Ник тщательно изучил свои ногти. «Осторожно, — твердил он себе. — Будь осторожным».

— Ну, первым делом, офицеру надо быть полным дураком, чтобы даже пытаться это делать. Если его поймают, его отдадут под трибунал за измену и, что вполне возможно, повесят.

— Совершенно точно. Поэтому агент и должен найти офицера, но не похожего на вас, а по своей натуре азартного игрока, готового рисковать своей головой за большое состояние, которое могло бы быть депонировано, скажем, в мексиканских банках.

— Что-то вроде пенсии на старость, если допустить, что офицер доживет до преклонных лет?

— Это более чем пенсия. Удаление от дел на восхитительную виллу в Куэрнаваке. Напитки с ромом на закате, компания очаровательных женщин — все самое лучшее.

— Это стоило бы недешево.

— Поэтому я и прошу у вас совета. С вашей точки зрения как американского офицера, какую цену вы могли бы назначить, чтобы фильм вызвал доверие?

Ник разглядывал японского принца.

— Один миллион долларов наличными, — сказал он наконец.

Принц Асака потушил сигарету.

— Это похоже на то, что я имел в виду, — сказал он. — В расчете на выплату по частям с задатком в пятьдесят тысяч долларов.

— Пожалуй, больше подошло бы сто тысяч. Чтобы фильм стал убедительным.

— М-м-м. Я вас понимаю.


— Это божественно, дорогая, — пропела Эрика Штерн, разглядывая отражение своей фигуры во весь рост в большом зеркале спальни на третьем этаже псевдопровинциального дома, обращенного к бульвару Сан-сет. — Совершенно божественно.

— Значит, вам понравилось? — спросила Габриэлла, стоя на коленях и расправляя шов на подоле вечернего туалета, только что законченного по заказу кинозвезды. Работа над ним доставила ей истинное удовольствие и вызвала настоящее вдохновение, которое было совсем не похоже на желание шить платья для Адели, французской куклы маленькой толстой девочки. Теперь она сшила платье для самой Эрики Штерн!

— Нравится ли оно мне? Я — в восторге! У тебя хорошее чувство линии, а линия имеет первостепенное значение. А как оно хорошо сидит! Мне нравится твоя отделка швов по бокам. Оно и эффектное, и элегантное, и простое в одно и то же время. И в нем нет кустарности. Даже Шанель тебе могла бы позавидовать.

— Шанель!? Она — моя богиня. Я не иду ни в какое сравнение с Шанель.

— Не надо себя недооценивать. Нет, оно абсолютно сногсшибательно. Я пойду в нем на церемонию вручения наград Академии.

Габриэлла с удивлением посмотрела на нее.

— Присуждение наград Академии? — повторила она тихо.

— А почему бы и нет? Я бы не смогла найти лучшего платья.

— Вы шутите…

— Габриэлла, дорогая, я шучу, когда говорю о своей карьере, но сейчас я совершенно серьезна. Единственная проблема состоит в том, что я смогу его надеть только в апреле. Но мы можем придумать вот что: сделай мне что-нибудь еще. Да, пожалуй, весь гардероб. А теперь помоги мне его снять.

Габриэлле казалось, что она в чудесном сне. Помогая Эрике снять платье, она едва слышала, что звезда заказывала ей: пляжный наряд для домика на пляже в Малибу, три костюма, два платья для коктейлей, еще одно свободное вечернее платье…

— Эрика Штерн — это произведение искусства, — сказала она, снова разглядывая свое отражение, на этот раз стоя в бюстгальтере и трусиках. — Ей нужен художник, который бы ее одевал, а вокруг их чертовски мало. Жак Дельмас хорошо шьет костюмы для фильмов, но у него нет настоящего шика, настоящего стиля. А у тебя есть стиль, к тому же ты молода, тебя никто не знает, и ты ни на кого не похожа. Ты меня оденешь, а я сделаю тебя самым притягательным молодым дизайнером Америки. Разве тебе не хочется этого, дорогая?

— Ваша фигура — это мечта любого модельера, Эрика.

— Ты хоть понимаешь, что половина мужчин мира отдаст все, чтобы только увидеть то, что ты видишь сейчас?

Она на секунду нежно сжала свои груди. Затем повернулась и посмотрела на Габриэллу.

— Знаешь ли, у меня был муж. В Будапеште, до того, как твой дядя Моррис меня открыл. Насколько я знаю, он и сейчас там. Он — зубной врач. Бывало, он умолял меня позволить ему заняться со мной любовью, а мне доставляло огромное удовольствие ему отказывать.

Она пересекла комнату, подошла к Габриэлле и взяла ее за руки. Улыбаясь, она прошептала:

— Тебе я никогда не скажу «нет», дорогая. А ты мне сказала бы «нет»?

Габриэлла дрожала.

— Вы… меня пугаете, — прошептала она.

— Но ведь бояться-то нечего. Будет так прекрасно, ты и я вместе, бок о бок, пока я целую твои молодые прелести… Сюда, положи руку мне на грудь… вот так…

Габриэлла почувствовала теплую мягкую кожу.

— Пожалуйста, не делайте этого, Эрика… пожалуйста…

Эрика слегка нахмурилась, но отпустила ее.

— Я не должна тебя торопить, моя милочка, — сказала она. — Но в свое время ты узнаешь, что нет ничего более прекрасного, чем любовь двух женщин. А теперь беги домой. И еще, дорогая, — ее тон внезапно стал холодным, — ни слова об этом твоим дяде и тете. Вот так, если ты еще хочешь шить для меня.

Она зажгла сигарету, как только смущенная девушка вылетела из комнаты. Все это было странно, но единственное, о чем могла думать Габриэлла, был ее дедушка Виктор. Как бы он ужаснулся, если бы присутствовал при том, что случилось.


Когда она добралась домой, ее тетя Барбара сообщила волнующую новость:

— Ну-ка, угадай, Габриэлла, что я тебе скажу! Тебе звонил Ник!

— Ник?

— Да, около часа тому назад. Он в городе и хочет пригласить тебя на обед. Конечно, я ему сказала, что не знаю о твоих планах на вечер…

— О, тетя Барбара! — закричала она, взбегая по ступенькам. — Я не хочу добиваться Ника нечестными путями.

— Ты должна ему позвонить! Я оставила его номер возле телефона.

— Спасибо! О Боже, Ник!

Поскольку дети Дэвидов жили в колледже, Габриэлла одна занимала детскую половину дома. Она сбежала по лестнице из верхней гостиной, влетела в спальню и плюхнулась на кровать. Найдя номер, она быстро его набрала.

— Отель «Беверли-хиллз», — ответил женский голос.

«Ну, — подумала она, — он действительно живет с размахом!»

— Младшего лейтенанта Николаса Кемпа, пожалуйста. Я не знаю, в каком номере он живет.

— Одну минуту, пожалуйста. — Ожидание. — Он в бунгало номер три. Я соединяю вас.

— Благодарю вас.

«Еще и бунгало! — подумала она. — И самое дорогое! Он, наверное, выиграл на скачках…»

— Алло!

— Ник, это Габриэлла! Что ты делаешь в городе?

«Не выдавай своего нетерпения, идиотка!» — одернула она себя.

— У меня оставался неиспользованный отпуск, и я подумал, что могу взять недельку. А как ты поживаешь?

— Превосходно! Это фантастический сюрприз… Тетя Барбара сказала, что ты хочешь пригласить меня сегодня вечером пообедать. Когда?

«Тупица, не торопи события!»

Он рассмеялся:

— Ты будешь готова через час? Я за тобой заеду, и мы направимся в «Браун дерби».

— Я буду готова. А… — она запнулась, — как Кэрол?

— Она обручилась.

— О-о.

— С капитаном морской пехоты.

— Ох! Это чудесно! Я хочу сказать… Я сожалею. Я хотела сказать, что я чертовски сожалею! Увидимся через час.

Она повесила трубку и побежала в ванную, чтобы стать неотразимой. У нее появился шанс!


Она пыталась выкинуть из головы лесбиянские заигрывания, но когда вставала под душ, недавние события всплывали в памяти. Она не имела представления, как справиться с этим, и поэтому сама мысль получить клеймо лесбиянки ужасала ее. Однако невозмутимые заверения Эрики, что со временем она не только придет к этому, но ей это понравится, пугали ее еще больше. Она восхищалась красотой Эрики — почему бы и нет? — но ее не привлекала физическая близость. Могло бы это тем не менее стать возможным?

Но все опасения своей скрытой гомосексуальности рассеялись через час, когда Ник подъехал к дому. Она поспешила навстречу ему. Свой старый «форд» Ник сменил на роскошный новый белый «кадиллак» с откидывающимся верхом, и он великолепно смотрелся в хорошо скроенном блейзере и светло-серых брюках.

— Не могу тебе передать, как я рада, что твое обручение не состоялось, — сказала она, беря его за руку. — Теперь я добьюсь тебя во что бы то ни стало!

Он рассмеялся:

— Ты не оставляешь шанса для меня?

— Ни одного. Габриэлла добивается всего, чего хочет. Если я смогла сбросить сто двадцать пять фунтов, я сумею добиться тебя. О-о, где ты взял эту машину? Она великолепна!

Он открыл ей дверцу, затем сел сам, и они поехали.

— Расскажи, что произошло с Кэрол? — попросила она.

Он пожал плечами:

— Все очень просто. Мне казалось, мы любим друг друга. Позавчера она мне сказала, что обручилась с кем-то другим. Вот так-то. И я подумал, черт с тобой, сестричка.

— Мне жаль, что так получилось. Мне жаль не за себя, а тебя. Ты из-за этого себя ужасно чувствуешь?

— Я это переживу. Но если я буду сегодня слегка навеселе, не удивляйся.


Четыре часа спустя, когда они вернулись в тетушкин дом, он действительно был хорошо навеселе. Он припарковал машину и обнял ее за плечи.

— Ты помнишь, в прошлый раз мы сидели в машине? — спросил он.

— В твоем «форде». Конечно, я помню. Но мне эта нравится больше.

— Ты помнишь, что ты мне сказала, когда я попросил разрешения поцеловать тебя? Ты мне сказала «нет», потому что из-за этого тебе стало бы хуже потом. Мне твои слова очень понравились. Я думал, ты просто влюбилась, но я ошибся, верно?

Она заглянула в его налитые кровью голубые глаза.