— Клятва, принесенная епископу, в том, что принц действовал не по свободной воле, явится достаточным основанием, чтобы расторгнуть помолвку.

— Так, значит, все эти годы, что я считала себя обрученной и действовала в соответствии с этим убеждением… Все эти годы, что я ждала, ждала и ждала… Вы хотите сказать, что все эти годы, когда я полагала, что они крепко-накрепко связаны договором, — он не был обручен со мной? Был свободен?!

Посол поклонился, не находя слов.

— Это… это предательство! — вымолвила она. — Самое настоящее, коварное предательство… — И задохнулась. — Страшнее которого нет…

Снова безмолвный поклон.

— Все пропало, — вся погаснув, произнесла Каталина. — Теперь я это поняла. Оказывается, я проиграла давным-давно и даже не знала об этом. Я сражалась — без армии, без поддержки и в самом деле даже без повода для борьбы, потому что повода, оказывается, уже давным-давно нет. Все это время, одна-одинешенька… Теперь я это поняла…

И все-таки Каталина не плакала, хотя в глазах ее стояло отчаяние.

— Беда в том, — произнесла она наконец, — что я дала слово. Торжественное, нерушимое слово.

— Вы имеете в виду свое обручение, ваше высочество?

— Нет. Совсем другое, — отмахнулась она. — Я дала клятву. У смертного одра. А теперь вы говорите мне, что все зря…

— Принцесса, вы оставались на своем посту, как хотела бы этого ваша матушка…

— Это был не пост, а ловушка! — выкрикнула она. — Я попалась, как на крючок, на обещание, не зная, что оно давно потеряло силу! Послушайте… Послушайте, а кто-нибудь еще знает об этом?

Дон Фуэнсалида покачал головой:

— Уверен, это держат в строгом секрете.

— Миледи матушка короля! — горько воскликнула Каталина. — Она наверняка знает. Хуже того, наверняка это ее рук дело. А потом король, и принц, и принцесса Мария. Все знают. Ближайшее окружение принца… Камеристки миледи Бофор, прислуга принцессы Марии… Епископ, перед которым он клялся, свидетели… В общем, половина двора. И никто мне даже не намекнул!

— При дворе не бывает друзей, инфанта…

— Ну, тогда… Тогда мой отец — вот кто защитит меня от этой несправедливости! Как они не подумали о том, что он отомстит за меня! После такого Испания разорвет свой союз с Англией! Ничего, погодите, вот он узнает…

Не говоря ни слова, посол поднял на нее глаза, и в его глазах она прочла ужасную правду.

— Нет! — выдохнула Каталина. — Не может быть! Мой отец… Он не знал. Он любит меня. Он не причинит мне зла. Он меня не покинет!

Он все еще не в силах был сказать ей все до конца.

— А! Понимаю. Понимаю, почему вы молчите… Конечно. Ну конечно же… Он знает, верно? Он знает о том, что принца Гарри задумали женить на Элеоноре. Он хочет, чтобы король Генрих продолжал надеяться, что сможет жениться на Хуане. Он приказал мне поддерживать в нем эту надежду… Значит, он согласился и на это новое предложение? Значит, он знает, что принц свободен от данного мне обещания?

— Ваше высочество, об этом мне ничего не известно. Но на мой взгляд, да, он знает. Возможно, у него в мыслях…

Резким жестом она остановила его:

— Значит, он махнул на меня рукой. Понятно. Я не оправдала надежд, которые на меня возлагались, и он отбросил меня в сторону. Так что теперь я и вправду совсем одна…

— Так, может быть, — осторожно поинтересовался посол, — я попробую доставить вас домой?

В самом деле, подумал он про себя, ничего лучше в этой отчаянной ситуации не придумаешь, чем отвезти наконец эту незадачливую принцессу в Испанию к ее несчастному отцу и безумной сестрице, новой королеве Кастильской. Кто ж теперь женится на Каталине, когда испанское королевство разделилось, а дурная кровь, до поры таившаяся в семье, в полную силу проявила себя в Хуане? Даже Генрих Английский не смог больше притворяться, что Хуана годится в жены, после того как она ездила по всей Испании с непогребенным телом своего супруга, да еще время от времени заглядывала в гроб, не похитили ли его! А ее батюшка с его лукавой дипломатией доигрался до того, что вся Европа теперь у него во врагах, а две могучие державы объединились и вот-вот пойдут на него войной. Королю Фердинанду недолго осталось. Короче говоря, принцессе Каталине не светит ничего лучше, чем супружество с каким-нибудь второразрядным испанским грандом и жизнь вдали от столицы. И все-таки это предпочтительней, чем остаться здесь, в Англии, в нищете и забвении, заложницей, которую никто не собирается выкупать, заключенной, о которой скоро забудут даже ее тюремщики…

— Что же мне делать? — уже совсем другим тоном спросила она.

Посол понял, что она приняла ситуацию — не смирилась с ней, нет, но приняла. Осознала, что дело проиграно. Королева до мозга костей, она поняла всю глубину своего падения.

— Я должна знать, что мне делать. Ведь я остаюсь в чужой стране, где никому до меня нет дела.

Разумеется, он и виду не подал, что именно так и оценивает ее положение с тех самых пор, как прибыл в Англию.

— Позвольте вам предложить, ваше высочество, вернуться на родину, — уверенно сказал он. — Если начнется война, они и впрямь возьмут вас в заложницы и захватят ваше приданое. Да еще и употребят ваши деньги на свою армию!

— Покинуть эту страну я не могу, — твердо сказала она. — Если уеду, больше сюда не вернусь.

— Но ведь все кончено! — с неожиданной страстностью воскликнул посол. — Вы видите это сами, ваше высочество, вы прозрели! Наше дело проиграно. Вы долго держали оборону, терпели нищету и унижения, вы вынесли это как настоящая принцесса, как истинная королева, как подлинная святая. Даже ваша матушка не справилась бы лучше. Но теперь остается только признать поражение и отступить, уехать домой. Причем как можно скорее. Скажу прямо: надо бежать, пока нас не поймали.

— Поймали?!

— В условиях войны нас обоих могут заключить в тюрьму как шпионов, — уверенно заявил дон Фуэнсалида. — Арестуют все ваше имущество, а потом и вторую половину приданого, когда она прибудет сюда. Более того, видит Бог, с них станется сфабриковать дело против вас да и казнить под шумок, если понадобится.

— Не посмеют! Я принцесса королевской крови, — вспыхнула Каталина. — Они могут забрать у меня все, только не это! Я всегда, и в обносках, инфанта Испанская! И останусь ею, даже если не бывать мне английской королевой!

— Ваше высочество! — вздохнул дон Фуэнсалида. — Да разве не случалось так, что принцы королевской крови попадали в Тауэр — и где они теперь? Например, вас могут обвинить в том, что вы претендуете на трон Англии… Поверьте мне, надо ехать…


Сделав реверанс миледи матушке короля, Каталина не получила в ответ даже кивка.

Две свиты встретились по пути в церковь, на мессу. Старую даму сопровождали ее внучка, принцесса Мария, и с полдюжины дам. Все они с ледяным высокомерием взирали на принцессу, которую уже давно не ставили при дворе ни во что.

— Миледи? — ожидая причитающегося ей приветствия, не отошла в сторону Каталина.

Мать короля смотрела на нее с открытым неодобрением.

— Дошло до меня, — сказала она наконец, — что некто плетет козни вокруг обручения принцессы Марии.

Каталина поискала взглядом принцессу, которая пряталась за широким плечом своей бабки.

— Мне ничего об этом не известно, мадам, — сказала она.

— Зато известно твоему отцу! Так что будешь ему писать — не премини упомянуть, что он только усугубит свое и твое положение, строя нам препоны!

— Я совершенно уверена, что он не строит никаких… — начала было Каталина.

— А я совершенно уверена в том, что говорю, так что предупреди отца, чтобы не становился у нас на пути! — отрезала старая дама и двинулась дальше.


Той ночью, таясь в глубокой тени пакгауза в дальнем и безлюдном углу лондонского порта, испанский посол наблюдал, как спешно, но без лишнего шума идет погрузка испанского добра на борт корабля, отплывающего в Брюгге.

— И что ж, ваша милость, ее высочество об этом знать не знает? — переспросил купец, на темном лице которого играли блики факельного огня. — Выходит, мы втихомолку увозим ее приданое! А что, если англичане вдруг решат, что свадьба все-таки будет? Что, если они проведают, что приданое наконец прибыло, но сундуки так и не добрались до сокровищницы принцессы? Они скажут, мы воры! И не без резона, черт побери!

— Не будет никакой свадьбы! — отрезал посол. — Они просто арестуют ее имущество, а саму отправят в тюрьму — и сделают это сразу, как только объявят войну Испании, а это может случиться хоть завтра. Я не могу допустить, чтобы деньги короля Фердинанда попали в руки англичан. Они наши враги.

— Но что она будет делать? Мы опустошили ее сокровищницу. Оставили нищей!

Посол пожал плечами:

— Да дела ее и так плохи. Если Каталина останется здесь, а Англия вступит в войну с Испанией, то станет заложницей и, верней всего, узницей. Если бежит со мной, как я предлагаю, назад ей ходу нет. Королева Изабелла умерла, в семействе разлад, сама она никому не нужна. Нимало не удивлюсь, если она бросится в Темзу. Ее жизнь кончена. Не представляю, как ее можно спасти. Деньги спасти можно, да, если ты вывезешь их, а ее — нет, в любом случае у нее нет будущего.


Я знаю, что должна покинуть Англию: Артур не желал бы, чтобы я подвергалась опасности. В самом деле, что может быть ужасней, чем оказаться в Тауэре и быть обезглавленной с клеймом предательницы — а ведь я принцесса и не сделала ничего дурного… Ну, солгала раз, да, но это ведь из лучших чувств… Вот славная будет штука, если придется сложить голову на той самой плахе, что и Уорик! Испанская претендентка на трон умрет, как умер Плантагенет…