— Добро пожаловать в мой дом, — произнес он на ломаном английском. — У вас не было неприятностей? Я имею в виду, с отцом?

— Не очень большие.

— Хорошо, когда молодые покидают родное гнездо. А ты, Джанни, — доктор угрюмо взглянул на сына, — вместо учебы в колледже только и знаешь, что валяешься в постели, читаешь бульварные журнальчики и без конца мечтаешь о девушках. Эх, говори не говори, все без толку… — Он поднял руку, словно хотел шлепнуть Джанни, но тот, ухмыляясь, даже не попытался уклониться. — А ну-ка убирайся отсюда. Мне надо поговорить с Виктором. Садись, сынок.

Он подвинул Виктору стул, и тот сел. Джанни, уже у двери, подмигнул новому постояльцу:

— Если захочется вечером со мной в Вильямсбург, скажи.

С этими словами он вышел.

— У моего Джанни, — старый доктор тяжело вздохнул, — неплохая голова, но он не желает ею пользоваться. Одни девки на уме. В его возрасте я тоже думал о девчонках, как же без этого, но не забывал об учебе и работе… Видишь ли, Виктор, Джанни — одна из причин, по которой я рад принять тебя в свой дом. Английский у Джанни еще хуже моего, потому что здесь мы всегда говорим по-итальянски. Это плохо, понимаешь? Все мои пациенты итальянцы, мои друзья и друзья Джанни тоже… Плохо. Но вот появляешься ты, симпатичный молодой сицилиец из хорошей семьи с прекрасным, совсем без акцента английским, отличными манерами, трудяга… Ты сделаешь мне большое одолжение, если… как это говорится?.. покажешь пример Джанни, понимаешь? Научишь говорить по-английски так же хорошо, как говоришь сам, может быть, заставишь его интересоваться чем-то, кроме девчонок… Будь его мать жива, ей, наверное, удалось бы на него повлиять. Она была доброй женщиной, упокой Господь ее душу. У меня же нет времени заниматься Джанни, к тому же по-английски я говорю неважно. Ты выполнишь мою просьбу? В свободное время, разумеется.

— Я постараюсь, доктор.

Толстяк улыбнулся:

— Хорошо. Ты славный юноша, я рад видеть тебя в своем доме. — Он похлопал Виктора по руке. — Мы ужинаем в шесть. Уверен, еда тебе понравится. Что ж… Иди наверх, миссис Лукарелли покажет тебе твою комнату. Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне только знать. О'кей?


Виктору отвели комнату на втором этаже со стороны фасада, чистую, без единого пятнышка, с великолепным видом из окна на реку и город. В комнате стояла латунная кровать под белым покрывалом, у стены — мраморный туалетный столик, над которым висело зеркало и фотография римского Колизея в рамке. Распаковав вещи, Виктор снял туфли, плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Просьба доктора «стать примером» для Джанни, хотя и неожиданная, показалась молодому человеку интересной. Ему удалось сойти с «новой тропы», по крайней мере на время. Теперь он среди своих. Доктору Диффате, олуху Джанни и миссис Лукарелли было далеко до светских Декстеров, но, несмотря на все недостатки, это были друзья.

Какая ирония судьбы: после десяти лет жизни на положении «вопа» к нему наконец стали относиться как к образцу для подражания.

Глава 7

— У тебя, Виктор, как всегда, все сошлось до единого пенни. Если когда-нибудь будет иначе, значит, близок конец света.

Эти слова произнес Говард Кэнтрелл, старший кассир «Декстер-банка». Виктор уже закрыл свое окошечко и, по принятому в банке правилу, начал «снимать кассу», то есть подсчитывать наличность и чеки в ящике кассы, а также суммы, проставленные в квитанциях выдачи и приема денег; полученные цифры требовалось сопоставить с суммой наличности, имевшейся в кассе утром. В начале дня у Виктора было пять тысяч долларов. «Сняв кассу», Виктор отнес свой денежный ящик по мраморной лестнице в огромное помещение в подвальном этаже, где мистер Кэнтрелл обычно проверял его подсчет и запирал наличность на ночь. Мистер Кэнтрелл, добродушный человек за пятьдесят, с худым лицом, в толстых очках и с редкими волосами, работал на Декстера уже двадцать семь лет. Получая отличное, по банковским меркам, жалованье — семь тысяч долларов в год, он жил в хорошем доме в Челси на Манхэттене с женой и незамужней дочерью, в свободное время выращивал орхидеи и пел в местном церковном хоре. Кассирами обычно работают мужчины сухого бухгалтерского склада. Мистер Кэнтрелл был приятным исключением.

— Сегодня денег забирали больше, чем всегда, — сказал Виктор.

— Обычное дело в это время года. Незадолго до Пасхи люди начинают чувствовать потребность потратить деньги и покупают что-нибудь для дома, новую шляпку для жены, короче, это нормально, особенно после такой холодной зимы, как нынешняя. Кстати, мистер Декстер просил тебя заглянуть к нему перед уходом.

— Спасибо.

Виктор пожелал мистеру Кэнтреллу всего хорошего и поднялся по лестнице на первый этаж. Основу клиентуры частного «Декстер-банка», заведения консервативного, гордившегося своей исключительностью, составляли представители тесного мирка старых нью-йоркских семейств, которые вели с ним дела многие годы. Виктор считал детище Огастеса слишком консервативным, потому что с тех пор, как Нью-Йорк буквально взорвался энергией и напором миллионов иммигрантов, банк упускал огромные возможности увеличить клиентуру. Но, поскольку Виктор был всего лишь кассиром, никто не интересовался его мнением. Однако, молодой человек решил обязательно довести его до сведения руководства банка.

Пройдя через «площадку», то есть ту часть зала, где сидели, ревниво оберегая порядок, дававший им хлеб насущный, ведавшие ссудами служащие, он вышел в коридор, который вел к кабинетам руководителей банка.

Консервативный в отношении финансовой политики, Огастес Декстер был на удивление прогрессивен во всем, что касалось технических достижений. Его банк одним из первых провел электричество и телефонную связь, первым закупил пишущие машинки (и это было немалой победой, поскольку большая часть клиентов, считая напечатанную корреспонденцию «ниже своего достоинства», в штыки встретила отказ от изящной каллиграфии). Кроме того, Огастес оснастил банк новейшими системами безопасности и даже скрытыми фотоаппаратами, которые в случае надобности могли бы сделать снимки грабителей; это нововведение Декстер позаимствовал у Французского банка, который ввел его в практику одиннадцать лет назад. Прогрессивный в техническом отношении, «Декстер-банк», по мнению Виктора, все еще топтался на месте с точки зрения финансовой политики.

Мистер Гримзби пропустил молодого человека в кабинет президента. Виктор приблизился к столу, за которым Огастес изучал какие-то документы. Он поднял голову и снял пенсне:

— А, Виктор, присаживайся.

Виктор сел.

— Я получил просьбу о ссуде от некоего Сальваторе Вольпи, — сказал Огастес. — Он живет… — Банкир заглянул в бумагу — На Гарфилд-плейс в Бруклине. Просит две тысячи долларов на расширение своего бакалейного бизнеса. Одним из поручителей назван доктор Марио Диффата. Думаю, это не простое совпадение, что поручитель твой домохозяин?

— Нет, сэр. Это я посоветовал Вольпи обратиться за ссудой в ваш банк.

— Понимаю. Значит, ты знаком с Вольпи?

— Да, сэр. А доктор Диффата хорошо известен в итальянской общине не только благодаря медицинской практике, но и как один из деятелей Сицилийского союза.

— Что это такое?

— Это организация итало-американцев, которые хотят помочь новоприбывшим иммигрантам. Доктор Диффата брал меня с собой на несколько заседаний этой организации. Одна из самых больших проблем, с которой сталкиваются эти люди, — это где взять деньги, чтобы начать свой бизнес или, как в случае с Вольпи, расширить его. Вольпи хороший человек, основательный, работящий. Он пожаловался доктору Диффате, что не может получить ссуду, поскольку банки не хотят давать деньги иммигранту.

Огастес снял пенсне и положил на стол:

— Ты всерьез ожидал, что мы пойдем на это?

— Я подумал, что можно попробовать. Перед банком, готовым вкладывать деньги в этих людей, несмотря на то что, по общим понятиям, это рискованно, открываются огромные перспективы.

— Гм… Не исключено, что ты прав, но, полагаю, «Декстер-банку» придется отказаться от этой замечательной возможности. Просьба Вольпи о ссуде отклонена.

Виктор увидел, что Огастес, черкнув что-то на бумаге, отложил ее в сторону. Внутри молодого человека все кипело. «Ты старый дурак, — думал он. — Ты проклятый слепой старый дурак».

— Это все, сэр?

— Да. Только еще одно: на будущее прошу тебя ограничить свою деятельность в банке тем, за что тебе платят, — обязанностями кассира.

Виктор сжал зубы:

— Мне жаль, что вы считаете мое предложение увеличить число клиентов попыткой вмешаться не в свое дело.

— «Декстер-банк» гордится тем, что его клиенты принадлежат к высшим слоям общества, Виктор. Мы намерены и дальше идти тем же путем. Всего доброго.

Виктор не двинулся с места.

— Я сказал: всего доброго, Виктор.

— Я увольняюсь из банка, сэр.

Огастес прищурился:

— Что ты сказал?

— Не вижу смысла работать в банке, который не видит дальше своего носа. Поэтому ухожу.

Его приемный отец напрягся:

— Ты этого не сделаешь! И мне не нравится твой оскорбительный тон!

Виктор подошел вплотную к столу и оперся кулаками на его полированную поверхность.

— Мистер Декстер… Нет, черт возьми, отец, потому что я ваш сын, хотите вы этого или нет… Выслушайте меня хотя бы раз в жизни. На занятиях по банковскому делу в вечерней школе, оплаченных вами же, мне говорили, что банки должны служить обществу, давая возможность людям хранить деньги в надежном месте и получать ссуды в законном порядке. Но, черт возьми, в Нью-Йорке все не так, потому что большая часть банков, вроде нашего, не хотят ничего делать для тех, кто беден и грязен, для «макаронников», для евреев… О, жизнь в Бруклине по-настоящему открыла мне глаза! Вы знаете, что лишь меньше пяти процентов итальянцев имеют счет в банке? Большинство их, в страхе перед банками, хранит свои небольшие сбережения в матрацах или жестянках, зарытых на задних дворах, совсем как в Италии. И почему? Потому, что у банков не хватает воображения вовлечь этих людей в свою деятельность! Вы можете насмехаться над ними, потому что сейчас они бедны, но они могут стать богатыми, если получат хотя бы самый маленький шанс! Они приехали в Америку в поисках лучшей жизни и будут работать ради этой цели, не жалея себя. Для вас ничего не значат ни мой характер, ни ум, но все же скажу вам: я бы поставил все свои небольшие деньги до последнего гроша за то, что Вольпи вернет ссуду, и с хорошим процентом! Если из-за своего проклятого снобизма и недоброжелательности вы не хотите дать бедняку шанс, как должно было бы быть в этой стране, то я не думаю, что у «Декстер-банка» есть будущее, и не хочу иметь с ним ничего общего.