— Спасибо, — поблагодарила она Пэкстона. Алана пригласила гостей к столу: — Прошу вас, после долгого путешествия вы, я уверена, изрядо проголодались. Еда и вино поданы специально для вас. Прошу разделить с нами нашу немудреную еду, и пусть это угощение послужит знаком нашего доброго к вам расположения. Но прежде чем сесть за стол, я предложила бы вам вымыть ноги с дороги.

Пэкстон сверху вниз глянул на Алану и усмехнулся:

— Ноги?

— Ну да, таков здешний обычай. Мы предлагаем это всем гостям, когда хотим показать, что расположены к ним. — Она подняла голову, чтобы посмотреть на реакцию Пэкстона. — Вы как будто сомневаетесь? Неужели вас смущает такой обычай?

«Нисколько», — подумал Пэкстон. Хотя лично он предпочел бы с ног до головы вымыться в горячей воде.

— Нет, ваш обычай вполне приемлем для меня, только вот я не стал бы называть себя гостем. Ведь это слово подходит лишь к тем, кто приехал ненадолго…

Пэкстон не закончил фразы, потому что у дверей началась какая-то суматоха. Обернувшись, он увидел неопрятно одетого человека. Его сальные рыжие волосы были спутаны, многодневная щетина покрывала порядком осунувшееся лицо. Он остановился поодаль от стола. На нем были надеты лишь исподние да кольчуга.

— Кто тут Пэкстон де Бомон?! — выкрикнул он, не вполне твердо держась на ногах.

У Пэкстона заходили желваки. Наверняка этот человек не был сэром Годдардом.

— Это я, — отчетливо и громко ответил Пэкстон.

Покачиваясь, этот странный человек направился было к сэру Грэхаму, который находился ближе всех к дверям, затем не слишком уверенно двинулся в сторону Пэкстона. Его босые ступни шлепали по ароматной траве, устилавшей пол в зале. Одолев полпути, он зацепился за край расположенного в центре камина и застыл как вкопанный, привлеченный ароматом дымка, поднимавшегося от огня к потолку.

— Значит, это ты Пэкстон де Бомон? — осведомился он, приблизившись к рыцарю.

Затхлое сивушное дыхание человека заставило Пэкстона отпрянуть.

— Значит, я, — сказал Пэкстон, заметив, что выцветшие голубые глаза человека были влажными и налившимися кровью. — А вы, насколько я могу судить, сэр Годдард.

— Да. Это что, Генрих вас сюда прислал?

— Прислал.

Годдард понимающе кивнул.

— Мало тут нам своих нахлебников, — проворчал он. — Пойдем со мной, я покажу, где тут размещается гарнизон.

Пэкстон был не на шутку поражен.

— У вас что же тут — отдельное помещение для гарнизона?!

— Ну, так…— прохрипел Годдард. Взгляд его остановился наконец на Алане, и глаза Годдарда сузились. — Только так и можно быть уверенным, что во сне всех нас не перережут.

От Пэкстона не укрылась воинственность Годдарда, и он посмотрел на Алану, стоявшую рядом с Годдардом. Ее темные, с длинными ресницами глаза, покорившие его сердце с первого же мгновения, смотрели в пустоту.

— Вы что же это, стало быть, опасаетесь за свои жизни? — осведомился он у рыцаря.

— Давно известно, что ни единому уэльсцу никогда и ни в чем нельзя доверять.

— Да, но ведь двор так и кишит ими, — сказал Пэкстон. Он не хотел спорить со своим новым знакомым, но ему был интересен ответ начальника гарнизона. — Почему же это так, если вы не доверяете этим людям?

— Все это дело рук сэра Гилберта. Его и жены. Она этих людей и подбирала. И будь этот дурак поумнее, отошли он бездельников в леса, где прежде они и жили, уж наверняка был бы сегодня жив и здоров.

Пэкстон обратил внимание, что в продолжение всего разговора Алана слушала не шевельнувшись, не изменившись в лице. Она и вправду была прекрасна. Такой красавицы Пэкстону еще не приходилось встречать. Пэкстон готов был признать, что такую красивую женщину многие мужчины, да и сам он, были бы не прочь заполучить в жены. А способна ли она на предательство и коварство — это уже другой вопрос. В этом и предстояло ему разобраться.

— Так вы говорите, что ее люди виновны в смерти Гилберта?

— Не они, она, — объявил сэр Годдард, сильно покачиваясь из стороны в сторону. — Не прыгни он за ней в реку, нам не пришлось бы вылавливать его тело день спустя. Она виновата, что его сейчас нет с нами.

Слова Годдарда насторожили Пэкстона, хотя никаких доказательств у того не было. Алана же напряглась и ненавидящим и одновременно осуждающим взглядом посмотрела на сэра Годдарда.

— Как обычно, вы не в себе после ночной пьянки, — возмутилась она. — Именно поэтому сейчас, в который уж раз, выплеснулась та ненависть, которую вы испытываете к моему народу. Скажите-ка лучше сэру Пэкстону, почему вы не отправили всех нас в лес. Ну же. Расскажите ему, пусть он послушает.

Сэр Годдард поморщился. Затаенная злоба сверкнула в его взгляде. Пэкстон почувствовал, что Годдард так недоброжелателен к Алане не без основания и дело тут не в одном только наследстве. Пэкстон все же вмешался в их разговор, когда понял, что рыцарь не намерен отвечать.

— Ну-ка выкладывайте, почему все эти уэльсцы находятся здесь?!

Годдард перевел взгляд на Пэкстона, и, пока поворачивал голову, его заметно качнуло в сторону.

— Я не обязан отвечать.

— Неужели? Вы, сэр, ошибаетесь. Я требую, чтобы вы ответили — и немедленно.

— Кто же это, интересно, уполномочил вас требовать от меня объяснений?

— Король Генрих. Да и сам я настаиваю на объяснении.

Сэр Годдард не мог скрыть крайнее недоумение.

— Сам?! Уж не хотите ли вы сказать, что сделались правителем на этих землях?

— Именно — на этих землях. И мне должны подчиняться все, кто находится здесь, — объявил Пэкстон. — В том числе и ты. Ну, отвечай же, или я прикажу тебя связать и перебросить через частокол башкой вперед!

Годдард издал ворчливый, явно недовольный звук и лишь затем сказал:

— Тут нет никакого секрета. Все эти уэльсцы находятся здесь как рабочая сила, чтобы содержать замок в надлежащем виде. Ведь рыцарям не пристало заниматься грязными работами, так ведь?

— Наверное, им платят за эту работу?

— Их кормят, а также дают возможность спать под крышей.

— Они что же, по своей воле могут уходить отсюда и возвращаться сюда? — продолжал выведывать Пэкстон.

— Если вы желаете знать, держат ли их в этих стенах как заключенных в тюрьме, тогда я скажу: нет.

— Вынуждена с вами не согласиться, — перебила его Алана. — Ведь никто из этих людей не смог покинуть замок, с тех пор как попал сюда. Исключая случаи, когда кто-нибудь получал на работе увечье. Или если не случалось иной неприятности.

— Если вы намекаете на молодого Алдвина, — тотчас же поспешил парировать сэр Годдард, — так его наказали за воровство.

— Да ведь он и взял-то всего лишь еды на пару дней, чтобы не умереть с голоду, пока доберется домой к умирающей матери! — воскликнула она. — Когда вы его наказывали, то меньше всего думали о справедливости. Вы чудовищно жестоки!

— Я поступил справедливо, — не унимался сэр Годдард.

— Сначала высекли его, а затем отрубили правую руку?! По-моему, такое наказание не может быть морально оправдано ничем. Тем более что он и преступления-то никакого не совершил.

— Он получил как раз то, что заслуживал, — рявкнул рыцарь.

— Почему? Лишь только потому, что он уэльсец?!

Пэкстону было известно, что Генрих издал специальный закон, согласно которому с ворами следовало поступать по всей строгости. И сэр Годдард явно действовал подобным образом. Однако в данном случае наверняка требовалось проявить чуть больше снисходительности. Ведь этот юноша не был воином, и, стало быть, он не нарушил воинский долг, отправившись к умирающей матери. Кроме того, Пэкстон вовсе не был уверен, что в замке было настолько плохо с провизией, что два куска хлеба и кусок сыра, пропавшие из кладовой, могли бы создать серьезную проблему.

И потому напрашивался единственный вывод, что рыцарь намеренно дал волю своей жестокости. Предположение, что юноша был покалечен лишь потому, что был уэльсцем, — такое предположение звучало вполне правдоподобно.

Из-за жестокости рыцаря обстановка в замке резко обострилась. Враждебность и недовольство уэльсцев в любой момент могли обернуться мятежом. Понимая, что этого допустить он не должен, Пэкстон принял решение.

— Сэр Годдард, объявляю вам, что с данной минуты вы освобождены от выполнения обязанностей по охране крепости. Так что можете сразу же отправляться к себе и упаковывать вещи. Надеюсь, что уже через час вы покинете этот замок.

— И сделаю это с удовольствием, — заявил Годдард. — А вам лишь могу сказать: добро пожаловать в этот затхлый уголок земли, кишащий разным сбродом. И запомните — это проклятая земля. Я ума не приложу, почему Генриху так уж важно сохранить свою власть над этим краем. И я предупредил вас, Пэкстон де Бомон. А от этой сучки лучше держаться подальше, иначе вас постигнет та же участь, что и ее мужа.

Пэкстон наблюдал, как Годдард, сделав разворот кругом, покачиваясь направился к выходу. И вдруг он почувствовал, что его локтя коснулось что-то легкое и мягкое. Он посмотрел на свою руку в том месте, где оказалась миниатюрная ладонь. Мгновение спустя он обнаружил на себе взгляд чарующих глаз… В этом взгляде всякий мужчина без труда прочел бы волнующее обещание, такое обещание, которое завершается исступлением, сумасшествием и экстазом.

Реакция его была непроизвольной. Желание вмиг наполнило кровь.

Пэкстон удивился такой мгновенной реакции, но теперь он прекрасно понимал, чем именно привлекла Гилберта эта красавица Уэльса. Едва просматривающиеся женские формы, скрытые сверху головной накидкой, а от шеи до пят — туникой из шерсти, отделанной гарусной тесьмой, тем не менее, казались весьма привлекательными. Ну а что касается ее лица, то под маской скромности и скорби угадывалась сущая соблазнительница, правильнее даже было бы сказать — совратительница. Но все-таки интересно, причастна ли она к смерти мужа?..

Пэкстон оказался как бы внутри облака, сплошь состоявшего из желания. И вот через эту завесу он вдруг услышал собственное имя.