струны лютни, подстрекая нас двигаться энергичнее. И мы действительно пляшем все отчаяннее, наши волосы развеваются, мы крепко держим друг друга за руки, чтобы не разлететься в разные стороны.

— Что ни делаешь, делай изо всех сил! — кричит Фелисити, и наши тела будто не подчиняются закону гравитации, превратившись в размытые пятна цвета на фоне удивительного пейзажа.


Когда мы вернулись в свои спальни, небо уже потеряло глубокий оттенок ночи. До рассвета остается не так много времени. И утром нам, конечно, предстоит расплачиваться за ночные приключения. Мы ведь опять не выспались.

— Твоя матушка — просто чудо! — говорит Энн, ныряя под одеяло.

— Спасибо, — шепчу я, расчесывая волосы щеткой. Из-за бешеного танца — и последовавшего за ним падения в траву — они перепутались так, что их, казалось, уже невозможно привести в порядок. Как и мои мысли.

— А я свою маму совсем не помню. Как ты думаешь, это очень плохо?

— Нет, — отвечаю я.

Энн засыпает, и ее следующие слова звучат неразборчиво:

— Хотела бы я знать, а она-то меня помнит?..

Я собралась ответить, но вдруг поняла, что не знаю, что тут можно сказать. Да и в любом случае это не имеет значения. Энн уже ровно посапывает. Я бросаю щетку и тоже забираюсь в постель, но чувствую, как подо мной что-то шуршит. Я шарю рукой по простыне — и нахожу записку. Мне приходится подойти к окну, чтобы прочитать ее.

Мисс Дойл!

Вы затеяли чрезвычайно опасную игру. Если вы не пожелаете немедленно остановиться, я буду вынужден принять меры. Я прошу вас все прекратить, пока это еще возможно.

И еще одно слово торопливо нацарапано ниже, но потом зачеркнуто:

Пожалуйста.

Он не подписался, но я знаю, что это дело рук Картика. Я разрываю записку на крошечные кусочки. А потом открываю окно и пускаю их по ветру.

ГЛАВА 25

Так продолжается еще три дня. Мы беремся за руки и вступаем в наш личный рай, где становимся владычицами собственной жизни. Под руководством обнаженной охотницы Фелисити превращается в весьма искусную лучницу, стремительную и неукротимую. Голос Энн все сильнее с каждым днем. А Пиппа уже совсем не походит на ту избалованную барышню, какой она была всего неделю назад. Она стала добрее, перестала взрываться по любому поводу. Рыцарь слушает ее, как никто и никогда не слушал прежде. Я думаю, что меня ведь всегда раздражало, когда Пиппа открывала рот и начинала болтать без передышки… и только теперь я поняла, что она, похоже, просто боялась, что никто не станет прислушиваться к ее словам. Я поклялась впредь всегда давать ей возможность высказаться.

Мы уже не боимся слишком сблизиться. Наша дружба имеет под собой надежную основу и расцветает все пышнее. Мы надеваем на головы венки, скабрезно шутим, хохочем во все горло и кричим, поверяем друг другу страхи и надежды. Мы даже не боимся рыгнуть, потому что не ждем осуждения. Вокруг ведь нет никого, кто мог бы начать нас воспитывать. Никто не твердит нам, что мы неправильно себя ведем, неправильно говорим и думаем. Но это не потому, что мы делаем, что хотим. Это потому, что нам теперь позволено хотеть.

— Эй, посмотрите-ка! — воскликнула Фелисити.

Она прикрывает глаза, и с вечно закатного неба сыплется теплый дождь. Мы мгновенно промокаем насквозь, и это кажется нам восхитительным.

— Ну, знаешь ли, это нечестно! — визжит Пиппа, но при этом смеется от души.

Я никогда в жизни не оказывалась под таким чудесным дождем. Но, впрочем, мне ведь никогда и не позволялось оказаться под дождем. Мне хотелось пить дождевые струи, купаться в них…

— Ага! — победоносно кричит Фелисити. — Это я сотворила такой дождь! Я это сделала!

Мы визжим и бегаем взад-вперед, скользим, падая в грязные лужи, снова вскакиваем на ноги… Перемазавшись с головы до ног, мы швыряем друг в друга пригоршни ила и мокрой земли. И каждый раз, когда кому-то удается попасть в цель, слышится отчаянный визг и клятвы немедленно отомстить. Но на самом деле мы наслаждаемся всем этим, для нас в новинку ощутить себя мокрыми и грязными, при том, что никому в мире нет до этого дела.

— Ох, я, кажется, уж слишком промокла, — восклицает Пиппа после того, как мы одержали над ней победу. Она вся покрыта грязью, ни единого сухого пятнышка не осталось на ее одежде.

— Ну, и довольно, пожалуй, — решаю я.

Закрыв глаза, я представляю себе жаркое солнце Индии, и через несколько секунд дождь прекращается. Мы быстро высыхаем и приводим в порядок одежду и уже готовы вновь появиться в школьном холле или на церковной службе. По другую сторону серебряной арки безмолвно высятся хрустальные руны, выстроившиеся в широкий круг, надежно хранящие в себе великую силу…

— Разве не было бы потрясающе, если бы мы показали им всем, что можем делать? — задумчиво произносит Энн.

Я беру ее за руку и замечаю, что на ее запястье нет новых порезов, а сохранились только заживающие шрамы прежних ран.

— Да, это было бы потрясающе.

Мы все растягиваемся на траве головами друг к другу, как спицы мельничного колеса. И долго лежим вот так, взявшись за руки, физически ощущая нашу общность, передающуюся через надежное тепло кожи… пока кому-то не приходит блестящая идея снова пролить на нас дождь.


— Расскажи мне еще раз, как действует магия рун? — прошу я матушку.

Я лежу на траве рядом с ней, наблюдая за метаморфозами облаков. Толстая пушистая утка постепенно превращается в нечто длинное, непонятное…

— Она начинает действовать только после месяцев и даже лет обучения, — напоминает матушка.

— Я знаю. Но что происходит? Как? Нужно произносить какие-то заклинания? Знать некие формулы на древнем языке? И что делают руны? Как они отвечают? Может, они сначала исполняют «Боже, храни королеву»?

Конечно, это большая дерзость с моей стороны, но матушка сама меня к этому подтолкнула.

— Да, — кивает она. — Исполняют. В тональности ми-минор.

— Мама!

— Мне казалось, я уже объясняла тебе это.

— Ну расскажи еще раз!

— Ты касаешься рун рукой, и их сила входит в тебя. И какое-то время она живет в тебе.

— И все?

— В сущности, да. Но прежде ты должна узнать, как управлять этой силой. Она ведь будет влиять на состояние твоего ума, на твои цели, на твои собственные силы. Это очень могущественная магия. С ней нельзя шутить и играть. Ой, смотри-ка, там слон!

Над нашими головами пухлое облако действительно создает нечто похожее на слона.

— Но у него только три ноги.

— Нет, вон и четвертая!

— Где?

— Да там, где ей положено быть! Ты просто не присматриваешься!

— Присматриваюсь! — негодующе возражаю я.

Но это не имеет значения. Облако живет собственной жизнью, расплывается, превращается во что-то новое…

— И как долго живет эта магия?

— В зависимости от обстоятельств. Может быть, день. Иногда меньше.

Матушка садится и пристально смотрит на меня.

— Но, Джемма, ты же не…

— Я пока не готова пользоваться этой магией. Да, насколько я помню, ты об этом уже говорила разок-другой.

Матушка некоторое время молчит.

— Ты действительно уверена, что готова?

— Да! — Я почти выкрикиваю это слово.

— Посмотри вон на то облако, что прямо над нами. Прямо над тобой. Что ты видишь?

Я увидела очертания ушей и хвоста.

— Котенка.

— Ты уверена?

Я не понимаю, чего она от меня хочет.

— Я вообще-то способна узнать котенка, если его увижу. Это не требует каких-то особых магических дарований.

— Посмотри еще раз, — требовательно произносит матушка.

Небо над нами словно взбесилось. Облака бешено несутся куда-то, между ними вспыхивают молнии. Котенок исчез, а на его месте возникла чудовищная, пугающая рожа из какого-нибудь ночного кошмара. Она как будто бы орет и визжит, таращась на нас, и я в испуге прячу лицо в ладонях.

— Джемма!

Я отвожу руки. Небо снова выглядит спокойным, безмятежным. Только котенок стал уже здоровенным котом.

— Что это было? — шепотом спрашиваю я.

— Просто демонстрация, — отвечает матушка. — Ты должна научиться видеть то, что есть на самом деле, правильно оценивать реальность. Цирцея постарается заставить тебя увидеть монстра там, где на самом деле сидит простой котенок, и наоборот.

Я все еще дрожу.

— Но это выглядело по-настоящему реальным!

Матушка сжимает мою руку в ладонях, и мы некоторое время просто молча лежим на траве, не шевелясь. Вдали слышится голос Энн, распевающей старую народную песню, что-то о женщине, продающей устриц и мидий. Мелодия грустная, от нее во мне рождается какое-то странное, непонятное чувство. Как будто я что-то теряю, вот только не знаю, что именно.

— Матушка, а что, если я не смогу этого сделать? Что, если все пойдет не так, как нужно?

Облака собрались в кучу, а потом растянулись тонким слоем. И никаких фигур больше не вырисовывалось в небе.

— Это просто шанс, возможность, которую ты должна испытать. Смотри.

Облака над нами образовали дымчатое кольцо без начала и конца, а в его середине сияла безупречная синева.