– Николас, что случилось?! – воскликнула Джорджия, когда он появился в дверях.

Бледный как мел, муж лишь кивнул ей и стал подниматься по ступеням. Джорджия замерла в раздумьях… Конечно, дело было не в Сириле – тот ушел незадолго до возвращения Николаса, окончательно испортив ей день. Наверное, плохое настроение мужа было как-то связано с дядей. Но, возможно, все дело в Рэйвенсволке – это поместье всегда так влияло на людей. Как бы то ни было, Джорджия была напугана; она никогда еще не видела Николаса таким мрачным. А ведь сегодня утром он был так беззаботен, так весел! Бинкли, вероятно, понял бы, что произошло, и знал бы, как сейчас поступить. Но, увы, он был в отъезде… Ах, что же ей делать?!

Джорджия наконец взяла себя в руки и, поднявшись наверх, решительно постучалась. Спустя несколько долгих секунд Николас открыл дверь. Волосы его были влажными, и капельки воды все еще стекали на расстегнутый воротник рубашки. Полотенце же висело на плече.

– В чем дело, Джорджия? – спросил он с некоторым раздражением.

– О, Николас, дорогой… Что бы там ни случилось, думаю, ты должен мне рассказать. Если тебе необходимо побыть одному, я пойму, однако же… Я просто не могу оставить тебя одного в таком состоянии. Может, я все-таки могу помочь?..

Он уперся обеими руками в дверной косяк и со вздохом пробормотал:

– Ох, Джорджия…

– Да-да, слушаю тебя, – отозвалась она с беспокойством.

– О, Джорджия… – повторил муж, подняв на нее глаза.

И тут она с изумлением увидела на его лице едва заметную улыбку. Это было лишь подобие улыбки, но все же…

– Пожалуйста, Николас, говори. Поверь, мне бы очень хотелось узнать, что произошло.

Его улыбка стала шире.

– Да, я вижу. По правде говоря, Джорджия, ты облегчаешь мне задачу.

– Да, я рада. Но поделись же своими неприятностями. Что с тобой случилось, Николас?

Тут он наконец опустил руки и пробормотал:

– О, черт, извини меня за неучтивость. Пожалуйста, проходи и присаживайся.

Джорджия вошла и села в кресло перед камином.

– Что случилось? – снова спросила она.

– Значит, спрашиваешь, что случилось? – Он вздохнул, вытирая лицо и волосы полотенцем. – Сегодня я встретился с троллем. Столкнулся с ним лицом к лицу, и он почти одолел меня. Ты ведь говорила, что тролли имеют обыкновение возвращаться, не так ли?

– Но там же не было Жаклин, верно?

– Нет, ее там не было, хотя ее ядовитый дух присутствует повсюду. Но на самом деле Жаклин – вовсе не тролль, она лишь его служанка.

– Должно быть, случилось что-то ужасное. Николас, что тебя так огорчило?

– Огорчило? Я бы сказал, покалечило. Но это не важно.

– Нет, Николас, это очень важно. Я никогда еще не видела тебя таким, как сейчас. Прошу тебя, расскажи мне, что произошло.

– Рассказывать нечего. На самом деле ничего особенного не произошло. Меня просто не пустили к дяде, вот и все. – Он сел и начал стягивать сапоги.

Джорджия тотчас наклонилась, чтобы помочь мужу. Он посмотрел на нее с удивлением, но возражать не стал и даже вытянул перед собой ногу, позволяя ей стащить сапог.

– Спасибо, – сказал он с улыбкой. – Ловко у тебя получается…

– Багги никогда не мог сам снять сапоги, – пробормотала в ответ Джорджия. – Вот и наловчилась…

– Почему? – спросил Николас. – Почему не мог сам снять?

– Откуда мне знать? – Джорджия пожала плечами. – Возможно, они были ему тесноваты. Но скажи, почему тебе не позволили увидеть дядю?

– Жаклин так приказала – вот почему. То есть все по-прежнему…

– Знаешь, Николас, я не собираюсь совать нос в чужие дела, но я бы поняла ситуацию лучше, если бы знала, из-за чего вы с дядей поссорились.

Он со вздохом пожал плечами.

– Ох, это долгая история.

– Я никуда не тороплюсь.

С минуту Николас колебался, потом, снова вздохнув, проговорил:

– Хорошо, Джорджия. Полагаю, ты имеешь право это знать. Но сначала мне придется рассказать тебе предысторию. Мы с дядей всегда были очень близки. Разумеется, у нас имелись определенные разногласия, но до серьезного конфликта не доходило. Ну, а потом… Я был в отъезде, когда мой дядя женился на Жаклин. Я не встречал ее прежде, но, вернувшись домой шесть месяцев спустя после их свадьбы, почти сразу понял, что дядя совершил серьезную ошибку. Жаклин вскружила ему голову и готова была воспользоваться этим. Однако она тотчас поняла, что я раскусил ее и что ни о какой приязни между нами не могло быть и речи.

– Неудивительно… – с усмешкой пробормотала Джорджия. – Так что же произошло потом?

– Так вот, Жаклин сразу почувствовала угрозу, – продолжал Николас. – Думаю, опасалась, что я стану настраивать дядю против нее и что в конце концов она утратит свою власть над супругом. И она сочинила отвратительную историю, в которой представила меня пьяницей и распутником. Более того, ей удалось убедить моего дядю в том, что все это – правда. В общем, и меня, и дядю обвели вокруг пальца. Возможно, именно эта лживая история и стала причиной его болезни.

– О, Николас, какой ужас! – воскликнула Джорджия. – Но неужели, зная тебя, твой дядя мог поверить клевете? И что заставило тебя вернуться домой спустя столько лет? Болезнь дяди?

– Нет, я не знал, что он болен. Дядя написал мне короткое письмо, в котором просил вернуться. Полагаю, он осознал свою ошибку, но, скорее всего, я об этом никогда не узнаю. Тем же вечером его хватил удар, и с тех пор его состояние не улучшилось. Наш старый слуга считает, что в результате апоплексического удара его мозг был серьезно поврежден. Дядя никого не узнает и не двигается.

– В самом деле? – со вздохом пробормотала Джорджия. – Может быть, помогут подходящие травы?..

– Ох, Джорджия, поверь, мы ничего не можем сделать. К нему никого не пускают, даже доктора. А нам с тобой уж тем более будет отказано. Таков приказ Жаклин, и похоже, в Рэйвенсволке никто не осмелится его нарушить.

– Как жаль…

– Конечно, жаль. Но хватит об этом. Прошлое – это прошлое, и лучше оставить его в покое.

– Но ты был так расстроен… И ты не можешь похоронить свои чувства, ведь так же?

Николас немного помолчал, потом, пожав плечами, проговорил:

– Дело вовсе не в чувствах, дорогая. Думаю, у всех нас есть свои собственные тролли. И мой оказался чуть сильнее… Но хватит об этом. Лучше расскажи, как прошел день и как вел себя Сирил.

– Так же, как и утром. Весь день молча бродил угрюмый и чем-то обиженный. Слава богу, он в какой-то момент унес свое настроение в лес, заготовив нам целую кучу дров для камина и плиты.

Николас кивнул.

– Это хорошо. Мне жаль, что с ним так сложно, Джорджия, в самом деле жаль. Но я думаю, он изменится к лучшему.

– Надеюсь. Я понимаю, что должна посочувствовать ему, потому что он определенно несчастлив. Но Сирил – словно эгоистичный и злой ребенок, который всех выводит из себя. Множество раз в течение дня я давала себе обещание, что не буду из-за него раздражаться, но все мои благие намерения очень скоро разбивались об открытую неприязнь твоего кузена. – Джорджия улыбнулась. – Спасибо за яблоко.

– Не за что! – Николас тоже улыбнулся. – А теперь извини меня. Я хочу переодеться к ужину. Через пять минут спущусь.

– Да-да, конечно! – закивала Джорджия, вставая. – Я, пожалуй, загляну на кухню и посмотрю, все ли в порядке у Лили. Она хорошая девушка, но за ней нужен глаз да глаз. На ужин снова кролик, но я использовала твое яблоко, чтобы подсластить соус. Надеюсь, ты не против.

– Против? Конечно, нет! Надеюсь, Бинкли привезет из Хоршэма говяжий бок. Молю Бога, чтобы он об этом не забыл. А впрочем… Зная Бинкли, я почти уверен: помощь Господа ему не понадобится. Мы устроим настоящий пир! Черт, я уже ощущаю чудесный вкус говядины, приготовленной на углях. Поверь, я ни в коей мере не умаляю твоих кулинарных способностей, но кролик пять дней в неделю бросит вызов самому неуемному аппетиту.

– Тебе следовало пойти на дипломатическую службу, – ответила Джорджия, скорчив кислую мину. Но, закрыв за собой дверь, она просияла – наконец-то улыбка вернулась на лицо мужа.

Напевая какую-то немудреную песенку, Джорджия спустилась вниз.


Попросив свой ужин пораньше, то есть сразу вернувшись от кузена, Сирил сел трапезничать в мрачном одиночестве. Впрочем, ему нравилось ужинать в одиночестве. А сегодня это было просто необходимо, поскольку его до сих пор тошнило от отвратительно приторного воркования кузена и Джорджии. Он никогда не видел ничего подобного! Какое плебейское, какое вульгарное проявление откровенной похоти! Николас, возможно, всегда был испорченным, но пасть так низко и жениться на женщине, которая ничем не лучше посудомойки из Рэйвенсволка… О боже, какой позор! Уж он-то, Сирил, никогда бы не стал вести себя так, как Николас, хотя кое в чем они с кузеном, возможно, похожи…

Сирил беспокойно поерзал на стуле, старательно загоняя эту мысль в самые потаенные уголки сознания. Увы, об этом невозможно было не думать; стоило хоть чуть-чуть над собой ослабить контроль, и его начинало грызть чувство вины, а лицо тотчас покрывалось пунцовыми пятнами. Да-да, проходя мимо спальни отца, он каждый раз начинал думать о лежавшем за этой дверью парализованном человеке. В последние дни он старался использовать окольные пути, чтобы лишний раз не проходить мимо этой комнаты. Но ведь старик и до того, как его свалил удар, был почти столь же бесполезным, – так что какая разница? И вообще, за что его уважать? Он был никудышным отцом. А жизнь – ужасно несправедлива. Единственной справедливостью было то, что когда-нибудь Рэйвенсволк будет принадлежать ему, Сирилу. Хорошо бы пораньше… Но, к сожалению, от него, Сирила, это не зависело. Что ж, по крайней мере, Николас не сможет наложить свои грязные лапы на Рэйвенсволк. А потом, когда он, Сирил, станет графом, кузен горько пожалеет о своем возвращении! Эта мысль приятным теплом разлилась по сердцу, и Сирил немного успокоился, забывая о неприятных пробуждениях совести – она все же жила в глубинах его души, время от времени просыпаясь и терзая сердце своими острыми зубами. О, как же ему хотелось убить ее, убить раз и навсегда! Ведь только кровь дает освобождение… Порой ему в голову приходила мысль: если бы он мог излить всю свою кровь до последней капли и заменить ее новой, – то получил бы, наконец, долгожданное освобождение. Но это, конечно, глупо. Наверное, именно поэтому в языческих племенах были так популярны жертвоприношения. Кровь животных служила заменителем человеческой крови, и животные символически брали на себя грехи человека. Разве не так?