И ведут образ жизни морских пиратов, совершая набеги на побережье. Они крадут женщин, чтобы те согревали им постели.

— Святая Дева Мария! Так вы викинги, — сдавленным голосом произнесла она, стараясь вырвать руку, которую крепко держал Вэлбренд. — Вы — викинги!

— Вы разгадали нашу тайну, — хрипло прошептал Хок. Он старался придать своему голосу спокойную уверенность.

— А вы надеялись, что не разгадаю? — На удивление храбрая маленькая женщина безуспешно пыталась освободить руку. — Я не стану чем-то вроде рабыни в оковах, предназначенной для того, чтобы согревать твою постель, норманн…

— Действительно, не станете, — охотно согласился он. — Мы вовсе не к этому стремимся. — Он снова подумал, не стоило ли, несмотря на опоздание, потратить время там, дома, чтобы все ей объяснить. Но она была так убеждена, что ее пребывание на острове продлится недолго! Она бы не пережила, если бы он сразу заявил, что ей предстоит провести здесь остаток жизни в качестве его жены.

Однако в настоящий момент единственное, чего он хотел, — это чтобы она молчала. Они стояли в ряду последними. Как только церемония закончится, он сможет подхватить ее и быстро ретироваться, пока она не наделала слишком много глупостей.

Авриль продолжала вырываться и сыпать проклятиями. Дядя Хока — Эрик Вэлбренд, верховный старейшина, — обращавшийся в эту минуту к юному Свейну и его пленнице-мавританке, бросил на него неодобрительный взгляд.

Хок поближе притянул к себе Авриль и, прижав губы прямо к ее уху, прошептал:

— Наверное, мне следовало бы не только связать вам руки, но и заткнуть рот и завязать глаза. Если хотите, я немедленно исправлю свою промашку.

Мадемуазель с буйным правом все-таки вывела его из терпения. Он больше не мог выносить ее выходки, тем более после тяжелого дня. Однако угроза, подкрепленная тем, что хватка его стала еще крепче, на какое-то время подействовала, хотя вид у Авриль по-прежнему был такой, словно она готова убить его и остальных мужчин, даже не имея оружия, даже со связанными руками.

«О великий Top, — подумал он, печально возводя глаза к небу, — за что ты послал мне такую жену?» Он никогда не встречал такой упрямой, буйной, дерзкой… и такой восхитительной женщины.

Кто бы ни придумал ей имя, он был прав: Авриль. По-французски значит — апрель. Весенний месяц. Она точно так же подобна буре и прекрасна, как это непредсказуемое время года.

К несчастью для него, она была еще и умна. Обычно вновь прибывшим пленницам требовалось несколько дней, а то и недель, чтобы догадаться, что их похитители — норманны. Авриль раскрыла секрет менее чем за два часа.

Да поможет ему Один, если она так же быстро сообразит, в чем истинная природа острова Асгард и его народа. Если с ней сейчас трудно справиться, можно себе вообразить, что будет…

Рокочущий голос дяди вывел его из задумчивости. Старейшины закончили через переводчика давать объяснения юной мавританке.

Свейн взял свою девушку за руку, а Эрик произнес заключительные ритуальные фразы:

— Свейн, ты рискнул всем, чтобы привезти эту девушку на Асгард, и мы признаем ее твоей. Даешь ли ты слово чести, что будешь свято оберегать ее жизнь и безопасность? Обещаешь ли заботиться о ее нуждах, сделать ее счастливой, любить и защищать до конца жизни?

— Йа, — торжественно ответил молодой муж. — Йег гьор. Клянусь!

Второй старейшина, Сторр, открыл старинную шкатулку, которую бережно держал в руках, достал оттуда серебряную брошь, инкрустированную перламутром, протянул ее к ночному небу, потом к водопаду. При виде того, как она засияла в лунном свете, некоторые женщины — те, что не продолжали рыдать или непрерывно ругаться, как обезумевшая итальянская фурия, — не сдержали восхищенных возгласов.

Приняв брошь из рук старейшины, Свейн приколол ее на платье своей невесты. Движения его были осторожными, почти робкими, словно он боялся, что нежная красавица с очами лани может сломаться.

— Да знает отныне каждый, что это Фадила, жена Свейна, — провозгласил он, улыбаясь девушке.

Хор приветственных голосов огласил поляну, Эрик и Сторр перешли к следующему жениху, который с готовностью выступил вперед, чтобы принести клятву.

— Что происходит? — нетерпеливым шепотом спросила Авриль, наблюдая за тем, как повторялся тот же ритуал, и не понимая ни слова из того, что говорилось. — Что это за церемония? Я не…

— Тихо!

Тон, каким это было сказано, заставил ее прикусить язык и проглотить возмущенное замечание, как бы ей ни хотелось его произнести. Нахмурившись, она стала следить за ритуальным действом.

Как желал бы Хок, чтобы это он не понимал, что происходит.

Вперив взор в темноту, он мечтал не слышать голоса своего дяди. Мечтал оказаться где угодно, только не здесь.

Не в этой священной роще, которую так ненавидел.

Его нервы были обнажены до предела. И он знал, что лишь отчасти виной тому странный жар, который вспыхнул, словно разряд молнии, между ним и стоящей рядом женщиной. Он готов был поклясться всеми земными богинями, что она опалила его до самых кончиков пальцев. Он ощущал жар. который она излучала даже сквозь ткань платья.

Если бы ему удалось поспать хоть несколько часов, быть может, это место, и эта женщина, и эта церемония не подействовали бы на него так сильно. Но на обратном пути ему удавалось отдыхать лишь урывками, а с тех пор как он водворил Авриль в постель сегодня утром, Хок и вовсе не сомкнул глаз. Пока она мирно дремала в его ванингсхусе, а остальные участники похода отсыпались после долгого отсутствия на острове он ездил на встречу с дядей, чтобы доложить ему о том, что случилось во время путешествия. И о том, что они потеряли двух человек.

Двух человек, состоявших под его командой. Под его защитой. Да, юноши, страстно желавшие стать мужчинами, покидая Асгард, знали, на какой риск идут, но ответственность за их безопасность лежала на нем.

О чем не преминул напомнить дядя.

Эрик Вэлбренд приказал Хоку организовать похороны убитых, поскольку на Асгарде осталось не так уж много мужчин, знакомых со старинными обрядами. Хок с помощью родственников покойных целый день готовил их в последний путь. а потом, с вечерним приливом, отвез в открытое море на той самой ладье, которая несла их навстречу судьбе, и там поджег.

У него не было времени, чтобы оплакивать их, — оставалось меньше часа, чтобы подготовить вещи, необходимые для невесты, которой он не желал, вернуться в свой ванингсхус собрать ее, не дав ей при этом перерезать ему горло, и привезти в альтинг.

Хок неотрывно глядел на возвышающуюся перед ним стену скал. Уже несколько лет он не бывал в альтинге, его нога не ступала в эту часть леса. Все объясняли такое поведение его хорошо известным мнением, что этот обычай, так же, как и некоторые другие, следует изменить. Он считал пустой тратой времени полуночные сборища по возвращении из походов, тосты в честь богов и нескончаемые речи старейшин о былых временах и традициях предков.

Никто не знал истинной причины того, почему он обходил это место стороной.

Хок не желал, чтобы от тоски у него снова перехватывало горло и боль распирала грудь. Но сейчас, слушая, как юноши один за другим произносят клятву, он почувствовал, как что-то прорвалось внутри. Воспоминания обожгли его, они рвались наружу из укромного, темного уголка сознания, куда он загнал их, казалось, раз и навсегда.

Этой ночью, здесь, он больше не мог сдерживать их. Воспоминания. сладкие, как мед, и горькие, как последний осадок прокисшего вина, обрушились на него.

Каролина. Он тяжело сглотнул комок, вставший в горле. Прекрасная, нежная Каролина. Как он волновался, стоя здесь рядом с ней! Как был горд и доволен собой — такой же молодой, как Свейн и остальные сегодня. Улыбающийся, словно безмятежный несмышленыш, обуянный желанием, как олень-самец в период гона.

Ему и в голову тогда не могло прийти, что все так быстро кончится.

До сих пор он слышит ее предсмертные крики. Слышит, как она с последним вздохом произносит его имя.

И уносит с собой его нерожденного сына.

С трудом переводя дыхание, Хок закрыл глаза и постарался прогнать тяжелые мысли. Спустя несколько секунд, взяв себя в руки, он взглянул на водопад.

И тут вторая волна воспоминаний нахлынула на него — воспоминаний о том, как он стоял на этом же месте несколько лет спустя. Рядом с Мив.

Мив, чей смех озарял его жизнь, словно солнце. Сверкающий в лунном сиянии водопад поверг ее тогда в состояние транса — во время всей церемонии она не могла вымолвить ни слова. Его веселая кельтская возлюбленная была счастлива оставить позади нищенское существование, которое вела в Ирландии. Она так быстро влюбилась в красоту Асгарда и… в него самого.

Какое-то время Хок жил надеждой, позволил себе поверить, что на этот раз все будет по-другому. Что Мив удастся излечить его от пустоты, которую он ощущал внутри с тех пор как помнил себя еще мальчиком.

Как сейчас он видел перед собой ее лицо, когда она нашла первый седой волосок в своих эбеновых кудрях, слышал, как она шутила по этому поводу…

А когда он потерял и ее, пустота внутри стала еще глубже и страшнее, а жизнь еще беспросветное, ибо теперь ему была ведома недолгая радость прикосновения ласкового солнечного луча.

Хок перевел взгляд на вытоптанную траву под ногами и снова попытался стряхнуть с себя воспоминания, точно так же Авриль несколько мгновений назад пыталась стряхнуть его руку. Все это уже не имело никакого значения. Хок усвоил свой жизненный урок: лучше не питать надежд, не мечтать об иной жизни, кроме той, что послали боги. Теперь ему даже почти не приходилось бороться с собой.

Разве что здесь, на этом месте.

— Йа, — счастливо произнес очередной жених. — Йег гьор. Клянусь!

Нет, хотелось закричать Хоку. Нет, не клянусь! Он дал себе обет больше никогда не допускать женщину из того, внешнего мира в свою жизнь, в свой дом. В свое сердце. Эти девушки слишком хрупки. Слишком нежны, как редкие, драгоценные цветы, которыми можно наслаждаться лишь мгновение. Теперь он предпочитал случайные связи с асгардскими женщинами, длившиеся ровно столько, сколько были приятны ему и даме.