— О да, — сказала она и невольно, вопреки себе, улыбнулась. — Я тогда еще для вас танцевала.

Его рука скользнула вокруг ее талии и притянула поближе. Каталина заставила себя не шарахнуться прочь.

— Я смотрел на тебя тогда и желал тебя.

— Ай-ай-ай! — покачала головой Каталина. — Женатый человек!

— А теперь я вдов, и ты тоже, — сказал он, почувствовал ее отчужденность даже сквозь непроницаемо жесткий корсаж и отпустил на волю.

Торопиться не следует. Будем двигаться постепенно. Кокетка не кокетка, похоже, она перепугана тем, какой оборот приняло дело. Придется подождать, пока доставят благословение из Испании и разрешение из Рима. Время работает на него.

— Что ж, — сказал он, — мне пора, но завтра я приеду опять.

Она кивнула и проводила его до порога, и там, помедлив, спросила:

— Государь, а вы в самом деле… предлагаете мне руку? В самом деле хотите на мне жениться? И я буду королевой?

— В самом деле, — кивнул он, начиная прозревать, до какой степени она честолюбива. Так вот, значит, где дорожка к ее сердцу! — А ты что, в самом деле так сильно хочешь стать королевой?

— Меня растили для этого, — просто сказала она. — Больше мне ничего не нужно.

Тут она чуть было не выпалила, что это было предсмертное желание его сына, но в последний момент остановилась. Слишком велика была ее любовь к Артуру, чтобы делить ее с кем-то, пусть даже с его отцом. А потом, Артур ведь хотел, чтобы она вышла за Гарри…

— Значит, у тебя нет желаний, а есть честолюбие, — заметил он с холодноватой улыбкой.

— Это то, что мне причитается, не более. Я рождена, чтобы стать королевой.

Он взял ее руку и склонился над ней в поцелуе. Хотелось взять пальчики в рот, как сласти, но он удержался. Не торопись, опять остерег он себя. Она молода, может статься, и впрямь девственница и уж конечно не шлюха.

— Я сделаю тебя Екатериной Арагонской, — сказал он, выпрямившись, и заметил, что при этих словах синева ее глаз стала ярче. — Королевой Англии. Свадьбу сыграем сразу, как только придет разрешение от Папы.


Думай, думай, говорю я себе. Тебя растили не легковерной дурочкой, а будущей королевой. Если это уловка, ты должна ее распознать, если всерьез — употребить себе на пользу.

Строго говоря, это не совсем то, что я обещала моему любимому, но уже близко к тому. Он хотел, чтобы я стала королевой и родила детей, которых он не успел мне дать. Что из того, что эти дети будут ему сводные братья и сестры, а не племянники и племянницы? Какая разница!

Что и говорить, мысль, что придется выйти за человека старше, чем отец, мне отвратительна. Кожа на шее у Генриха желтая и вислая, как у черепахи. Изо рта пахнет кислятиной. Он тощий, плечи и бедра костлявые. Не представляю, как лягу с ним в постель. Однако и мысль о том, что придется делить ее с Гарри, тоже не радует. Лицо у него гладкое и круглое, как у девочки. Впрочем, невыносима сама мысль, что придется стать чьей-то женой после Артура…

Думай! Думай! Может статься, это выход и есть…

Артур, милый, что же мне делать? Как ты мне нужен сейчас! Мне ведь всего семнадцать, я не могу перехитрить человека, который втрое старше меня, да еще короля!

Нет, помощи ждать неоткуда. Придется думать самой…


Донья Эльвира дождалась, когда принцессу уложили в постель, вся дворня удалилась и они остались одни. Закрыв дверь, она повернулась к Каталине, которая сидела в постели, опершись на высоко взбитые подушки.

— Что хотел король? — прямо спросила она.

— Он предложил мне руку и сердце, — так же прямо ответила Каталина. — Свою руку и свое сердце.

Дуэнья замерла, переваривая это известие, а потом перекрестилась, словно отгоняя нечистого.

— Прости его Господь, как ему в голову пришло!

— Прости Господь вас, донья Эльвира, — парировала Каталина. — Я это предложение обдумываю.

— Да он же ваш свекор, и старик к тому же!

— Возраст здесь ни при чем, — не без резона ответила Каталина. — Ведь если вернемся в Испанию, мне будут искать не молодого мужа, а выгодного.

— Но он отец вашего мужа!

— Моего покойного мужа, — помолчав, тусклым голосом поправила ее Каталина. — И брак наш не вступил в законную силу.

Донья Эльвира не стала это опровергать, лишь сверкнула глазами.

— Тем не менее! Это противно самой природе!

— Я так не думаю. Брак не консумирован, детей нет. Так что какой грех! И потом, мы получим разрешение от Святой Церкви.

— В самом деле? — заинтересовалась донья Эльвира.

— Так говорит король.

— Но, ваше высочество, скажите по чести, вы же не можете этого желать!

— Он не отдаст меня Гарри, — с бесстрастным лицом произнесла Каталина. — Он говорит, принц еще мал. Я не могу ждать четыре года, пока он подрастет. Так не лучше ли выйти за короля? Мне надо выполнить мое предназначение. Я думала, мне придется принять принца Гарри. Теперь выходит, что придется заставить себя принять короля. Возможно, в этом и есть испытание, уготованное мне Господом. Но моя воля сильна. Я стану королевой и матерью короля. Я сделаю эту страну оплотом от мавров, как обещала матушке, учрежу здесь справедливые законы, выстрою защиту от шотландцев, как обещала Артуру.

— Кстати, про матушку! Не представляю, что она скажет, — вздохнула дуэнья. — Знала бы, зачем он пришел, ни за что не оставила б вас с ним вдвоем!

— Да, лучше не оставляйте нас больше, — согласилась Каталина и, подумав, добавила: — Но если я дам знак, кивну например, тогда, донья Эльвира, вам следует уйти.

— Вот еще, уйти! Помилуйте, ваше высочество! И не думайте, не уйду! До свадьбы он не должен вас даже видеть! — завелась дуэнья. — Я скажу послу, пусть оповестит его величество, что посещать нас теперь он не может!

Каталина вздохнула:

— Мы не в Испании, дорогая моя! Неужели еще не понятно? Ни посол, ни даже моя матушка больше не могут диктовать нам, что делать! Я беру все на себя. Я зашла так далеко, что теперь ничего не остается, кроме как идти до конца.


Я надеялась увидеть тебя во сне, но ты не приснился. У меня такое чувство, словно ты ушел далеко-далеко. Писем от матушки нет, так что неизвестно, что она думает по поводу предложения короля. Я молюсь, но Господь мне не отвечает. Я самоуверенно толкую о своей судьбе и Его воле, но чувствую себя сбитой с толку. Если Господь не сделает меня королевой, уж и не знаю, как мне жить, во что верить…


Каталина ждала, что назавтра король приедет с визитом, как он обещал, но этого не случилось. Ни назавтра, ни на следующий день, ни потом. Она гуляла вдоль берега, сжимая руки под покровом плаща, и ломала голову, что же пошло не так. Она-то думала, он примчится, и разработала для себя линию поведения: приманивать его, держать в напряжении, но под строгим контролем, на расстоянии вытянутой руки, — и что теперь толку в этой стратегии, когда он не едет!

С изумлением она поймала себя на мысли, что ей хочется его видеть. Не из страсти — какая там страсть, ей, кажется, никогда больше не испытать желания! — а потому, что благодаря ему она может занять трон Англии. И что, если он не приедет снова?..


Может, это козни его матери? Я так ее боюсь! Она меня не любит, и, если высказалась против этого брака, настаивать он не посмеет. Впрочем, он ведь сказал, кажется, она согласна… А может, возразил испанский посол? Нет, трудно поверить, что наш посол скажет что-то поперек английскому королю. В чем же дело? Отчего он не приезжает?


Прошло еще два дня, и Каталина не выдержала, послала ему записку, в которой осведомлялась, здоров ли он. Донья Эльвира, видя, как она отсылает записку, смолчала, но всем своим видом выразила неодобрение.

— Я знаю, что вы скажете, — заявила ей Каталина, когда дуэнья махнула горничной, чтобы та ушла, и принялась расчесывать волосы своей подопечной. — Однако поверьте, я не вправе упустить этот шанс.

— Ничего я не скажу, — холодно ответствовала дуэнья. — Я отстала от жизни, у вас теперь все по-новому, по-английски, не так, как у нас на родине. Что уж слушать мои советы. Я — так, пустой сосуд…

— Пустой так пустой, — рассеянно пробормотала Каталина, слишком занятая своими мыслями, чтобы улещивать дуэнью. — Возможно, он явится завтра…


Генрих VII между тем, поняв, что Каталиной движут амбиции, пришел к выводу, что самое время дать девушке несколько поразмыслить. Пусть сравнит свою теперешнюю, уединенную и скудную жизнь в Дарэм-хаусе, когда не на что купить вина, сменить обивку на мебели и сшить новые платья, в узком кругу своих испанских придворных, с той жизнью, которую она вела бы как королева, во главе одного из самых богатых дворов Европы. Пожалуй, у нее хватит здравого смысла, чтобы увидеть все преимущества, которые кроются в его предложении. Когда же от нее принесли записку, в которой она справлялась о его здоровье, влюбленный король понял, что был прав. На следующий день он уже ехал по Стрэнду к Дарэм-хаусу.

Мажордом Каталины доложил, что ее высочество прогуливается в саду у реки. Генрих, пройдя дворец насквозь, вышел на террасу, по лестнице спустился в сад и еще издали заметил принцессу. Погруженная в думу, она брела одна, оставив позади щебечущих, по обыкновению, придворных дам. Король замер. Его настигло давно позабытое волнение, то чудное и странное чувство, которое охватывает мужчину при виде желанной женщины. Он снова почувствовал себя молодым, страстным, сильным. «Вот же, не зря говорят: седина в бороду — бес в ребро!» — улыбнувшись, подумал он.