Дни проходят, и установился своего рода ленивый ритм. Мы спим до момента, пока один из нас не проснется, занимаемся любовью, потом снова засыпаем. Едим, когда голодны. А когда возбуждены, снова трахаемся, что происходит постоянно и по всему дому. Мое любимое место на террасе, где солнце золотит тонкую кожу Софи, а ее крики эхом отзываются от скал.

Если чувствуем особый энтузиазм, берем «Феррари» или «Веспу», которую, несмотря на первоначальную панику, она теперь любит, и едем в город исследовать его. И мы спорим. Обо всем: где поесть, где закупиться, как быстро мне ехать на скутере. Итальянцы одобряют, понимая, что это прелюдия.

И действительно, нет ничего более привлекательного для меня, чем глаза Софи, которые сверкают умом и растущим желанием, ее щеки пылают, а грудь поднимается и опускается с каждой словесной пикировкой. Клянусь, большую часть времени я брожу наполовину твердым или с полноценным стояком. Но это точно того стоит.

По молчаливому соглашению ежедневно мы находим время заниматься каждый своим делом.

Хотя Софи общительна там, где я скрытен, обоим требуется минутка, чтобы восстановить силы. Даже когда путешествовали и застряли вместе в автобусе, мы находили способ дать друг другу пространство. Теперь у этого есть свои преимущества, так как наши воссоединения намного слаще, ведь несколько часов порознь больше похожи на недели.

Вот и сейчас я один, жду. Софи уехала в город с дочкой Мартины, Элизой. Поскольку мой телефон конфискован, Софи не может мне написать, но я уверен, что скоро она вернется. Не понимаю, откуда у меня такая уверенность, я просто знаю.

Спустя считанные минуты на подъездной дорожке я слышу машину Элизы.

Передвижение Софи легко отследить: женщина двигается как мародерствующий йети. Входная дверь открывается и захлопывается, туфли с грохотом падают на пол. Она напевает Ruby Tuesday, не попадая в тональность и неверно произнося текст.

Я борюсь со смехом.

— Солнышко? — раздается ее счастливый голос. — Ты где?

Получаю полнейшее удовлетворение от того, как Софи, приходя домой, в первую очередь ищет меня.

— Твоя речь ужасна, — отзываюсь, борясь с улыбкой. Есть некое очарование в том, чтобы скрыть всю полноту моего счастья. Я позволяю ему нарастать, пока она топает по ступенькам.

— Ты хочешь меня не из-за речи, — говорит она, находясь на вершине ступеней.

— У твоих сисек и задницы, несомненно, преимущество.

— Не стесняйся показать им свое расположение.

Она становится в дверном проеме спальни, синий сарафан помялся, розоватый свет заката, пробивающийся сквозь широкие двери, отражается в золоте ее волос.

Слова застревают в горле, а дыхание спирает.

Я не поэт, но теперь хочу им стать. Хочу отдать должное ее красоте и тому, как она наполняет меня странной смесью полного покоя и всепоглощающей потребности.

С Софи так всегда. Глядя на нее, одновременно и хочется притянуть ее ближе, лелея, будто это последний день нашей жизни, и бросить ее на кровать, трахать, пока не сотрется член. Что довольно извращенно, полагаю.

Не важно. Не тогда, когда она смотрит на меня так, словно хочет того же. Но потом ее сладкое личико хмурится.

— Ты работаешь.

Трудно отрицать, держа в руке контракт.

— Просто немного легкого чтения.

Пока Софи была в городе, я ходил на пробежку. Как только вернулся, выпил протеиновый коктейль и принял душ, прежде чем развалиться на кровати в боксерах и прочитать контракт. Я не рассматриваю это как работу, потому что лишь скольжу взглядом по документу.

Софи, кажется, не согласна.

Она упирает руки в бока.

— Мне стоило проверить твои сумки на предмет контрабанды. Предполагалось, что ты будешь расслабляться.

— Принудительный отдых — это оксюморон. — Я возвращаюсь к чтению, зная, что ее это возбудит. Я чертовски люблю, когда Софи заведена. Результат всегда голый, потный и в мою пользу. — Кстати, это стандартный документ, ничего слишком сложного или детализированного.

Она вздыхает.

— И что мне с тобой делать?

Трахни меня. У меня есть потребности.

— Забирайся в постель и почитай что-нибудь рядом со мной.

Она делает шаг в мою сторону, но останавливается.

— На тебе очки.

В ее голосе слышится подавляемая нотка вожделения, что заводит и меня самого. Я не отрываю взгляд от контракта.

— Так случается, когда кто-то нуждается в очках для чтения.

— Умник. Я тысячу раз видела, как ты читаешь, но ты никогда не надевал очков.

— Я ношу линзы. Но сегодня мои глаза особо чувствительны.

Полагаю, это как-то связано с утренним походом с Софи в бассейн. Это был своего рода эксперимент, проясняющий, как долго я могу задерживать дыхание. Мы рассмеялись и с большим энтузиазмом принялись за дело.

— Тебе всегда стоит надевать очки во время чтения, — говорит она, направляясь ко мне. — И я имею в виду всегда-всегда.

Знал ли я, что Софи благосклонно отнесется к моим очкам для чтения? Нет. Но по широко раскрытым глазам со слегка мечтательным взглядом я почти уверен, что она их оценила. Я являюсь мужчиной в достаточной степени, чтобы признаться, что хочу ее соблазнить.

Она садится на кровать, и ее теплое бедро располагается рядом с моим. Мое тело приходит в состояние боевой готовности, но я этого не показываю. Пока нет. Не так проходит наша игра.

Боже упаси, если я больше не буду играть с Софи. Это одна из лучших частей моего дня.

— Знаешь, — произносит она, проводя пальцем по моей коленной чашечке, — существует «Тамблер». Горячие парни в очках...

— Даже не думай о том, чтобы сделать снимок.

Я притворяюсь, что не обращаю внимания на то, как ее прикосновение посылает волну похоти прямо к члену. Гиблое дело. И знаю, что она видит мой растущий интерес. Она движется выше.

— Что насчет горячих читающих парней? Они даже выпустили книгу. Ты — однозначно кандидат на обложку.

Я смотрю на нее поверх очков. Она бросает на меня дерзкий взгляд, наклонив голову и поджав губы. Ненасытность горячим обручем сжимает живот и делает резкий рывок. Член быстро подскакивает.

Софи облизывает нижнюю губу, не разрывая зрительного контакта.

— Ты играешь нечестно, Солнышко. — Ее голос становится хриплым. — Я не могу принять молчаливый упрек в сочетании с этими очками. Ты заставляешь меня воспламениться.

— Хм. — Возвращаю взгляд к контракту, как будто я не твердый как чертов барабан. Награда будет намного лучше, если я заставлю Софи заработать ее. — Только я не понимаю, по какой такое причине это моя проблема.

— О, нет?

Кровать скрипит, когда она подползает ближе.

Мой член пульсирует в такт сердцу и некомфортно толкается в трусы.

— Это вредит только тебе, — говорю я. — И лучше тебе что-то с этим сделать.

Ее низкий смешок прокатывается по моей коже. Шелковистые волосы щекочут мою грудь, пока она пробирается под документы, которые я держу. Да, милая, добро пожаловать в мой кабинет.

— И этот огромный стояк под тем, что называется... — она бросает взгляд на контракт в моей руке, — лицензионное опроцентование?

— У меня страсть к деталям, — бормочу я, дыхание прерывается, когда она прикасается легким поцелуем к моей груди.

— Тогда... — Она снова меня целует. — Не позволяй мне тебя сдерживать.

Я притворяюсь, что читаю, пока она медленно, тщательно прокладывает поцелуи по моей груди. Каждое прикосновение ее губ к коже заводит меня еще больше. Нежность, смешанная с жаром, словно она одновременно поклоняется и наслаждается мной, заставляет сердце сжиматься, а член — пульсировать.

Она щелкает языком по соску, мои руки начинают дрожать, дыхание прерывается.

— Боже, ты сейчас такой горячий, — произносит она.

Софи ловит зубами мой сосок и тянет.

Я бормочу, жидкий жар охватывает мои бедра. Контракт падает на кровать, моя голова с глухим стуком ударяется о стену.

Она спускается ниже, прослеживая выпуклости моего пресса.

— Так. Охренительно. Сексуально. — Каждое слово подчеркивается поцелуем. — Габриэль, я хочу, чтобы ты трахнул меня в этих очках.

Эта женщина меня убьет.

Я тяжело сглатываю, обретая голос.

— Будешь хорошей девочкой, я, возможно, так и сделаю.

Я не упускаю того, как сжимается ее попка в форме персика. Что-то примитивное и низменное зарождается внутри. Голос становится грубее.

— Достань мой член. Ты станешь сосать его.

Из ее горла раздается негромкий звук, и я знаю, что добрался до нее, что отражается на мне самом. Моя кожа настолько горячая, что я едва ли могу дышать.

Руки Софи скользят к боксерам, поддразнивая. Член грубо толкается в ткань, и она стягивает резинку с талии. Пульсирующий кончик цепляется за нее. Женщина высвобождает меня, настолько твердого, что член шлепает по животу.

— Люблю этот звук, — шепчет она.

Хорошо. Он только для тебя.

— Возьми его в руку.

Теплыми пальцами она обхватывает меня и сжимает. Мои глаза практически закатываются. Сглатываю стон, поднимая навстречу ей бедра.

— Мягче, — задыхаюсь я.

— Мягче? — Она снова целует мою грудь, ослабляя хватку.

Я практически плачу, настолько это хорошо.

— Заставь меня умолять об этом.

Она взмахивает ресницами, дыхание покидает раскрытые губы. Кончики ее пальцев гладят мою длину, поддразнивая.

Пытаюсь не шевелиться, но она нежно берет меня за яйца и слегка их сжимает. В моем горле грохочет стон. Он превращается в откровенный всхлип, когда она наклоняется и целует головку.

Не достаточно.

— Софи...

— М-м-м? — Звук вибрирует на коже, и меня пронзает пульсация болезненного наслаждения.

Я толкаюсь вверх, но она уклоняется. На моем кончике блестит слюна.

— Блять... Пососи его, Дарлинг. Соси как следует.