– Что же мне с тобой делать?! – обернувшись к мужу, в ярости проговорила Джорджия. – Тебе уже немного осталось! Неужели ты хочешь умереть? Ты этого хочешь? Что ж, похоже на то. Потому что в остальном ты в полном порядке, у тебя на теле даже не осталось ни одной сколько-нибудь серьезной царапины. Ну, хорошо. Ты ведь всегда был упрям как осел. И если хочешь умереть, – то давай. И ты можешь наплевать на то, что я люблю тебя и что своей смертью ты разобьешь мне сердце. О, и на сердце Бинкли ты тоже можешь не обращать внимания, хотя он любит тебя как собственного сына. А ведь у тебя есть еще и дядя. Ты сам говорил, что твой отъезд едва не убил его. Так что же с ним сделает твой уход в мир иной? Впрочем, ладно, Николас, продолжай упорствовать в своем идиотском упрямстве. Если хочешь, можешь умереть, оставив в этом мире нескольких людей с разбитыми сердцами. Думаю, мы найдем способ жить без тебя – даже несмотря на то, что наша жизнь уже никогда не будет прежней. Я считаю, что ты поступаешь как безответственный и закоренелый эгоист. Черт возьми, ты мог бы изобразить хотя бы видимость борьбы.

Сделав глубокий вдох, Джорджия подошла вплотную к кровати и вновь заговорила:

– Я просто хочу, чтобы ты знал кое-что, Николас. Если ты умрешь, тролли победят. Не думаю, что я смогу это вынести.

Вернувшись к креслу, Джорджия опустилась в него с протяжным вздохом. Она снова взяла записную книжку своей матери и начала ее просматривать.

Час спустя Николас открыл глаза. Его жена вздрогнула во сне и тут же проснулась. Раскрытая книжка лежала у нее на коленях, и Джорджия поняла, что задремала. Она протерла глаза и пошла проведать мужа. Не заметив никаких изменений, она вздохнула и подошла к соседней двери, чтобы взглянуть на Паскаля. Мальчик крепко спал, а рядом с кроватью спал на мягком матрасе Сирил. Не желая их беспокоить, Джорджия осторожно притворила дверь.

И подошла к камину, чтобы пошевелить уголья. В этот момент ей вдруг показалось, что она слышит чей-то шепот. Джорджия обернулась, но Николас лежал неподвижно, и она решила, что ей померещилось. Она опять повернулась к огню, но тут раздался уже вполне отчетливый шепот:

– Воды…

– Николас! – воскликнула Джорджия. Бросившись к кровати, она сбила по пути тяжеленный стул, но даже не заметила этого. – Николас, как ты?

Его глаза были открыты, и Джорджия на мгновение прикрыла лицо дрожащей рукой, пытаясь взять себя в руки и собраться с мыслями.

– Ох, Николас, слава богу!.. О, слава богу! – У нее от волнения дрожали руки, и она, наливая воду из стоявшего рядом с кроватью кувшина, чуть не уронила стакан. – Вот вода, любимый. Позволь помочь тебе.

Пока Николас с жадностью пил холодную воду, она поддерживала его голову. Потом осторожно помогла ему лечь. Николас был слаб, ужасно слаб. Но главное – был жив и в сознании, а о большем она и не просила.

Закрыв глаза, Николас со вздохом откинулся на подушку. Джорджия, дрожа всем телом, взяла его за руку и присела на краешек кровати. Она не поддалась соблазну и не стала трясти мужа за плечи, чтобы окончательно убедиться в том, что он действительно проснулся. Она просто сидела, держа его за руку и с трудом сдерживая слезы радости. «Николас очнулся, и теперь все будет хорошо», – говорила себе Джорджия, уже не пытаясь сдерживать катившиеся по щекам слезы.

Она все еще сидела рядом с Николасом, когда Бинкли принес горячую воду.

– Ах, Бинкли, – прошептала она, подняв на него опухшие от слез глаза.

Слуга осторожно поставил на стол кувшин и тихо спросил:

– Все кончено, мадам?

– Да нет же, Бинкли! Ничего подобного! Николас очнулся, правда, на очень короткое время. Он попросил воды и выпил целый стакан!

– Хвала Создателю, мадам. Я верил, что так и будет! – Слуга подошел к кровати и внимательно осмотрел Николаса. После чего повернулся к Джорджии и сообщил: – Похоже, сейчас он спит самым обычным сном. И если так, то я должен приготовить овсянку. Когда ваш супруг снова проснется, ему обязательно нужно будет подкрепиться. А потом – обязательно бульон. К счастью, я припас отличные сахарные косточки. Хороший говяжий бульон придаст ему сил и взбодрит. После еды хозяин, конечно же, захочет побриться и принять горячую ванну, чтобы…

Бинкли неожиданно умолк и, на мгновение отвернувшись, утер глаза. А Джорджия невольно улыбнулась. Было очевидно, что даже невозмутимый слуга прослезился от радости.

– Звучит замечательно, Бинкли, но только я думаю, что сначала – бульон. Потому что так будет лучше для его желудка.

– Как скажете, мадам. Склоняю голову перед вашим компетентным мнением. Может, тогда Паскаль поест овсянки.

– Бинкли, а вы ведь уже приготовили кашу, не так ли? Не увиливайте, я точно знаю, что уже приготовили.

Слуга хмыкнул и пробормотал:

– Я решил, что свежая овсянка не повредит нашим больным.

– Конечно, не повредит. Вы очень хороший человек, Бинкли. Николас всегда это говорил. Когда он проснется – будет очень рад, увидев вас. И я уверена, что под вашим присмотром он быстро поправится.

– Надеюсь, что так, миссис Дейвентри. Поверьте, я ни в коей мере не сомневаюсь в вашей компетентности, но есть некоторые деликатные задачи, выполнение которых должно быть возложено на слугу джентльмена. Я готов помочь мистеру Дейвентри, поскольку он, без сомнения, еще некоторое время будет прикован к постели.

– Спасибо вам, Бинкли.

Церемонно поклонившись, слуга удалился. А Джорджия, проводив его взглядом, с улыбкой подумала: «Какой же он деликатный человек, этот мистер Бинкли…»

Николас проспал все утро, и у Джорджии появилась возможность вплотную заняться Паскалем. Когда она вошла в соседнюю комнату, то обнаружила, что Сирил крепко спал, а малыш беспокойно метался, бормоча какую-то бессмыслицу. У него все еще держался жар, а в легких слышались хрипы. Она напоила мальчика травяным настоем, чтобы облегчить дыхание, потом обтерла его прохладной водой.

– Д-джорджия… – позвал Сирил, протирая глаза. – Прости, я нечаянно з-заснул, сейчас все с-сделаю.

– Все в порядке, Сирил. Я почти закончила.

– Ну, к-как он? Ему хоть немного лучше?

– Не думаю, но мне кажется, кризис уже миновал. Немного помогут отвары, а остальное зависит от Господа и самого Паскаля. Но Бог, похоже, уже отметил этого мальчика, так что думаю, нам повезет. Главное сейчас – это позаботиться о его комфорте. Сирил, ты уверен, что дома за тебя не беспокоятся?

– Кто м-может обо мне беспокоиться? – ответил юноша, пожав плечами. – Слуги же знают, куда я направился.

– Да, думаю, что знают. Ладно, тогда оставляю Паскаля на тебя. Николас ненадолго очнулся. Кажется, ему стало лучше. Думаю, ты рад это слышать.

– Вот как?.. – отозвался Сирил, внезапно помрачнев. – Д-действительно, х-хорошая новость…

– Похоже, ты не очень-то обрадовался, – в раздражении проговорила Джорджия. – Она вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Услышав стоны мужа, Джорджия бросилась к его кровати.

– Николас, все хорошо, не волнуйся. Проснись и выпей воды.

Он послушно открыл глаза, и Джорджия радостно улыбнулась – словно получила драгоценный подарок.

– Здравствуй, Николас, – прошептала она ласково. – С возвращением, дорогой.

Он молча смотрел на нее, а она продолжала:

– Мы все ужасно беспокоились за тебя. Ведь прошло целых три дня, представляешь? У меня бульон греется на плите. Сейчас принесу, так как прежде всего тебе необходимо подкрепиться.

Джорджия напоила его бульоном, а потом Николас выпил стакан воды, чем еще раз порадовал супругу.

– Может, хочешь еще поспать? – спросила она. – Знаешь, Бинкли не терпится побрить тебя и искупать. Ах, если бы ты знал, как он беспокоился о тебе. Правда, он, как всегда, необычайно деликатен, не то что я…

Николас по-прежнему молчал, и только теперь Джорджия сообразила, что глаза у него были совершенно пустые. Выглядел он так, словно не узнавал ее и не понимал, о чем она говорила.

От внезапной догадки сердце Джорджии на мгновение замерло. Оказалось, что Николас вовсе не пришел в себя.


Когда Бинкли вышел из спальни, на лбу у него пролегала глубокая складка.

– Мистер Дейвентри не узнает меня, мадам, вы совершенно правы. Лежит с открытыми глазами, но на самом деле ничего не видит. Однако он все слышит и даже реагирует на самые простые просьбы. Я без труда смог побрить и искупать его, но у меня осталось ощущение, что я брил и мыл не живого человека, а его оболочку.

– Вам это о чем-нибудь говорит, Бинкли? – спросила Джорджия, нервно расхаживая по комнате.

– Право, не знаю, что и ответить, мадам. Я в полном замешательстве. Мистер Дейвентри всегда отличался здравомыслием, но сейчас… Я и в самом деле озадачен.

– Я тоже, Бинкли. Но ведь у этой загадки есть какое-то объяснение… Я думала об этом не меньше часа. Николас в состоянии испытывать элементарные потребности. Например, он чувствует жажду. Без сомнения, скоро сможет испытывать чувство голода. Я полагаю, его физическое состояние восстановится в самое ближайшее время, – но вот что же у него с головой?.. И ведь ничто не указывает на то, что он ударился ей, хотя… говорят, подобные травмы могут проявляться самым странным образом, но думаю, что это – не тот случай.

– О чем вы говорите, мадам?

– Ох, если честно, то сама не знаю. Но все это очень странно. Возникает ощущение, что разум Николаса оставил его тело. И если попытаться взглянуть назад… Похоже, это случилось в тот момент, когда он потерял сознание, вытащив из воды Паскаля.

– Господин лишился чувств от общего упадка сил, – сказал Бинкли. – В подобной реакции нет ничего необычного.

– Да, согласна. Но вот в том, как Николас рвался спасать Паскаля… В этом было что-то необычное, не так ли? Мне говорили, что Николас бросился в воду словно безумный. С ним никто не мог справиться, и остановить его было просто невозможно.

– Да, верно, – кивнул Бинкли.