– Хорошо. Если зелье работает, то зачем им помогать тебе обрести меня? – Ситуация до такой степени была сюрреалистичной, что я чуть не рассмеялся. Однако помня, что речь идет о неслабом шантаже, воздержался.

– Они так сказали, что по вас многие сохнут, и это такая месть вам, что вы влюбитесь в страшилку. Месть за всех девчонок!

Ну надо же! Не могло и в голову прийти такое! А я, кажется, и без зелья влюбился.

– Это не тот ли коньячок, что ты мне не дала? – спрашиваю я, уже зная ответ.

–Угу, – снова отчаянный всхлип.

– А почему не позволила выпить – ведь так удобно – сам же попросил?

– Я не хотела, чтоб меня кто-то полюбил по принуждению. Это подло!

Маленький благородный Бельчонок! Она готова принять удар и окончательно стать изгоем, но не навредить любимому человеку. То есть мне. Чувство распирающей радости встряхнуло и полностью развалило всю мою точную, выверенную систему координат. Звериная тоска по своему человечку подняла голову и одним махом уничтожила все «нельзя» и «никогда». Желание помочь и желание обладать этой девушкой переплелись в тугой узел, который снова отозвался в паху.

– Не реви! – еще раз повторил я. – С шантажистками я разберусь. Но боюсь, что они уже посвятили в тему немало человек. Хотя бы того, кто инсценировал силу зелья. Но мы должны сделать то, чего совсем не ожидают. Ожидают, что Глафира Курицына будет бояться собственной тени, напялит на себя еще больше тряпок, чтоб окончательно стать похожей на пугало. А то и из академии уйдет, не вынеся позора. А вместо этого мы явим миру уверенную в себе красотку, которая будет смеяться над ними. А они передохнут от зависти.

Снова раздалось хлюпанье. Понятно, что красотку увидел я, но Бельчонок еще не верит. Поцеловав ее в макушку, я нашел ее ушко и жарко выдохнул, крепче прижав к себе.

– Я хочу, чтоб ты стала моей девушкой. За мой имидж не волнуйся. Ты удивительная и притягательная! И ты очень – очень меня притягиваешь, – проговорив последнюю фразу, я задержал дыхание. Ждал, как мальчишка, ответа. Очевидно, девочка была так потрясена, что не могла произнести ни слова. Я чувствовал, как она порывается что-то сказать, жадно хватает воздух, теряется, поэтому просто взял ее ладошку. И она сжала мою руку так крепко, будто боялась, что я передумаю. Куда там!

Короткое замыкание, и голова отключилась. Впервые в жизни не хочу ничего анализировать, просто отпускаю поводья, и пусть интуиция, как дикий мустанг, несет, куда посчитает нужным.

Я взялся за края ее несуразного свитера и стянул его, как с куклы. Немного отстранившись, расстегнул крючочки на ее невыпендрежном лифчике и откинул в сторону. Испуганный вдох и выгнувшаяся спинка заставили сглотнуть слюну и взять себя в руки, насколько это возможно. Нужно аккуратно, снимая одежду, освобождать ее и от оков внутренних, которые крепче стальных канатов удерживают эту девочку в заколдованном царстве. Впервые в жизни, я хотел не брать, а давать, потому что ей нужна уверенность в себе, в своей привлекательности, в своей женской силе. Этому гадкому утенку нужно стать прекрасным лебедем.

Поднялся и, взяв за талию, поднял и свою Белочку. Повернув к себе лицом, прошелся ласкающими поцелуями по лицу. Задержавшись на губах, помедлил мгновение, раздираемый желанием ворваться в них завоевателем. Упругие, нежные, они манят так, что нет больше сил быть аккуратным. Секунда на осмысление, и я уже сминаю жадным поцелуем доверчиво приоткрытый рот. Нахожу ее язык, сплетаю со своим и чувствую, что наслаждение искрящимися импульсами разлетается по телу. Разгоняет кровь, как скоростной болид, наполняет жаром и окончательно сносит крышу. Как сраный юнец, ничего не могу с собой поделать. Трогательно вздрагивающая в моих тисках девочка взрывает мозг своей неискушенной податливостью и доверием.

Одной рукой сжимаю хрупкую талию, а другой жадным рывком стаскиваю юбку вместе с колготками и трусиками. Белочка ерзает, словно сбрасывая с себя старую шкурку, и одежда комом уже валяется на полу.

Сейчас, моя маленькая! Сейчас, моя девочка! – бормочу я какую-то фигню, шалея от страсти. Я не ошибся. Острые плечики, выпирающие позвонки, тонкая кость и при этом потрясающе упругая попка. Аккуратная, подтянутая. Чувствую себя голодным зверем – и это еще мои руки не ласкали ее грудь. Оттягиваю удовольствие, прижимая к себе. А, черт, и прижимаясь восставшим членом.

Бельчонок, почувствовав его, изумленно распахивает глаза, в которых трепещет немой вопрос «Донсков, что ты делаешь?!»

– Решаю уравнение со многими неизвестными, – опять бормочу я, и понимаю, что безумно хочу втянуть в рот ее остренькие соски, касающиеся моей кожи, пройтись языком, легонько прикусить, вызвав растерянно – сладкий «ох». Но так можно шею сломать – наклоняться-то неудобно!

– Моя маленькая, невинная ведьмочка. Моя белочка! Моя сладкая! – опять с языка срывается что-то невероятно глупое, недопустимое и несвойственное мне. Скорей всего интуиция управляет мной, потому что я чувствую, как с каждым моим словом с нее слетает слой за слоем скованность, зажатость. Она расслабляется и обхватывает мою шею, вызывая очередной мощный выброс тестостерона, который и так уже грозит меня разорвать.

Хватаю на руки, чтобы через шаг уронить на кровать. Чтоб избавить от ненужного стыда, захватываю ее бедра своими и, наконец, любуюсь ее грудями. Упругие, округлые, словно созданные под мою ладонь и длинные пальцы. Дрожь нетерпения прошивает позвоночник, и я накрываю одну. Делаю круг, оглаживая и легонько сжимая, и тут же не удержавшись, захватываю розовый, нежный, напрягшийся сосок. Сдавливаю и выбиваю из своей девочки тот самый крышесносный «ох». Облизав пересохшие губы, она вскидывает на меня затуманенный взгляд и силится что-то сказать. Но видно, что спазм перекрывает горло. И она только выгибается навстречу моим ласкам. Опираясь на локоть, жадно впиваюсь губами в нежную кожицу. Оттягиваю, отпускаю и снова прикусываю, с восторгом ловлю каждый отклик моей отзывчивой девочки. Провожу ладонью по животу, проскальзываю между ее ног и дурею от восторга: она меня ждет!

Моя! Моя Белочка! Срываюсь с катушек и, сцепив зубы, чтоб не вломиться как варвар, осторожно развожу ее колени и ловлю испуганный и доверчивый взгляд. И любящий.

Невольный вскрик, цепляется пальчиками за простыню, выгибается и подается мне навстречу, позволяя заполнить себя всю. С трудом проталкиваюсь и замираю. Сладкая боль на двоих переходит в страстное желание слиться в одно целое, рвущее все преграды и дающее высшее блаженство.

Глава 8

От счастья кружилась голова. Как любит делать мой Донсков, иду на разрыв шаблона. Он мое все. Мой мотиватор, мое божество, мой мужчина. Он заставил поверить в себя, заставил сбросить лохмотья и стать Принцессой. Разбил вдребезги мои страхи и привычки, за которые я цеплялась, как утопающий за соломинку. Убедил меня, что он не султан или падишах, который не позволяет кому-либо видеть красоту своей женщины. Напротив, он хочет гордиться мной.

Пока он болел и был под моим присмотром, я каждый день получала подтверждения его слов. Я раскрывалась для него и менялась. И к знаковому дню мы приготовили сюрприз для моих шантажистов.

Перед дискотекой я пошла к ним в своем старом обличье, которое уже буквально жгло кожу. Это был последний раз, когда я напялила на себя эти хламиды. Прихватив с собой тортик и кураж Маты Хари, я, скрывая торжествующий блеск в глазах, распахнула дверь.

– Девочки! Между нами произошел неприятный инцидент. Я была неправа, когда не совсем по-доброму о вас думала. И получила хороший урок. Но я вам за него очень благодарна. Вы подарили мне счастье!

Заклятые подружки перекинулись подозрительными взглядами. Очевидно, решили, что у меня крыша поехала, а я от души наслаждалась своей свободой. Тем, что я никому больше не позволю смеяться над собой. Тем, что не нужно будет общаться с людьми, которые меня не уважают. И сейчас я мстила за все пренебрежение, которое приходилось глотать, не разжевывая и не запивая.

– Тот вечер, когда мы готовили зелье, я запомню на всю жизнь. Черничный компот, сок алоэ, коньяк, морская соль? Помните? Даже пришлось каплю крови отдать, хотя я боюсь до ужаса всего. Так вот! У меня все получилось! Мы с Донсковым вместе. Поэтому давайте мой дневничок, и я вам открою еще один секрет. Я изменила заклинание и расскажу об этом. Но дневник вперед!

– Глафирочка! Все хорошо! Ты успокойся. Мы тебе верим, – Алка, пытаясь выглядеть спокойной, внутри тряслась от страха. Потому что видела, что я это не я. Я прежняя никогда б не позволила чего – то требовать. Не говорила бы так уверенно и пыталась сжаться в комочек, когда чего-то просила. Это раз. А два – заявление, что мы с Донсковым вместе – это верх неадеквата. Первая мысль, которая напрашивалась – это что я сошла с ума. А доведение до сумасшествия, а там и чего доброго до самоубийства – это уже статья УК. Разбирательство и последствия.

Из-под очков бросаю на них расфокусированный взгляд с примесью чертовщинки, чем окончательно убеждаю их, что я не в себе.

– Да, конечно. Возьми. Спасибо за тортик. Давай сейчас чайку попьем, – Неллечка, забыв, что один глаза остался недокрашенным, метнулась доставать чашки с блюдцами.

Я внутри ликовала – столько внимания не получала никогда. Ну, девочки, подождите, это цветочки. А вот ягодки будут, как и положено, прямо на празднике!!! Запаситесь коньячком или валерьянкой для снятия стресса.

А стресс получили все. По крайней мере, офигели точно.

Забыв о спятившей с ума Глафишке, мои подружки от души веселились. Пока стрелка часов, висевших в зале, не стала подбираться к двенадцати. Тут внезапно погас свет, резко оборвалась музыка, вызвав чей-то испуганный визг. Затем вспыхнуло зловещее пятно прожектора, высветившее диджея, который взорвал тишину невероятным сообщением.

– А сейчас танец для самой главной ведьмы сегодняшнего бала – Глафиры в честь ее помолвки с главным демоном академии – Господином Ректором.