Глава 4

Саутгемптон, декабрь 1167 года

Вильгельм стоял на причале в спускающихся зимних сумерках и наблюдал за моряками, которые грузили товары на суда, стоящие на якоре. Ему не нравились морские путешествия, и он молился про себя, надеясь, что хорошая погода продержится, пока они будут плыть в Нормандию. Мысль о том, что его от неизведанных глубин ледяного зеленого моря отделяет несколько хрупких слоев дерева, скрепленных гвоздями, приводила к появлению холодного нота под мышками.

Он попрощался с семьей несколько дней назад в небольшом монастыре в Браденстоуке. Там проходила поминальная служба по отцу, а Вильгельму пожелали счастливого пути с Божьей помощью. Ненадолго они встретились с братом Генрихом, который теперь находился на службе у архиепископа Йоркского. Пять лет назад Вильгельм прощался с двенадцатилетним пареньком, который теперь превратился в серьезного молодого священника с аккуратно выбритой тонзурой и маленьким ртом с плотно сжатыми губами – казалось, Генрих пытался сохранить какой-то секрет. Он был очень педантичен и ясно дал понять, что зарабатывание на жизнь мечом – занятие приемлемое, но не такое достойное, как служение церкви. Генрих единственный из братьев Маршалов умел читать и писать и всячески это подчеркивал. Когда, полный важности и самомнения, Генрих в очередной раз о чем-то рассуждал, Вильгельм с Иоанном переглянулись, и общие мысли ослабили напряжение между ними. Полезно иметь в семье священника, но, как в случае с Генрихом, лучше, чтобы он жил подальше.

– Пусть Бог поможет тем, кто вынужден слушать его проповеди, – тихо пробормотал Иоанн, Вильгельм ответил непочтительным смешком.

Тем не менее, поскольку Генрих являлся членом семьи и братские узы связывали их всех, они позволили ему хвастаться. Кто знает, когда может пригодиться его ученость?

Мать подарила Вильгельму нательный крест с бериллами и зеленым кошачьим глазом. Она сказала, что он защитит сына от ран. Женщины нашли время сшить ему две новые рубашки. Алаис подарила ему рукавицы и поцеловала в щеку – к большому неудовольствию Иоанна.

Вильгельм улыбнулся, вспоминая об этом, и повернулся на крик. По причалу шел дядя в сопровождении состоявших при его доме рыцарей и вассалов.

Патрик Деверо, граф Солсбери, был красив и отличался здоровым румянцем. Фламандская шерстяная рубаха обтягивала внушительный живот, но двигался он легко. Его тело было скорее плотным, чем рыхлым. На протяжении семи лет он от имени короля командовал в Аквитании и пользовался доверием и короля Генриха, и королевы Алиеноры. Как узнал Вильгельм, одобрение королевы являлось новшеством в анжуйском доме.

– Я не знал, куда ты пошел, – заявил дядя.

– Я хотел посмотреть на погрузку, господин, – печально улыбнулся Вильгельм. – Если бы я и дальше остался в пивной, то впал бы в пьяный ступор.

Граф Патрик ухмыльнулся, показав ровные белые зубы, которые портило только отсутствие одного резца.

– Как я понимаю, ты не любишь водные путешествия.

– Нет, господин, – ответил Вильгельм, однако поспешно добавил: – Но когда возникает необходимость, я все равно в них отправляюсь.

– Как и мы все, молодой человек. Среди нас немного прирожденных моряков. Твои лошади на борту?

Вильгельм бросил взгляд на один из кораблей, стоявших на якоре.

– Да, господин. Одни из боевых коней заартачился и внезапно встал на сходнях, но конюх заманил его на корабль яблоком.

Граф Патрик сложил руки лодочкой и подышал на них. От него пахло вином – значит, он тоже выпил перед предстоящим ночным плаванием.

– Похож на хозяина, – заметил он.

Вильгельм рассмеялся. Они сразу же нашли общий язык с дядей, который чувствовал себя как дома и в военном лагере, и при дворе. Патрик из Солсбери знал и как предаваться разгулу, и как демонстрировать изысканные манеры. Несмотря на всячески поощряемое соперничество между рыцарями на тренировочных полях, несмотря на существование иерархии, у него в доме царила уютная атмосфера, а в шутках по большей части отсутствовала злоба. Хотя нельзя было сказать, что у Патрика Деверо дозволялось расслабляться. Как и Гийом де Танкарвиль, он ожидал, что ему будут служить с готовностью и рвением. Сам он много работал и требовал того же от других. Граф Патрик очень смеялся, услышав, что в доме де Танкарвиля Вильгельма звали «обжорой» и «соней».

– У меня в доме у тебя не будет времени ни на то, ни на другое, – пообещал он. – И в большой степени потому, что ты мой племянник. Преимущества и Особая благосклонность исключаются… Если ты только не заслужишь их на виду у всех.

Зная, чего от него ждут, Вильгельм с благодарностью и гордостью устроился в доме дяди. Он станет его рыцарем и будет носить на щите цвета Солсбери.


* * *

Хотя Патрик из Солсбери и заявил, что не намерен выделять Вильгельма среди других рыцарей, племянник его очень заинтересовал. Он рано стал завоевывать славу – если его рассказам можно верить. Сам Вильгельм мало рассказывал о прошлом, но мать, сестра графа Солсбери, написала полное гордости письмо с рекомендациями сыну. В нем она подробно перечислила его достижения. Солсбери считал, что истина лежит где-то посредине. Вероятно, молодой человек обладает талантами. Ни один рыцарь в его возрасте не способен позволить себе боевого коня и верховую лошадь, которых Вильгельм брал с собой в Нормандию, если только не завоевал их в сражении или на турнире. Даже оруженосец Вильгельма ездил на ломбардском жеребце. Если парень – хороший боец, то это отличное начало, но Солсбери хотел обучать Вильгельма дальше и посмотреть, есть ли у него, кроме отваги, еще и ум.

– Впереди нас ждет трудная задача, – сказал ему Солсбери, когда они выходили из гавани во время прилива.

Ветер усиливался. Полная луна отбрасывала серебристый свет, и гребни волн поблескивали, хотя сами волны казались черными, а белый тряпичный парус, привязанный к мачте и бьющийся на ветру, напоминал полумесяц.

– Да, господин.

Солсбери наблюдал, как племянник сжимает и разжимает кулаки в рукавицах из овечьей шерсти. В это мгновение он снова подумал о том, как молодой человек внешне напоминает отца. У него оказались те же глаза, и нос, и упрямо сжатые челюсти. Если он унаследовал и характер Иоанна Маршала, нужно молиться Богу, чтобы его смягчили осторожность и здравый смысл Деверо, а то это гиблый номер с самого начала.

– Что ты знаешь про Пуату и Аквитанию? – спросил Патрик.

– Немного, господин, – покачал головой молодой человек. – Я практически не выезжал за пределы замков наместника, побывал только на нескольких турнирах на французской границе. Я знаю, что эти земли принадлежат королеве и являются предметом спора.

Солсбери кисло усмехнулся.

– Это еще слабо сказано, Вильгельм. – Патрик Солсбери спрятал руки под толстым плащом, подбитым мехом. – Иногда я думаю, что сам дьявол не захотел бы жить в Пуату. Вассалы королевы Алиеноры считают каждую мелкую жалобу поводом для восстания, в особенности господа из Ла Марша и Лузиньяна. Их нужно поставить на место, и именно для этого меня и послали. Меня должны сопровождать королева и лорд Ричард, ее наследник.

Вильгельм выглядел заинтересованным.

– Ему десять лет, он доставляет много хлопот, но парень многообещающий, – продолжал Солсбери. – Он уже отлично овладел боевым искусством и добился хороших результатов в учебе. Из него получится толковый правитель Аквитании и Пуату, но вначале ему нужно вырасти, а мы должны обеспечить ему это время, – он хитро улыбнулся Вильгельму. – Твоему мечу не удастся поспать в ножнах, после того как мы прибудем на место. – Он увидел, как Вильгельм коснулся рукоятки, и рассмеялся. – Не беспокойся, прежде чем добраться до Пуату, мы насладимся удовольствиями нормандского двора и отпразднуем Рождество в Аржантане. После этого решительное сражение покажется легким, обещаю тебе, – Патрик помолчал, потом спросил: – Ты когда-нибудь видел королеву?

– Нет, господин, хотя я слышал о ее красоте.

– И это правда. Я сказал бы тебе, что нужно охранять собственное сердце, но это бессмысленное предупреждение. Она все равно его заберет, а после нее все остальные женщины покажутся пресными.

Племянник быстро взглянул на него, потом уставился на белый парус, освещаемый лунным светом. Солсбери улыбнулся.

– В чем дело?

– Я собирался спросить, не влюблены ли вы в нее, господин, но потом подумал, что вы посчитаете меня дерзким.

Солсбери откинул голову и расхохотался.

– Считаю, и еще считаю тебя невеждой, но, тем не менее, отвечу. Любой мужчина, который в нее не влюбится, сделан из камня. Но даже и в таком случае, сопротивляясь ее чарам, он треснет посередине.

Вильгельм колебался какое-то время, потом сказал:

– Значит, король Генрих сделан из камня, поскольку ходят слухи, что он променял королеву на любовницу.

– Где ты это слышал?

– От мамы, когда только приехал домой. Она сказала, что разразился скандал из-за открытых ухаживаний короля за дочерью сэра Вальтера де Клиффорда, и говорила, что он осыпает ее всяческими подарками.

Солсбери вздохнул:

– Боюсь, что это больше, чем слух. Король взял дочь Клиффорда в свою постель и впустил в свое сердце. Он всегда брал себе шлюх, но никто из них не продержался дольше недели, а в этом случае все получилось по-другому. Он влюбился, как дурак, а дочь де Клиффорда – не простая шлюха. Он подарил ей дом и серьезно за ней ухаживает, не обращая внимания на жену, и этого Алиенора ему никогда не простит. Это одна из причин ее возвращения в Пуату после Рождества. – Он посмотрел в небо. – Сегодня тихая ночь, племянник, но впереди нас ждут бури.


* * *

Вильгельм постепенно втянулся в жизнь при дворе короля Генриха. Тут многое напоминало жизнь у де Танкарвиля. Точно так же постоянно суетились посыльные, писари, священники, солдаты, слуги и толпы просителей, кошельки которых пустели после взяток привратникам, дворецким и управляющим – чтобы добраться до короля. Вильгельм все еще оставался маленьким зернышком на большой Мельнице. Спал он на соломенном матрасе или на полу в большом зале, перед покоями Солсбери, иногда в шатре, который ставили на свободном месте во дворах замков, которые занимал двор.