— Я на таблетках…


— Что?


— Я на таблетках.


Идея трахнуть ее вот так — кожа к коже, довольно заманчива. Но я всегда использовал презерватив, с тех пор как отец будто бы между делом сунул мне их в карман джинсов, когда мне было четырнадцать. В общем, несмотря на всю заманчивость этой идеи, разум возобладал. Я отрываюсь от Олеси на пару секунд. Натягиваю резинку и с силой, зная, что она справится, невзирая на мой размер, рывком погружаюсь внутрь.


— Черт! Ты не мог бы полегче?!


Не мог. Почему-то с ней к чертям собачьим летит вся моя выдержка. Это особенный кайф, когда женщина словно под тебя выкроена. Во всех отношениях. Бедра, изгибы талии, грудь. Сочная, спелая. Все при ней. Прям как под мои руки… Такую не страшно сжать посильнее.


— Выдержишь. А потом понравится. Еще добавки будешь просить.


Сгребаю мокрые волосы в охапку, наращиваю темп, вновь и вновь ударяя бедрами. Губами опять сминаю рот, хотя до этого не особенно любил целоваться. Да это и не поцелуй. Я пью её стоны, глотаю хрипы… Сжимаю соски, мну грудь. Пять минут, десять, пятнадцать. От пара нечем дышать…


— Кончай! — хриплю, нащупывая пальцами влажный скользкий бугорок между ног. — Кончай, Олеся, ну же… Детка.


Она снова запрокидывает голову и кричит. Я так сильно перевозбудился, оттягивая свой оргазм, что даже не чувствую ее сокращений. Грязно выругавшись, выхожу из нее рывком. Окончательно стягиваю сползший презерватив и вновь погружаюсь. И… вот оно… Вот. Жадные, ритмичные сжатия… Толкаюсь в самый последний раз и, наконец, кончаю.


В реальность меня возвращает свет фар проезжающей мимо машины. Интересно, она тогда забеременела? В душе? Когда соврала мне, что на таблетках, а я какого-то хрена поверил? Прикидываю в уме дату рождения мальчика и понимаю, что нет. Это случилось позже. И правда в том, что все это время, время, когда я, размякнув, как идиот, привязывался к ней все сильнее, сама Олеся не питала ко мне никаких чувств. Я был не просто ее любовником при живом муже. Я был для нее чем-то вроде быка-производителя или племенного жеребца.


Утихнувшая, было, ненависть охватывает все мое тело. Олеся правильно решила, что я смогу ее защитить от Алана Авдалова. Вот только кто потом защитит её от меня?


Глава 10

Олеся


Мы тормозим чуть в стороне от небольшого, я такие только в кино видела, самолета. В нашей стране не слишком развита малая авиация, и, похоже, это один из немногих аэродромов, приспособленных под её цели. Здесь почти нет людей, но я один черт тайком озираюсь по сторонам в надежде, что нам хоть кто-нибудь поможет.


— Даже не думай, — толкает меня в спину мой надзиратель. И от этого мои ноги в удобных ботинках на плоском ходу начинают разъезжаться на скованной льдом дорожке. С трудом удержав равновесие, окидываю тревожным взглядом взлетную полосу. Надеюсь, она находится в лучшем состоянии, чем подъездной путь, иначе наше путешествие может закончиться, так и не начавшись. Не то, чтобы я горела желанием куда-то лететь…


Тру лицо озябшими ладонями, отгоняя усталость, а когда вновь открываю глаза, из небольшой конторки, в сопровождении брата мужа, выходит мой сын. Я замираю на секунду, прижав руку к горлу, и, сорвавшись, со всех ног бегу, забыв о том, что ноги меня не держат…


— Сынок! — падаю на колени, прижимаю к себе его крепкую фигурку. Для ребенка трех лет Дамир — очень большой мальчик. Большой… но еще такой маленький. Покрываю его лицо быстрыми поцелуями, не замечая, как по моим щекам соленым нескончаемым водопадом катятся слезы.


— Мама! — всхлипывает тот.


— Прекрати. Ты — мужчина. Веди себя соответствующе.


От боли за моего маленького мальчика не могу дышать. Только с силой сжимаю пальцы на его комбинезоне и медленно от него отстраняюсь. Маленькие губки Дамира дрожат, а в карих глазах плещутся невыплаканные слезы. Одна крупная капля повисает на длинных-предлинных ресницах и срывается вниз. Стираю ее дрожащими пальцами.


— Все хорошо, слышишь? Мамочка с тобой. И всегда будет.


Медленно выпрямляюсь, ладонью прижимая голову сына к собственной ноге, и поднимаю взгляд на того, кого бы мои глаза не видели! Мне хочется убивать. Клянусь, если бы у меня была хоть какая-то возможность это сделать, прямо сейчас я бы не раздумывала ни секунды. Но пока такой возможности нет, я должна… просто вынуждена быть покладистой.


— Ты понимаешь, что это преступление?


— То, что наша семья, наконец, воссоединилась? — холодно усмехается тот.


— У нас нет семьи.


— Но будет. Уже совсем скоро. И лучше бы тебе к этому времени научиться должным образом уважать и почитать мужа. Гурам тебя слишком разбаловал.


Меня полосует холодный брезгливый взгляд черных глаз. Брат мужа совсем на него не похож. Он выше и тоньше в кости. Наверное, Алан даже красивее. Но от того, как он на меня смотрит, у меня внутри все стынет и будто покрывается коркой льда. Он… опасный. По-настоящему опасный. Теперь я это понимаю.


— Зачем тебе я? На дворе двадцать первый век, а ты производишь впечатление вполне современного человека. Могу поклясться, у тебя на примете есть девушка, которая с радостью согласится выйти за тебя замуж и будет тебе гораздо лучшей женой, чем я.


— Это не обсуждается. И запомни первое правило. С этого момента ко мне ты можешь обращаться, только если я это разрешу. А теперь помолчи.


Голос Алана звучит ровно и холодно. По привычке я открываю рот, чтобы высказать все, что я о нем думаю, но затыкаюсь, как только наши взгляды вновь скрещиваются. Тонкие губы мужчины растягиваются в скупой змеиной улыбке. Кажется, он доволен произведенным эффектом.


— Все готово. Мы можем подняться на борт.


— Постой! Я… могу узнать, куда мы летим?


— Домой.


Мне хочется заорать, что мой дом здесь. Но я только сильней стискиваю в руке маленькую ладошку. Выдыхай, Олеся, выдыхай! Сосредоточься на сыне… Подхватываю Дамира на руки. Конечно, он напуган, но даже в такой ситуации его любопытство берет свое. Он с интересом пялится на самолет, в котором нам предстоит лететь, и тот самый красный, похожий на стрекозу, вертолет, стоящий чуть поодаль.


— Мы сейчас полетим. Хочешь полететь? — улыбаюсь я, торопливо шагая вверх по невысокому трапу. Дамир качает головой. Голубая шапка с помпоном съезжает ему ну лоб. Тайком озираюсь по сторонам. С ужасом понимаю, что бежать мне некуда, а медлить больше нельзя. Высокая фигура Алана скрывается в салоне самолета, и я шагаю следом за ним, опасаясь, что нас с сыном вновь разлучат в наказание за мою строптивость. Брат Гурама располагается в ближайшем к выходу кресле, в окружении охраны. Я же, напротив, прохожу в хвост. Признаться, мне уже все равно, куда мы летим. Я истощена, а боль в голове становится такой сильной, что я начинаю опасаться, как бы у меня не было сотрясения. Пристегиваю себя и Дамира, который, конечно же, пожелал сесть у окна, и, закрыв глаза, откидываю голову на подголовник. Я держусь только из-за сына. Он все, что у меня осталось. И единственное, что имеет смысл. Снова сжимаю в ладони его маленькую, но такую, знаете, по-мужски скроенную руку и повторяю, как мантру: Все будет хорошо. Тимур спасет нас. Иначе просто не может быть.


Тимур…


Самолет выезжает на взлетную полосу и, разогнавшись, взмывает ввысь, а я снова мысленно возвращаюсь в прошлое.


Вода бьет по плечам и стекает вниз по груди, которая стала непривычно чувствительной. Каждый вдох дается с трудом. Я зажата между стеной и телом вздрагивающего на мне мужчины. Но даже если я задохнусь — ни за что не отстранюсь от него первой. Пока он изливается глубоко-глубоко во мне. Сжимаю его сильней. Плывите-плывите, сперматозоиды… Если бы это было возможно, я бы и в позу березки встала, говорят, так шансы забеременеть увеличиваются. Только вряд ли мои упражнения остались бы незамеченными Белым, так что… Я просто замерла мышкой и не шевелюсь.


Тимур выскальзывает из меня спустя несколько долгих минут. Но отстраняться полностью не спешит. Ведет губами по подрагивающему плечу. Прихватывает кожу и, с силой сжав ладонью мою ягодицу, пальцами второй руки опять толкается внутрь. А вот это точно лишнее… Отстраняюсь.


— Что такое?


— Мне нужно идти, — выхожу из душа, хватаю полотенце и заворачиваюсь в него, забыв промокнуть волосы.


— Да брось. Давай сходим куда-нибудь поужинать.


— Кажется, я говорила, что не заинтересована в отношениях. Ужин… это что-то из этой области, нет? — торопливо натягиваю спортивный лифчик, тянусь за трусиками. Тимур наблюдает за мной, прищурившись.


— Я предлагаю просто поесть.


— Я не могу, — оглядываюсь по сторонам — ничего ли не забыла, накидываю мастерку и подхватываю сумку, в которую небрежно смахнула все свое барахло.


— Хочешь просто трахаться?


Замираю. Поднимаю взгляд. Я не могу отрицать того, что с Тимуром это все намного приятнее, чем я того бы хотела. И потому меня охватывает чувство вины. Вины перед мужем. А еще… разочарования. В голове звучит немного задушенный голос тренера: «Ты жене хочешь пропустить чемпионат, м-м-м, Олеся?». Каждый раз, когда я испытываю к мужчине что-то большее, чем ничего, этот голос из прошлого, будь он проклят, гасит зарождающийся огонек желания, не давая ему перерасти в пожар.


— Разве это я пришла к тебе?


— Нет. Я пришел сам. Но и ты была совершенно не против.


Не была. А должна была. Я ведь уже решила, что Тимур Белый — не тот человек, которого можно использовать. Так какого хрена я позволила ему… себе… то, что случилось?


Желание стать матерью делает меня безумной. Других объяснений этому я не нахожу.