На иве набухли почки, и даже розовые кусты выглядели очень даже неплохо. И, конечно же, повсюду зеленела молодая трава. Грядущим летом в Клоузе должен был появиться новый сад – теперь уже Джорджия в этом не сомневалась.

– Мадам! – громким шепотом позвал ее Паскаль. – Мадам, посмотрите! Посмотрите, мадам, там месье, а с ним – маленький Рэли.

Сердце Джорджии на мгновение замерло, и она с трудом обернулась. Картина, открывшаяся ее взору, казалась почти нереальной. Верный Бинкли, осторожно поддерживая Николаса, вел его к скамейке, стоявшей под зазеленевшей ивой. Николас двигался словно лунатик, и при солнечном свете стало еще заметнее, как сильно он похудел. Одежда больше не облегала его фигуру, а висела на нем как на плохом манекене.

– Да верно, Паскаль, – также шепотом ответила Джорджия. – Сегодня очень тихий и теплый день, так что Николасу пойдет на пользу, если он хоть полчаса посидит на солнышке.

– Месье выглядит печальным, – заметил мальчик. – Даже печальнее, чем во сне.

– Ты прав, Паскаль. Но на самом деле Николас любит шутить и смеяться. Поверь, он веселый человек, и ты еще увидишь его таким, когда-нибудь увидишь…

Немного помедлив, Джорджия направилась к мужу. Бинкли, уже усадивший Николаса на резную скамейку, тщательно укрывал его колени теплым одеялом.

– Здравствуй, Николас, – сказала она с улыбкой. – Я очень рада, что ты решил насладиться хорошим деньком. Посмотри, сад начинает возвращаться к жизни. Видишь? А Сирил вон там, ремонтирует стену.

– Приветствую, Н-николас! – крикнул Сирил, и было заметно, что юноше с огромным трудом давался радостный тон. Однако Джорджия была довольна; накануне у нее с Сирилом состоялся довольно серьезный разговор, и она ясно дала понять молодому человеку, что не потерпит даже намека на неприязнь к Николасу, тем более – враждебность. В противном случае, добавила она, двери Клоуза будут закрыты для него навсегда. И как ни странно, Сирил не стал ей перечить.

Джорджия вернулась к клумбе, где Паскаль, не отрывавший взгляда от Николаса, делал вид, что работает.

– Паскаль, перестань глазеть на месье, – сказала она мальчишке. – Веди себя так, будто не происходит ничего необычного. Подай-ка мне вон то растение.

Парнишка послушно опустил глаза, но время от времени продолжал бросать взгляды на Николаса.

– Месье очень смелый, – произнес он некоторое время спустя. – Очень, очень смелый. Мне бы хотелось что-нибудь сделать для него.

– Н-не знаю, что ты м-можешь сделать, – вклинился в разговор Сирил, подходя к груде сложенных неподалеку камней. – Ясно ведь, что у него не все в порядке с головой. Паскаль, помоги мне сложить эти камни в корзину.

– Ты ошибаешься насчет месье, Сирил. Мадам Джорджия сказала, что месье не сумасшедший, просто он находится… где-то далеко. Но я очень люблю его, поэтому мне хочется что-нибудь для него сделать.

– Как можно любить того, кого ты совсем не знаешь?

– Можно. И потом… я его знаю. Мы с месье Николасом встречались – и даже два раза. Правда, в первый раз я был без сознания, а второй раз без сознания был месье. Но скоро сознание вернется к нему, и тогда мы познакомимся по-настоящему.

– Ты еще совсем глупый ребенок, – пробормотал Сирил, бросая в плетеную корзину очередной камень.

– Я не глупый. Посмотри на него, Сирил. Разве не печально видеть в таком состоянии этого сильного и смелого человека? Ему очень больно, неужели ты этого не понимаешь? Я думаю, ты должен найти в своем сердце место для любви к нему.

– Почему я должен любить его? – проворчал Сирил. – Только потому, что он – мой родственник?

– Нет. Потому что ты любишь меня, а я люблю его.

– В этом нет никакого с-смысла, Паскаль, – сказал Сирил, но уже с улыбкой.

– Может быть, для тебя нет, но для меня есть. Очень важно знать, что на свете есть человек, которого ты любишь. Я тебе уже говорил об этом.

– А я тебе говорил, что любовь – опасная вещь. Д-думаю, тебе следует быть б-более разборчивым.

– Если бы все люди были такими разборчивыми и осмотрительными, как ты, тогда вообще никто бы никого не любил. Посмотри на себя: ты не любишь ни своего отца, ни мачеху, не любишь ни своего кузена, ни свою новую тетю. Ты говоришь, что любишь только свою покойную maman и меня. Но ведь меня ты любишь лишь потому, что ухаживал за мной, когда я болел, и эта любовь позволяет тебе чувствовать себя значительным. А если бы ты оказался пассажиром на нашей шхуне, то даже не заметил бы маленького помощника кока.

– Паскаль, я н-начинаю думать, что у тебя не все в порядке с г-головой.

– Ты очень недобрый, и я не буду с тобой разговаривать, пока ты не перестанешь говорить гадости.

Мальчик бросил последний камень в корзину и вернулся к Джорджии; а та изо всех сил делала вид, что не прислушивалась к их разговору, и старалась сохранять на лице полную невозмутимость (разговоры Паскаля с Сирилом всегда были довольно занимательны и, как правило, многое проясняли).

– Джорджия, а можно я дам месье Николасу цветок? – спросил Паскаль.

– Цветок? Конечно, можно. Николас любит цветы.

– Но какой же выбрать?.. Может быть, один из тех новых, красненьких?

– Тюльпан? Прекрасная мысль. Тюльпан – замечательный цветок. Я уверена, что это будет прекрасный подарок для месье.

– Вот и хорошо. И я не скажу ничего такого, что напомнило бы месье о плохом. Обещаю, мадам.

Паскаль подошел к клумбе, аккуратно сорвал цветок и нерешительно подошел к Николасу.

– Месье Дейвентри, – обратился он к Николасу, протягивая ему цветок, – меня зовут Паскаль, и сейчас я живу у вас. Я принес вам тюльпан. Пусть он напоминает вам обо всем добром и хорошем. – Мальчик осторожно вложил тюльпан в руку Николаса и добавил: – Это очень сильный цветок, месье. Несмотря на зимние холода, он каждый год прорастает снова. Когда солнце согревает землю, он просыпается и тянется к солнцу, чтобы поделиться с нами своей радостью. У него прекрасный цвет, правда? Когда я вырасту, обязательно стану садовником. Мадам Дейвентри уже сейчас учит меня, как выращивать разные растения.

Паскаль постоял перед Николасом еще с минуту, потом улыбнулся и не спеша вернулся к своей клумбе.

Николас долго смотрел на цветок. Когда же он, наконец, поднял голову, по его щеке скатилась одинокая слеза.

Джорджия украдкой поглядывала на мужа, не зная, как все это воспринимать. Николас до сих пор не говорил, да и реакции его были все еще замедленными. Бинкли уже несколько дней выводил Николаса в сад, и тот сидел, как всегда, совершенно неподвижный, но все же чувствовалось, что он оживал – так биение жизни ощущалось и в посаженных ею растениях. Именно здесь, в саду, у Джорджии появилась реальная надежда.

Работая, они разговаривали и смеялись; когда же Лили заканчивала хозяйственные дела в доме, она с удовольствием присоединялась к ним, и даже Сирил не чурался общества Лили, на время забывая о том, что он лорд. Теперь тишину старого поместья часто нарушали шутки, смех и веселые разговоры; и то и дело слышался звонкий голосок Паскаля. Джорджии даже начинало казаться, что в Рэйвенс Клоуз вернулась настоящая жизнь.

Шли дни, все усердно работали, и сад понемногу возвращался к жизни. На иве уже распустились бледные зеленые листочки, а фиалки наполнили воздух пьянящим ароматом. Белые звездчатые цветочки камнеломки ниспадали по стене ограды чудесными живописными полотнами, розы украшали центр сада, а белоснежные колокольчики, изящно свисая со стеблей, переплетались в цветочном танце с голубыми звездочками печеночницы. Самосевные лютики разрослись вдоль садовой стены беспорядочным, но ярким ковром, и у Джорджии рука не поднималась их выкопать. Это был хотя и дикий, но все же сад, и ее сердце радовалось каждому новому цветку.

Не меньше Джорджию радовали и перемены, происходившие с Сирилом. Юноша быстро взрослел и больше не позволял себе ни резких замечаний, ни тем более оскорблений; и он все реже выглядел мрачным, хотя порой у него все еще случались приступы мизантропии. Сирил даже изменил свое отношение к Николасу, – возможно, начал понимать, что кузен совсем не тот вероломный негодяй, каким его пытались выставить, а всего лишь несчастный человек, пострадавший в результате трагических обстоятельств.

По всей вероятности, именно Паскаль столь благотворно повлиял на Сирила, поскольку мальчик с детской непосредственностью осыпал Николаса знаками своей любви и преданности, – например, то и дело дарил ему букеты полевых цветов. Николас по-прежнему молчал, но казалось, что мальчика это нисколько не смущало. И Джорджия как-то раз заметила: когда мальчик ушел, Николас начал осторожно перебирать лежавшие у него на коленях цветы. Когда она это увидела, ее сердце запело от счастья. Николас возвращался – теперь она это точно знала.

А случилось «возвращение» на третьей неделе марта, поздно вечером. Она уже крепко спала в своей постели, устроенной на полу, когда ее разбудил крик Николаса и лай Рэли.

– Джорджия… Джорджия, помоги мне! – В голосе супруга звучал неподдельный ужас. – Помоги мне!..

В мгновение ока она оказалась рядом с ним.

– Николас, все в порядке. Все в порядке, не беспокойся.

Его глаза были открыты, и на сей раз они не были пусты, в них металась настоящая паника.

– Джорджия? Господи, ты здесь! Слава богу, ты здесь!

– Конечно, я здесь, здесь с тобой, Николас. Где же еще мне быть?

– Я не знаю… Мне снился сон… сон…

Джорджия заключила мужа в объятия и крепко прижала к груди.

– Все в порядке, Николас, все в порядке, – шептала она. – Ты в безопасности, теперь ты в безопасности. Ты дома, Николас. Наконец-то ты дома…

– О боже!.. Боже милостивый… Так это был не сон, не так ли?

– Нет, это был не сон, но сейчас все в порядке. Все кончилось, Николас. Наконец-то все закончилось.

– Мальчик… Мне так жаль… Я пытался… пытался, Джорджия, но не успел. Да простит меня бог. Бедное дитя…