Заработавшись, я практически выпрыгиваю из кожи, когда звонит телефон. Печально, но я надеюсь, что это он. Однако это моя подруга Кэти из Нью-Йорка.

— Привет тебе, — отвечаю я с улыбкой. — Не рановато ли для звонка?

Здесь два часа пополудни, а в Нью-Йорке восемь утра, и Кэти, как и я, сова.

— Могло бы быть, — отвечает она, — если бы я была в Нью-Йорке.

Откидываюсь на кровати. Тупая пустая кровать, которая не будет использована для сиесты.

— А где ты?

— Сейчас в Лондоне. Есть одна поп-звезда, которая порвала со своим знаменитым парнем, и все хотят сенсации.

Кэти — репортер в музыкальной индустрии. Она была той, кто втянул меня в съемки знаменитостей и кто поддержал мое решение покинуть бизнес, когда увидела, насколько я стала опустошенной.

— Напряженная жизнь? — спрашиваю я.

— Худшая, — соглашается она со смехом. — И, могу добавить, что шокирована твоим возвращением.

— На этот раз, к счастью, в гораздо лучшем качестве. — Я перекатываюсь на живот, свесив голову с кровати. Крошечный проблеск красного, торчащий между матрасом и рамой, привлекает мое внимание. Нахмурившись, придвигаюсь ближе. — А как ты узнала, что я снова работаю с музыкантами?— спрашиваю, отвлекшись.

— Это маленький мир. Люди говорят... — Слушая ее, тянусь вниз и касаюсь клочка красной ткани, выглядывающего из-под матраса. Он шелковый и не полностью красный. Красный с белым. Голос Кэти то затихает, то становится громче у меня в ухе.— ...и не только музыканты. «Килл-Джон»? Как это, черт возьми, случилось? Они знают о... ну, твоих снимках?

— Знают. Мы это обсудили и все круто.

Закусив губу, я вытаскиваю ткань. Она на секунду застревает, а потом высвобождается. Какое-то время я просто пялюсь на трусики, висящие на моей руке. Белые с маленькими красными вишенками. Мои трусики.

Они слегка влажные и сильно помятые от того, что были засунуты под матрас. На стороне Габриэля. Не в состоянии сопротивляться, подношу их к носу и нюхаю. Они пахнут его гелем для душа.

Габриэль постирал мои трусики? Зачем?

В голове проносятся возбуждающие мысли: Габриэль трогает мои грязные трусики и делает с ними то, после чего их необходимо постирать.

О, да, могу я, пожалуйста, в следующий раз посмотреть?

Хотя нет, он не мог. Не крутой, собранный Габриэль Скотт. Так ведь?

Может, он нашел их на полу ванной и постирал для меня?

Но сохранил их. Спрятал, как будто смог бы... Что? Использовать снова?

Вспыхнув, я прижимаю прохладный гладкий шелк к щеке. И снова краснею.

— Софи? Алло? Ты там?

— Дерьмо, — выдыхаю я, возвращаясь к реальности. — Прости. Я... м-м-м... уронила телефон за пазуху. Ты же знаешь, как я это ненавижу?

Кэти смеется.

— Дурында.

— Прости. — Задумчиво смотрю на свои контрабандные трусики. — О чем ты говорила?

— Я сказала, что Мартин рассказал о твоем туре с «Килл-Джон».

Все мысли о трусиках улетучиваются, я сажусь прямо, сердце грохочет.

— Что?

— Ага. Как-то раз он пришел в мой офис и начал разглагольствовать о том, как гордится, что ты смогла выбраться в тур. И он не подозревал, что ты такая авантюристка. Его слова. — Ее тон сухой с примесью отвращения.

— Вот засранец. Я не пытаюсь извлечь выгоду из близости к группе. Я отвечаю за их социальные сети, черт возьми.— Даже то, что я вынуждена это говорить, сжигает меня. Может ли человек по-настоящему стряхнуть свое прошлое? Или нас всегда будут судить по былым поступкам?

— Будь у него мозги, он бы это понял, — произнесла Кэти, явно пытаясь успокоить. — Я упомянула об этом только потому, что ты знаешь, каким он бывает. Теперь он почуял историю и заинтересовался. Не знаю, попытается ли он наладить контакт, но подумала тебя предупредить.

— Спасибо, Кей.

Я сворачиваю разговор с Кэти так быстро, как могу, так как точно уверена, что меня сейчас стошнит. Мы с Мартином давно в прошлом. Он не сможет меня обидеть. Я это знаю, но даже мысль о нем возвращает чувство отвращения от того, кем я была.

Теперь я лучше, человек, который несет ответственность за свои действия. Я больше не порхаю по жизни, как современная Скарлетт, клянясь думать о последствиях завтра вместо сегодня.

Хотя другая ли я на самом деле? У меня все еще нет цели в жизни, кроме как наслаждаться ею. Моя естественная склонность — сначала смеяться и забавляться, а потом быть серьезной.

Внезапно меня перестают заботить украденные трусики или подавленные сексуальные потребности, я хочу, чтобы Габриэль был дома. Хочу прижаться к нему, оказавшись в его объятиях. И часть меня пока не хочет смотреть ему в глаза.

Габриэль недоверчив по натуре. В этом бизнесе доверию не место, но мне все равно больно и обидно, что он не хотел меня видеть в этом туре.

Глядя в глаза своему прошлому, осознаю всю значимость того, что сделал Габриэль, пригласив меня в постель, в свою жизнь. Он впустил, несмотря на мои ошибки, и ни разу не пытался использовать ни для чего другого, кроме комфорта и общения.

Он заботится обо мне. Доверяет мне.

Понимание этого будто укутывает меня в плюшевый плед. Я и раньше дразнила его тем, что была его чемпионом, желая разрядить обстановку и заставить Габриэля улыбнуться, но правда в том, что он стал моим главным приоритетом в жизни. Кем бы мы ни были, кем бы мы ни стали, это не изменится.

Глава 14

Габриэль

— Что лучше? — негромко спрашивает Софи в тишине комнаты. — «Звездные войны» или «Стар Трек»?

Мы лежим в номере на кровати лицом к лицу. Снаружи за открытыми дверями на террасу — Барселона и гавань. С соленым запахом моря доносятся смех ночных гуляк и время от времени крики чаек.

Здесь, однако, тихо и спокойно. Рассеянный свет с улицы окрашивает изгибы Софи в нежно-голубые и серые тона. В ее глазах светится спокойное счастье, о котором знаю только я. Потому что это наше время, ничье больше.

— Что лучше? — Я усмехаюсь, хотя втайне люблю ее расспросы. — Во-первых, «Звездные войны» — это космическая опера, а «Стар Трек» — космическая одиссея. У них совершенно разные подходы к повествованию.

Время приближается к трем утра, а я на ногах с пяти. Ирония в том, что Софи здесь, потому что мне нужно, чтобы она спала. Но большую часть дня я провожу с ней в постели и не хочу тратить его впустую, расходуя на сон больше, чем нужно. Особенно теперь, когда она в настроении поговорить.

Последние полтора дня Софи немного унылая и подавленная. Поскольку я избегал прямого зрительного контакта после того, как использовал ее трусики, чувство вины тяжестью осело у меня в животе. Хотя, возможно, ее настроение совсем не связано со мной. Теперь она кажется счастливой, даже довольной. Поэтому я борюсь со сном и любуюсь моей болтливой девочкой, нежащейся в плюшевом комфорте нашей кровати.

— Ты такой недотепа, — говорит она, улыбаясь. — Они оба о космосе и лазерном оружии.

— Ты издеваешься, — отвечаю я со смехом. — Отказываюсь верить, что ты не можешь отличить одно от другого.

— Я не... — Она поднимает палец и показывает воздушные кавычки. — Издеваюсь. Просто не вижу в этом большой разницы. Выбери любимый, наконец.

— Нет. Это как старая дилемма: «Битлз» или «Роллинг Стоунз». Она не может быть разрешена.

Ее упрямый носик морщится, и я испытываю непреодолимое желание поцеловать его.

— Конечно, может, — говорит она. — «Битлз» — для наслаждения и ностальгии. «Стоунз» — для пьянства и секса.

На слове «секс» мой член подпрыгивает, как бы напоминая, что я его игнорирую. Я наклоняю бедра к кровати и прижимаю его к матрасу. Похотливый ублюдок протестующе дергается. Я сочувствую своему нуждающемуся стволу. Правда. Однако некоторые вещи стоят больше.

Продолжай говорить себе это, чувак.

— Почему «Битлз» не подходит для секса?

Не могу удержаться от вопроса. Ошибка. Поворот любого разговора в сторону секса — это игра с огнем. И, очевидно, мне нравится сладкая боль от медленного сгорания.

Софи пожимает плечами, белая простыня еще ниже сползает по ее плечу.

— Назови хоть одну песню «Битлз», которая будет сексуальнее песни «Стоунз».

Я пялюсь на ее плечо. Это гребаное плечо очаровывает. И она даже не голая. Каждый вечер Софи надевает в постель футболку большого размера и коротенькие шортики. Я отдаю себе отчет в том, что она считает это самым бесполым нарядом, в котором можно спать. Я пробовал то же самое, обычно надевая свободные брюки и футболку. Но она ошибается.

Ее сиськи, не скрытые лифчиком, мягкие и округлые. Не замечать, как они раскачиваются и подпрыгивают под тонким хлопком, который любовно цепляется за ее фигуру, невозможно. Каждую ебаную ночь я воображаю, как переворачиваю Софи на спину и стягиваю футболку с ее фантастической груди.

Я столько раз представлял себе, как она держит руки над головой, выгибает спину и высоко поднимает пухлые холмики. Я бы упивался ею, просто смотрел, заставляя извиваться в ожидании первого контакта. Я бы делал это медленно, покрывая поцелуями каждый дюйм, оставляя бутоны ее сосков напоследок, когда она начнет хныкать, чтобы я уделил им внимание.

При мысли о том, чтобы пососать сиськи Софи, язык прижимается к небу. Дерьмо! Я прочищаю горло, пытаясь сосредоточиться на ее вопросе. Какой был вопрос?

— Не могу придумать ответа, — признаюсь я честно.

Она победно хмыкает.

— Видишь? Я всегда права.

— Продолжай повторять себе это, Болтушка. От этого слова не превратятся в правду.

Наши руки так близко, что пальцы почти соприкасаются. Я не двигаюсь. И это волевое решение. Упражнение, которое проделываю каждую ночь. Есть правило: я могу держать ее, но не могу исследовать. Никаких поглаживаний ее кожи, никаких движений моих рук. Я могу прижать ее к себе или прижать спиной к животу, но не позволю своему твердому члену вонзиться в ее аппетитную задницу.