Она еще не встречала такого загадочного и волнующего мужчину.

— Так мы погуляем по берегу? — спросил он шепотом, касаясь губами ее шеи. Она почувствовала, как затрепетали ее возбужденные нервы, непроизвольная дрожь охватила ее. Словно угадав ее состояние, он закутал ее во что-то мягкое и теплое, хранившее запах Гиффорда Найта.

Она посмотрела на жемчужно-серый свитер, который он накинул ей на плечи, провела по нему рукой и закуталась в него, хотя тепло его тела согрело бы ее лучше любого свитера.

— Мне нравится, — все-таки сказала Линда.

Он еще раз сжал ее плечи и, тяжело вздохнув, отошел. Вероятно, он так же, как и она, боялся потерять контроль над собой. Хоть один из них ведет себя благоразумно, подумала она. Если бы пришлось решать ей одной, неизвестно, чем бы закончился вечер.

Взяв ее за руку, он помог ей спуститься с лестницы. В нем чувствовалась напряженность, и все же он двигался с присущей ему грацией, которую Линда объясняла уверенностью в себе. Этот человек, наверное, везде чувствовал себя как дома, он жил по своим собственным законам, которые позволяли ему получать от жизни все, что он хотел.

— Подождите. — Она остановилась и стала снимать сандалии, для равновесия опираясь на его руку. Он с улыбкой наблюдал за ней, она улыбнулась в ответ и впервые за много месяцев почувствовала себя молодой и беззаботной.

— Жаль, что у меня нет с собой фотоаппарата. Я бы сфотографировал вас на память — заходящее солнце золотит ваши волосы, в глазах прячется озорство.

— О-о, вы мне льстите, — воскликнула Линда с провинциальным ирландским акцентом.

— Держу пари, вы унаследовали этот акцент от кого-то из родственников.

— Должно быть, вы правы. — Линда выпрямилась и отступила на песок. — Бабушка отца приехала в Америку в начале века. Я похожа на нее, только у меня нет ее акцента.

— Вам нужно как-нибудь съездить в Ирландию. Это было бы прекрасно.

— Я сама хочу туда. Может быть, на будущее лето поеду, если у меня не будет лекций.

— Вы весь год живете в Чикаго?

Линда кивнула:

— С тех пор, как я начала работать в университете, я работала все семестры, летние и зимние. Да, а живу я в Эванстоне, в пригороде, в двенадцати милях от Чикаго. А родилась я в Нью-Йорке.

Он пошел рядом, его широкие брюки касались ее тонкой юбки, словно подчеркивая его присутствие.

— У вас собственный дом в Эванстоне?

— У меня квартира на двух этажах, с внутренней лестницей и комнатой в башне, в прекрасном старом доме рядом с университетом. Дом построен из кирпича и камня, окна в свинцовой оплетке, зубчатые деревянные дощечки с фамилиями жильцов. Я понимаю, это звучит ужасно, но я люблю свой дом.

Пока только он расспрашивал ее. Для разнообразия Линда тоже решила задать вопрос:

— А где вы живете, когда не жарите стейки на побережье?

— Повсюду. У меня квартира в Нью-Йорке, но я редко бываю там. И давно вы получили должность профессора в Северо-Западном университете?

Он действительно не хотел говорить о себе. Странно, подумала Линда. Большинство писателей, с которыми ей приходилось встречаться, с удовольствием рассказывали о своей жизни, литературных успехах. Гиффорд Найт казался сдержанным, почти скрытным.

— Я преподаю там с тех пор, как четыре года назад получила степень доктора, — ответила Линда.

— Вам нравится преподавать?

— Я люблю свою работу. Я вела занятия все семестры, кроме этого. Конечно, всю остальную жизнь приходится втискивать в перерывы между семестрами. Вот и получается, что живешь по очень напряженному расписанию.

Она почувствовала, что он словно замер, хотя, вероятно, ей показалось. Он спросил ровным голосом:

— Напряженному?

— Моя бабушка весь последний год болела, и я часто навещала ее. Приезжала, как только могла. В феврале она умерла. — Линда замолчала, заново переживая боль утраты. Бабушка была удивительной личностью, умевшей принимать и дарить любовь. — Мы были очень близки, — тихо добавила она.

— Да, я понимаю… как вам тяжело. Я вам сочувствую. Моя мать умерла три года назад, она долго болела.

— Простите. — Она знала, как тяжело внезапно почувствовать себя одиноким. Хотя ее мать была жива, но она была слишком занята своей карьерой профессионального музыканта и приезжала к ней «только навестить». А Линда, в свою очередь, любила поговорить, посидеть в кафе, иногда проводила часы, попивая кофе и беседуя с друзьями. Мать никогда не понимала такой пустой траты времени.

Некоторое время они шли молча. Волны по-прежнему набегали на берег, но краски солнечного заката уже не отражались в воде. Небо окрасилось в фиолетово-синий цвет, уже высыпали звезды, стало видно Венеру. Даже чайки угомонились.

Линда не представляла, где они находятся, пока он не остановился и не повернулся к ней. Свет от сдвоенных фонарей, которые она повесила на веранде сегодня днем, упал на них, была видна полоска берега и ступени, ведущие к ее дому.

— Благодарю за приятный вечер, Линда. — Он поднес ее руку к губам и, закрыв глаза, поцеловал пальцы. Тень от темных ресниц упала на его высокие скулы.

— Я тоже получила большое удовольствие, — прошептала она, ее влекло к нему, словно магнитом. — Знаете, вы неправы. Вы — прекрасный повар.

— Единственное блюдо, которое я умею хорошо готовить, это яйца.

Он посмотрел на нее таким взглядом, что у нее перехватило дыхание.

Она облизала губы, испытывая страстное желание поцеловать его.

— Значит, когда-нибудь я их попробую. Я предпочитаю одно яйцо, это самое простое блюдо.

Он наклонил голову, и она почувствовала на своих губах его дыхание, когда он прошептал:

— Если бы я приготовил вам такой завтрак, дорогая Линда, мы оба остались бы просто голодными. Одного яйца мало.

Потом он поцеловал ее — так привычно, как до нее, вероятно, целовал многих женщин, — умело и страстно. Она прижалась к нему, он откликнулся на ее порыв, обнял и крепко прижал ее к себе, к своему сильному возбужденному телу. Она обвила его руками, почти впиваясь ногтями в спину. Тогда он наклонил голову и поцеловал ее так, что у нее перехватило дыхание, она застонала, выдавая всю силу своего желания.

Ей уже казалось, что она навсегда отдалась его поцелуям, когда он оторвал губы от ее губ, не выпуская ее из объятий. Склонив голову ему на грудь, она слушала стук его сердца и чувствовала, как содрогалось его тело. Он вздохнул, вероятно, тоже с трудом сдерживая себя. Она поняла: случилось нечто такое, что может совершенно изменить ее жизнь.

— Линда…

— Пожалуйста, не надо ничего говорить.

Он не выпускал ее из объятий до тех пор, пока его сердце не забилось ровнее, а она не смогла перевести дыхание. Ее пальцы касались сильного гибкого тела, и она чувствовала себя в безопасности, под его покровительством и защитой. Было безумием оставаться в его объятиях — однако…

— Думаю, теперь мы познакомились, и вы можете называть меня Гиффом.

— Да, вы правы, — прошептала Линда, откинув голову и глядя прямо в смутно белевшее прекрасное лицо. — Это был прекрасный вечер, Гифф.

— Да.

Она выскользнула из его объятий, и он не стал удерживать ее. Без его тепла, ощущения его близости она сразу почувствовала себя одинокой. Когда прохладный ветер коснулся разгоряченного тела, ее охватила дрожь. Она хотела снять свитер, но он остановил ее, взяв ее руки в свои.

— Оставьте его. Вы замерзнете.

— Мне нужно пройти несколько ступеней до двери.

— Оставьте его. — Он снова поцеловал ее, быстро, выражая в поцелуе близость, возникшую между ними, и у нее опять заколотилось сердце. Его губы хранили вкус сладкой глазури и кофе, были такими соблазнительными, что можно было только мечтать о том, чтобы они прикоснулись к ее губам.

— Спокойной ночи, Линда. Завтра мы опять увидимся.

Она плотнее закуталась в свитер и улыбнулась.

— Спокойной ночи.

— Хочу быть уверен, что вы благополучно добрались до дома.

Он ласково смотрел на нее. Она продолжала стоять на ступенях, не торопясь войти в дом. Тело сопротивлялось, не хотело расставаться с ним, хотя разум подсказывал ей, что пора идти.

— Идите спать, дорогая Линда, и думайте обо мне, — сказал он тихо, но низкий голос с властными нотками заставил ее затрепетать.

У нее перехватило дыхание. Разве она может не думать о нем? Он захватил все ее чувства: его аромат, его прикосновение, его желание. Улыбнувшись, Линда повернулась, взбежала по ступенькам и остановилась на веранде, чтобы еще раз взглянуть на него, стоявшего на берегу, у самой кромки воды.

Странно, но он стоял на том же месте, где прошлой ночью стоял длинноволосый незнакомец. Она покачала головой, удивляясь своей фантазии, потом нашарила в кармане юбки ключ, открыла дверь и вошла в дом.

Завернувшись в свитер, она смотрела, как он наконец повернулся и пошел, руки в карманах. Вот он вышел из круга света, и тьма поглотила его. Она вздохнула, глядя ему вслед, и продолжала думать о нем даже тогда, когда он пропал из вида. Она знала, что сегодня ей приснятся сны, темные сладостные сны о мужчине, не похожем на тех, кого она встречала раньше.

* * *

Если бы у него были руки, он с удовольствием потер бы их. Все развивается по плану господина. Через века заклинание все же подействовало.

Неудачливые любовники нашли друг друга. Морд чувствовал их пробуждающиеся желания, радовался их обоюдным стремлениям. Они были здоровыми, сильными, взрослыми людьми, и очень скоро они захотят предаться зову плоти. Они привяжутся друг к другу, будут одержимы мыслью об объекте своего желания. Их неудовлетворенность будет расти, питать его собственные способности, давая ему силу влиять на их мысли, их страхи.