Кэтрин Кингсли - Величайшая любовь

– О боже! – Николас подошел к постели, сдернул простыню и завернул в нее бедное животное. – Подожди здесь. Я сейчас вернусь.

Ему потребовалось не больше минуты, чтобы отнести сверток вниз и оставить в одной из комнат. Он избавится от него завтра, а сейчас…

Николас быстро вернулся, налил в тазик немного воды, ополоснул руки и подошел к жене. Заключив ее в объятия и крепко прижав к груди, он проговорил:

– Джорджия, милая моя, мне очень жаль, ужасно жаль…

В ответ она молча уткнулась лицом ему в плечо. Николас тотчас подхватил ее на руки и понес в свою спальню – он не хотел, чтобы она сейчас оставалась в этой комнате.

В камине жарко пылал огонь, и тонкие струйки ароматного дыма уносились в недавно прочищенную трубу. Николас опустился в кресло, по-прежнему держа жену на руках. Джорджия снова уткнулась лицом ему в плечо, и он чувствовал, что она с трудом сдерживала слезы.

Крепко обнимая жену, Николас поглаживал ее по спине и шелковистым волосам, затем прижался щекой к ее щеке. А Джорджия словно оледенела; должно быть, она уже научилась сдерживать свои чувства, не давая выплеснуться наружу ни страху, ни отчаянию. Наверное, она таким способом пыталась защититься от окружавшего ее жестокого мира. Николас прекрасно это понимал, он и сам обладал подобным арсеналом защиты. Но ему больно было видеть Джорджию такой уязвимой, такой страдающей… Ведь ее чудесную мечту только что замарали кровавой реальностью…

– Джорджия, дорогая, – прошептал он, – Джорджия, послушай меня. Это чья-то жестокая шутка, вот и все. Страшная и жестокая шутка.

Она молчала, и Николас вновь заговорил:

– Я уверен, что это «послание» предназначалось мне. Я не знаю, каким образом кому-то удалось незамеченным пробраться в дом, но вечером мы засиделись в столовой, помнишь? Поверь, любимая, ты в полной безопасности.

Он почувствовал ее движение и понял, что она попыталась кивнуть.

– Я никому не позволю причинить тебе боль, – продолжал Николас. – Дорогая, обещаю. И не бойся, Джорджия. Прошу тебя, не бойся. Мне невыносимо думать, что этот жестокий поступок мог отнять у нас то небольшое счастье, которое мы здесь обрели.

Тут она вдруг подняла голову, и их взгляды встретились.

– Поверь, Николас, этого никто у нас не отнимет, – проговорила она решительно. – Никто не отнимет у нас Рэйвен Клоуз. И меня никто не запугает – кто бы ни пытался это сделать.

– Да-да, конечно, дорогая! Никто!.. – Николас взял лицо жены в ладони, отводя большими пальцами волосы с ее висков. – Ты права, милая, никто не отнимет у нас наш дом. И откуда бы ни пришло это нападение, мы смело встретим его.

– Ох, Николас, эта кошка… бедненькая… Как можно быть таким жестоким? Зачем это сделали?

– Не знаю, милая. Но знаю, что есть люди, которые совершают самые жестокие поступки по совершенно необъяснимым причинам. И я постараюсь все выяснить. Жаль, что тебе пришлось увидеть такой ужас… – Николас крепко прижал жену к себе и снова стал поглаживать ее по спине, избегая, однако, более интимных прикосновений.

– Извини, что устроила такой переполох, – пробормотала Джорджия. Но я… Ах, когда я отдернула покрывало и увидела там эту бедняжку… Она ведь кормит… кормила котят. Как же они теперь без нее?

– Что-нибудь придумаем.

Николас пытался говорить ровным голосом, но теперь, когда прошел первый шок, его сердце переполнялось гневом. К тому же он теперь, кажется, догадывался, кто сотворил это злодеяние и с какой целью. Но Николас не собирался делиться своими догадками с женой. На нынешнюю ночь с нее достаточно переживаний.

– А почему ты так долго не ложилась? – спросил он, пытаясь как-то отвлечь ее. – Я думал, что ты сразу же ляжешь спать.

– Я решила заняться шитьем. Мне хотелось закончить одну работу.

– Джорджия, ты слишком много работаешь. Тебе следует побольше отдыхать и высыпаться.

– Чтобы выспаться, мне хватает и нескольких часов. И потом, мне нравится шить. Сейчас, когда я уже не должна день и ночь работать на чужих людей, это занятие меня успокаивает.

– Ты меня удивляешь, – пробормотал Николас, прижимаясь щекой к ее волосам.

– Ты мне это уже не раз говорил. Но я не понимаю, что именно тебя так удивляет.

– На объяснения потребовалась бы целая ночь, но мне кажется, что тебе лучше поспать. Оставайся здесь. Завтра мы найдем для твоей постели чистую перину. А я сейчас прекрасно устроюсь в этом кресле.

– Ты такой добрый и внимательный, – прошептала Джорджия. Она подняла руку и нерешительно коснулась щеки мужа. – Спасибо, Николас. Спасибо за заботу.

– О, Джорджия… – Он невольно вздохнул. Ему хотелось прижаться губами к ее губам и накрыть ее тело своим, чтобы в любовном угаре она забыла об этом происшествии. Но Николас знал: подобный порыв будет непоправимой ошибкой. Сейчас он должен был оставить ее в покое. Однако тело его требовало совсем другого, и он ничего не мог с этим поделать.

«О, милосердный Иисус, – мысленно взмолился Николас. – Помоги мне, помоги мне, Боже, в этот час».

Но Бог не ответил ему, и Николас, тяжко вздохнув, осторожно поднялся и отнес Джорджию в постель, потом тщательно укрыл ее.

– Надеюсь, сейчас ты сможешь уснуть, – прошептал он.

Джорджия улыбнулась.

– Думаю, что смогу.

Она повернулась на бок и по-детски заложила ладони под щеку. Николас наклонился и поцеловал завиток волос у ее виска. Напоследок еще раз взглянув на нее, он взял второе одеяло, лежавшее у изножья кровати, и устроился в кресле.

– Спокойной ночи, Николас, – сказала Джорджия.

– Спокойной ночи, – ответил он, стараясь ничем себя не выдать, хотя в этот момент жизнь для него была не лучше геены огненной. – Приятных снов.

– Спасибо. Ты был так добр ко мне. Я тебе очень благодарна.

– Даже не думай об этом, прошу тебя, дорогая.

Николас закрыл глаза и снова вздохнул, зная, что ему предстояла бессонная ночь – и дело было вовсе не в этом треклятом кресле.

Минуту спустя его осенила внезапная догадка, он вдруг понял нечто очень важное… Хотя его чресла молили об освобождении, сердце нуждалось в большем. Да-да, Николас Дейвентри влюбился в собственную жену, которая, похоже, до сих пор любила покойного фермера по имени Багги Уэллс.

Сделав это открытие, Николас, как ни странно, почти сразу уснул.

Джорджию разбудил шум проливного дождя. Она села в постели, не сразу сообразив, где находится. Потом увидела мужа, спавшего в кресле, и все вспомнила.

Николас же спал, вытянув ноги, – он пристроил их на низенькой банкетке, – а голова его покоилась на жесткой диванной подушке. И слышалось его ровное дыхание, напоминавшее тихое похрапывание. Джорджия невольно улыбнулась. Николас очень ей нравился, и она считала, что за время жизни под одной крышей уже хорошо узнала своего супруга. Но того, что он храпел во сне, она все-таки не знала.

Подтянув к груди колени и опершись на них подбородком, Джорджия стала наблюдать за мужем. Почему-то спящие люди казались очень уязвимыми… Конечно, она никогда не стала бы использовать это слово применительно к Николасу, но именно таким он выглядел в этот момент. К тому же – взъерошенные волосы и темная щетина на щеке. И только сейчас Джорджия заметила, что муж уже успел переодеться, сменив ночное одеяние на брюки и рубашку.

Ах, он с таким пониманием отнесся к ней прошедшей ночью… И был так ласков и деликатен… Утешил, а затем уложил ее в свою постель, укрыл одеялом и даже поцеловал.

Джорджия тихонько вздохнула, внезапно вспомнив свой сон. Ей снилось, что Николас все еще держит ее в своих объятиях, крепко прижимая к своей широкой груди. Ей очень нравились его крепкие, но нежные объятия, нравилось чувствовать тепло его тела и нравилось ощущать его крепкие мускулы. И, конечно же, нравилось, как он осторожно поглаживал ее по спине – никогда еще она не испытывала подобных ощущений. В те мгновения, когда страх ушел, Джорджия внезапно поняла, что ей хочется обнимать его в ответ и хочется ощутить его губы на своих губах. Но все же она боялась. Боялась даже несмотря на то, что теперь она точно знала: Николас не представлял для нее опасности. Джорджия боялась, что может возбудить у него желание, и опасалась последствий этого. Но больше всего ее пугали те новые чувства, которые рождались в ее душе и которых она не понимала.

Николас пошевелился и медленно открыл глаза. Потом протер их и, окончательно проснувшись, резко выпрямился. Взглянув на постель, он понял, что жена за ним наблюдала, и несколько смутился.

– Джорджия… Гм… доброе утро, – пробормотал он, откашлявшись. – А что тебя так заинтересовало?

– Ты храпишь, – сказала она с улыбкой.

– Храплю? Нет-нет, не может быть…

– В этом нет никаких сомнений. Возможно, ты храпишь только в тех случаях, когда спишь сидя, но ты определенно храпишь.

Николас ненадолго задумался.

– И тебе не терпелось сообщить мне об этом? Представь, что я сказал бы тебе, что ты тоже храпишь. Что бы ты почувствовала?

– Но я-то не храплю, – невозмутимо ответила Джорджия. – У меня сон не очень крепкий, так что я бы проснулась от собственного храпа.

Николас снова потер глаза.

– Я только что понял одну вещь, – сказал он. – Мы впервые проснулись вместе, и ты сразу берешь быка за рога, не так ли? Ты даже не дожидаешься завтрака – сразу же начинаешь выдавать свои суждения, отличающиеся чрезвычайно странной логикой.

– Странной?.. – Джорджия пожала плечами. Знаешь, мне обычно до завтрака не с кем разговаривать, кроме Лили, которая приносит воду. Оказывается, что это довольно приятно – поговорить с мужем до завтрака.

– В самом деле, милая? В таком случае нам следует делать это почаще.

– А я-то всегда считала, что ты предпочитаешь пить свой чай в одиночестве… – пробормотала Джорджия.

Николас взглянул на нее с удивлением.

– Так вот почему ты всегда спускаешься после меня? Ты думала, что я нуждаюсь в уединении?