Она вернулась очень скоро с кувшином воды, отрезом чистого полотна и с мазью в склянке.

– Снимай то, что осталось от твоей рубашки, Николас. Я знаю, что холодно, но ничего не поделаешь.

Он тотчас снял рубаху, и Джорджия осмотрела его грудь. “У него действительно великолепная фигура”, – подумала она, невольно залюбовавшись мужем. Он был необычайно стройным – и в то же время мускулистым. Кроме того, ей очень понравилась полоска черных волос, сбегавшая от груди к животу. А вот у Багги… Его бочкообразная грудь – как и спина – была сплошь покрыта густой порослью волос. Николас же выглядел гораздо приятнее. И ей вдруг захотелось прикоснуться к его груди – совершенно неразумное в данной ситуации желание.

– Жить буду? – спросил Николас.

Немного смутившись, она пробормотала:

– Да, вероятно.

Зачерпнув из склянки немного целебной мази, Джорджия осторожно нанесла ее на царапины. Николас едва заметно вздрогнул и поморщился.

– Что, больно? – встревожилась Джорджия.

– Дело не в этом, – ответил он, с трудом переводя дыхание.

– Нет нужды терпеть боль. Это просто неразумно. Если больно, скажи, и я буду осторожней.

Ее пальцы легонько коснулась его соска, и тот заметно напрягся. Она посмотрела на сосок с удивлением и убрала руку.

– О… – Николас криво усмехнулся. – Да, ты права, Джорджия. Это причиняет боль.

Она окинула мужа внимательным взглядом, затем продолжила накладывать мазь. Ее пальцы ощущали жар его тела, и Джорджии казалось, что жар этот передавался ей.

– Нет, не стоит так осторожничать, – сказал Николас. – Лучше как раньше…

Джорджия взглянула на него, нахмурившись.

– Ты хочешь, чтобы я причиняла тебе боль?

– Ничего, потерплю. Но лучше будет, если мазь проникнет в рану поглубже. Тогда, безусловно, удастся избежать инфекции, не так ли?

– Раны не такие глубокие, Николас. Это всего лишь царапины.

– Всего лишь царапины? Тебе легко говорить. Ты хочешь, чтобы возникло нагноение и я умер? Прошу тебя, Джорджия… Самое главное – тщательность. Разве не об этом ты постоянно мне говоришь? Делай то, что необходимо. Обещаю не орать и не визжать.

Джорджия продолжала втирать мазь, стараясь все-таки не слишком беспокоить мужа; она видела, что ему действительно больно, а один раз он даже застонал. А ведь поначалу царапины казались не такими уж серьезными…

– Ну вот… Этого должно быть достаточно, – сказала Джорджия, неохотно отступая на шаг – ей нравилось ощущать под своими пальцами кожу Николаса. Эти прикосновения, как ни странно, пробуждали приятное чувство, и она, наверное, была бы даже совсем не против его прикосновений.

– Тебе лучше, Николас?

– Да. То есть, нет. О, Джорджия… – Он отвернулся и закрыл лицо ладонью.

– Дорогой, ты уверен, что ничего не повредил… внутри? Тебе очень больно?

Муж издал какой-то странный горловой звук, потом пробормотал что-то о том, что, мол, нужно найти чистую рубашку, и тотчас же удалился. А Джорджия, оставшись одна, снова вернулась к побелке.

Но после этого происшествия Николас, казалось, окончательно простил ее. Он больше не выходил из комнаты при ее появлении и не позволял суховатой сдержанности в разговорах. Джорджия часто замечала, что он наблюдал за ней, и при этом в его взгляде было не только любопытство, но и еще какое-то чувство, которое она не могла распознать. Возможно, то самое, которое появилось в его тревожном взгляде, когда он склонился над ней после того, как она ударилась головой. И Джорджия вскоре поняла: когда он так смотрел на нее, она чувствовала слабость, жар… и какую-то неведомую ей прежде сладкую боль. Но что это была за боль… Этого Джорджия не могла понять.


Николас осторожно положил на уже подготовленное место кусок черепицы. Бинкли привез из Хоршема первую партию строительных материалов, и Николасу хотелось уложить черепицу до того, как слуга вернется со второй партией. Мартин, который отправился с Бинкли, показал ему, как следовало ее укладывать, – это была довольно сложная работа, требовавшая внимания и сосредоточенности, не допускавшая посторонних мыслей, что в данных момент полностью его устраивало.

Но он все-таки отвлекся, когда заметил краем глаза яркий отблеск – казалось, солнечный луч неожиданно отразился от стекла. Николас внимательно посмотрел на лес, стоявший как раз в той стороне, где находился Рэйвенсволк. У него было странное ощущение, что в течение нескольких последних недель за ним следили, и сейчас он, похоже, получил подтверждение тому, что интуиция не обманула его. Но кто же вел за ним слежку? И с какой целью? Может, это Жаклин? Но она ведь уехала в начале января, и ее в ближайшее время не ждали обратно. Причем человек, следивший за ним, был очень осторожен и старался ничем не выдать своего присутствия. Николас нахмурился, пожал плечами и вновь принялся за работу.

Через некоторое время он снова заметил сверкнувший отблеск. На сей раз Николас решил выяснить, что же все-таки происходило. Он быстро и осторожно прошел по крыше, но не воспользовался лестницей, стоявшей у фасада дома, а спустился по задней стене, держась за старые стебли плюща. Вскоре он приблизился к лесу, после чего почти бесшумно зашагал по старой тропинке. Николас знал этот лес как свои пять пальцев и мог легко скрыться от посторонних взглядов.

Наконец, остановившись, он внимательно осмотрелся. Ничего. Абсолютно ничего, только видно было вдалеке Джорджию – та работала в саду большую часть этого теплого утра. Он снова принялся осматривать лес и вдруг увидел нечто странное: чуть выше уровня его глаз находился… ботинок, упиравшийся в толстый сук. Николас сдвинулся немного в сторону и попристальнее вгляделся в густую листву. В следующее мгновение он увидел в кроне старого вяза кузена Сирила, устроившегося на толстой ветке. В руках юноши была мощная подзорная труба, от окуляра которой он, казалось, не в силах был оторваться.

Николас задумался. Выходит, семнадцатилетний парень не нашел более интересного занятия, чем сидеть на дереве и шпионить за своим родственником. Очень странно… Но ему также пришла в голову и другая мысль: возможно, это был прекрасный случай, чтобы наладить отношения со своим кузеном. Сирил решительно отказался ответить на то письмо, которое Николас отправил ему, и до сих пор старался держаться подальше от Коулза.

Но сейчас стало ясно: Сирилу отнюдь не безразлична их с Джорджией жизнь. Впрочем, Николаса не особо волновала причина такой заинтересованности кузена, главное – он поймал его за столь неблаговидным занятием, как подглядывание.

– Доброе утро, Сирил, – сказал он, приблизившись к нему. Молодой человек от неожиданности вздрогнул и едва не свалился с дерева. – Чудесный денек, не так ли?

– О, Н-николас… – заикаясь, произнес кузен, сначала побелев, потом – густо покраснев.

– Ты спустишься – или мне подняться к тебе?

Рот Сирила открылся, потом закрылся. Немного помедлив, он сложил подзорную трубу и, надев на шею кожаный ремешок, откинул свою оптику за спину. Несколько минут спустя юноша спустился на землю.

– Прекрасное убежище, – сказал Николас. – Но сомневаюсь, что мы и вдвоем поместились бы на этом насесте.

Сирил молчал, виновато посматривая на кузена. Николас протянул руку к подзорной трубе.

– Можно? – Он взял инструмент и начал его осматривать. Затем поднес трубу к глазам и навел ее на Клоуз. После чего, вернув трубу Сирилу, заметил: – Тяжеловатая, но служит вполне прилично.

Парень молча кивнул, потом сглотнул, и кадык его судорожно дернулся.

– Знаешь, Сирил, я вот что подумал… – продолжал Николас. – Ты наверняка заметил, в каком бедственном состоянии находится Клоуз. Без сомнения, заметил и то, что мы с Джорджией работаем не покладая рук, чтобы привести поместье в порядок.

Сирил пожал плечами.

– Полагаю, ты с сочувствием относишься ко всему этому. Ведь это поместье по законам наследования связано с Рэйвенсволком, который однажды станет твоим. Нам не хватает рабочих рук, и мы будем благодарны за любую помощь. Но мы не можем платить помощникам, понимаешь? Нам понадобится… кто-нибудь сильный, трудоспособный и достаточно энергичный. – Николас внимательно посмотрел на кузена. – Кто-то вроде тебя. Однако же… Полагаю, просить тебя об этом бесполезная трата времени, верно?

– Ну… д-думаю, я м-мог бы помочь, – пробормотал Сирил, явно смутившись.

В его глазах что-то промелькнуло, правда, Николас не понял, что означал этот взгляд юноши. Но тратить время на выяснение он не собирался. Кто-то должен был взять парня под контроль, и Николас не мог придумать лучшего способа.

– В самом деле? Ты готов нам помогать? Вот это по-христиански… Джорджия будет очень рада. – Он добродушно похлопал Сирила по плечу, отчего юноша слегка пошатнулся. – Пойдем обрадуем Джорджию. А потом ты пообедаешь с нами. Конечно, обед будет скромным, но ты же не можешь работать на пустой желудок…

– Как л-любезно с твоей стороны…

«Похоже, что-то очень его раздражает…», – думал Николас, шагая рядом с кузеном по тропинке.

– Сирил!.. – воскликнула Джорджия с удивлением и поспешила навстречу юноше. Неужели он все-таки решил зайти к ним в гости? Даже не верилось… Но удивляло не только появление кузенов рука об руку, но и их поразительное, почти сверхъестественное сходство. Теперь Джорджия поняла, почему в тот первый день ошиблась и приняла Николаса за Сирила. Но, несмотря на сходство черт и цвета волос, Николас уже был настоящим мужчиной, а его кузен все еще оставался юношей со щеками, окрашенными ярким румянцем. – Как приятно увидеть тебя снова, – сказала она, обращаясь к Сирилу, и тут же бросила на мужа вопросительный взгляд – словно искала подтверждение того, что этот факт и в самом деле можно считать приятным (сама Джорджия не была в этом уверена).

– Действительно приятно, – подтвердил Николас. – Я встретил Сирила в лесу, где он с помощью своей подзорной трубы наблюдал за птицами. Мы разговорились, и очень скоро выяснилось, что мой кузен располагает свободным временем и готов помочь нам. По-моему, это весьма благородно с его стороны?