— Тише, тише… Это же я, — сжимая между пальцев мои соски, змеем искусителем шепчет мне на ухо тот, о ком я буквально минуту назад вспоминала.


— Не надо! — пищу я, кажется, каждой клеточкой ощущая горячее мужское тело и особенно — отдельную его часть, прижимающуюся чуть повыше моей попки.


— Чего не надо? Не надо так? — пальцы сжимаются сильнее. — Или так? — опускаются ниже и замирают у кромки волос, легонько поглаживая.


— Эй! Эй, ты! Слышишь?


Всем телом вздрагиваю. Отворачиваюсь от окна и встречаюсь взглядом с темными глазами своего похитителя.


— Полет согласован. Сейчас мы подъедем к взлетке. Там будут Алан и твой ребенок. Не делай глупостей, и все будет хорошо. Поняла?


Судорожно киваю и первой тянусь к ручке.


— Подожди! Я тебе русским языком говорю, мы подъедем. Там будут посторонние. Никаких фокусов.


Глава 9

Тимур


— На самом деле Дамир — ваш сын…


Эти слова взрываются в моем мозгу подобно мощной свето-шумовой гранате. Они оглушают, слепят, лишают ориентиров, закручивая картинку перед глазами волчком…


— Что?


— Гурам, так звали Олеськиного мужа, не мог иметь детей. Я всегда об этом догадывалась. Ведь сколько лет они пытались — и ничего не получалось. И тут — беременность. Я-то, глупая, думала, мало ли… Ошиблась, поспешила с выводами. И Леська ж еще — хитрая лиса, даже мне не призналась! Только сегодня, когда припекло… — громко сморкается Катерина. — Она на вас очень рассчитывала… Я понимаю, это все очень неожиданно, но вы ведь ей поможете? Скажите, что поможете!


Катерина впивается ногтями в мою ладонь, но я не чувствую боли. Освобождаю руку из ее захвата и киваю, потому что слов нет. Силюсь осознать произошедшее, но это все настолько чудовищно, что просто не укладывается в моей голове, как я ни стараюсь. Это то, чего в моей жизни просто не может быть.


— Почему Олеся ничего мне не сказала? — я догадываюсь, но просто не хочу… не могу в это поверить.


— Она хотела! Сегодня… Но не успела.


— Нет. Я сейчас не об этом, — спешно уточняю я, видя, что моя собеседница вот-вот снова заплачет, и тогда я вообще вряд ли добьюсь хоть каких-то ответов. А может, оно и к лучшему? Гашу в себе эту нелепую трусливую мысль и все же спрашиваю: — Почему она мне не сказала, когда забеременела?


Катерина открывает рот, но, так и не найдясь с ответом, смущенно отводит красные, заплывшие от слез глаза. Лишая меня всякого повода и дальше отрицать очевидное. Я понимаю… Я, мать его все дери, понимаю. И каким дураком был я сам. И какой сукой оказалась Олеся… В моем сердце зарождается черная жгучая… нет, это даже не ярость. Это ненависть чистой воды. Растираю лицо ладонями. По крупицам перебираю вчерашний день, а в груди горит… тлеет что-то страшное. Делаю рваный вдох. Кислород врывается в легкие, раздувая огонь. Он как лава течет по венам, выжигая до пепла нутро. Я ведь даже не рассмотрел его… Помимо всего того, что уже и так пропустил… Я ведь даже не запомнил, как он выглядит.


Мой сын.


Отступаю на шаг. Закрываю глаза. Мне нужно пару секунд на то, чтобы вернуть себе самообладание.


— Тимур Булатыч…


— Да?


— Здесь все отработали. Пленки есть. Доступ к городским камерам — тоже. Мы можем продолжить работу в офисе?


— Да, конечно. Отчитываетесь лично передо мной.


Моим людям требуется два часа, чтобы собрать полную информацию на Олесю и Дамира Авдаловых, и немного больше — чтобы узнать хоть что-то об их похитителях. Я перебираю эти долбаные бумажки снова и снова, и каждый раз возвращаюсь к маленькой черно-белой фотографии, сделанной на загранпаспорт.


Он похож на меня. Мой сын…


Дверь в кабинет открывается. Высокая фигура отца на миг застывает в дверях и плавно, подобно тени, перетекает в комнату.


— Что тут у нас за кипиш? — интересуется он, усаживаясь в кресло напротив


Растираю виски. Я думал о том, как ему это все объяснить, но так ничего и не придумал.


— Одна женщина попросила меня о защите. Но её похитили прежде, чем наши парни успели приступить к работе.


— Что за женщина?


— Ты ее не знаешь, па. Она… не из наших обычных клиентов.


Если отец и удивлен, а он удивлен, я знаю, то никак этого не показывает. Ведет широкими плечами, ударяет ладонями по столу:


— Окей. Если будет нужна помощь… — договорить не успевает, потому что дверь в мой кабинет снова распахивается, на этот раз перед моим братом.


— Что тут у нас за кипиш? — один-в-один, как отец, интересуется Руслан, жмет ему руку, затем мне, садится в кресло и окидывает меня насмешливым взглядом. — Как сам? Голова не болит?


Пикировки со старшим — для меня особенное удовольствие. Но не сейчас.


— Да ну тебя.


— Я что-то пропустил? — усмехается отец.


— Еще бы! Все веселье. Тиман вчера порядком расслабился.


А ведь и правда. Это было вчера. Но с тех пор произошло столько событий, что кажется, будто тот день и этот отделяет не один год.


— Он меня спаивал. А сам чай фигачил вместо виски.


— Виноват, — белозубо улыбается старший. — Но у Милки режутся клыки, и мне нужно было…


Все держать под контролем. Руслан не договорил. Но я его и без того услышал.


— Капризничает? — это уже отец.


— Моя принцесса? Вот еще. Мужественно все сносит. Только слюни до колен и пальцы во рту постоянно. Мои тоже, кстати сказать. Их она обгладывает с каким-то особенным удовольствием.


Когда Руслан начинает говорить о своей дочке — его не переслушать. Да и, чего греха таить, обычно меня забавляют эти рассказы. Но не теперь. Когда каждое слово брата и каждая блаженная улыбка лишний раз мне напоминают о том, чего был лишен я сам.


— Так что все же случилось? — будто почувствовав что-то неладное, осекается Рус. Повторяю и для него уже озвученную отцу версию. Руслан кивает и подтаскивает к себе папку.


— Алан Авдалов. Что-то знакомое.


— Он дурью барыжит на пару соседних областей. Такое…


— Вы их засекли?


— Прямо сейчас нанятый им самолет должен приземлиться в T***


— Что думаешь делать?


Хороший вопрос. Для начала заберу своего сына. А там — посмотрим.


— Есть у меня кое-какой план.


— Если вдруг понадобится помощь…


— Господи, Рус, я большой мальчик.


— Я знаю. И не лезу в твои дела. Просто знай, что можешь на меня рассчитывать.


Он опускает взгляд на ту самую фотографию. Смотрит на нее несколько секунд, и я понимаю, что от него ничего… абсолютно ничего не укрывается. Дерьмо! Качаю головой. Уверенный в том, что брат поймет меня правильно и не станет требовать ответов на свои вопросы сию секунду. И он не подводит. Задумчиво чешет бровь и расслабленно откидывается в кресле. Я знаю, это временная передышка. Но рано или поздно мне придется все объяснить семье. Кто бы еще подсказал, как признаться им в том, что меня… меня! так ловко обвели вокруг пальца. Этому нет объяснения. Их просто нет, гори оно все огнем.


— Просто пойди и забери их.


И это говорит мне мой старший брат? Руслан-сто-раз-перестрахуюсь-Белый? Просто пойди и забери? Серьезно? Впрочем, случись что-то подобное с его семьей, Рус наверняка бы так и сделал. К счастью, хоть отец не лезет в детали, доверяя мне на все сто. Да и не та это ситуация, из-за которой тот стал бы нервничать. Дерьмо случилось до того, как наши ребята приступили к работе. А значит, это не наш прокол.


— Лично?


— Что, пап?


— Я спрашиваю, ты планируешь этим заняться лично?


Да чтоб тебя! Я ведь уже было решил, что пронесло.


— Да.


— Почему?


— Потому что это была личная просьба ко мне.


Отец кивает лысой головой, с удивительной для такого почтенного возраста ловкостью встает из-за стола и, бросив Руслану «Подстрахуешь», выходит из кабинета.


— Это что сейчас было?


— Мне было велено подстраховать твою задницу.


— Дерьмо.


Следуя примеру отца, тоже поднимаюсь. Снимаю со спинки кресла небрежно брошенное пальто. Барберри смотрится довольно странно поверх линялой футболки и практически белых от постоянной стирки джинсов. Да и кроссовки, которые первыми попались мне под руку, когда я выбегал из дому — тоже выбиваются из привычной картины. Плевать…


— Хочешь, поговорим об этом?


— Нет! — сгребаю ключи, недолго думая забираю и папку.


— Ты же ничего не знал о ребенке?


— Рус! Прошу, не сейчас.


— А когда?! Когда ты окончательно загонишься по этому поводу?


Я знаю, что брат хочет как лучше. Я знаю, что он любит меня и переживает. Но не могу… Даже с ним не могу сейчас обсуждать эту тему.


Молча выхожу. Спускаюсь в паркинг. Сажусь в холодный салон машины и возвращаюсь назад…


Я даю ей неделю на то, чтобы пообвыкнуться на новом месте и заскучать, прежде чем перехожу в наступление. Мой план прост — застать Олесю врасплох. И тут на моей стороне имеется огромное преимущество — камеры, растыканные по всему этажу. Поэтому наша встреча в душе — совсем не случайна. Я ждал этого целый вечер.


Зал — закрыт. Кроме нас — никого. Но она об этом не знает. Тем острее все то, что происходит, когда я присоединяюсь к ней. Пальцы безошибочно находят полную грудь, трут, оттягивают соски, пока эта дурочка срывающимся голосом пытается меня убедить, что нам не стоит этого делать.


— Не надо…


— Как не надо? Так? — опускаю руку вниз, веду пальцами по волоскам на лобке. Она едва слышно стонет и, вряд ли отдавая отчет своим действиям, прогибается. Ну, вылитая кошка в ожидании ласки. Меня заводит то, как отчаянно того не желая, она все же подчиняется своим инстинктам. Смеюсь ей на ушко, прикусываю мочку и опускаюсь ниже, раздвигая плотно сжатые, как у невинной девочки, которой она отнюдь не является, губы. Олеся замирает в моих руках. Я кусаю ее сильней, глажу мягкие гладкие складочки и, резко толкнувшись двумя пальцами внутрь, неспешно их вынимаю. А она, со стоном капитуляции, поднимается на носочки и бесстыже тянется за моей рукой. Я много чего повидал, но вид ее поджавшихся смуглых пальцев с ярко-алым лаком на ногтях возбуждает меня как ничто в этой гребаной жизни. Я залипаю на ее узких ступнях в сланцах, как упоротый фетишист. Скулы сводит от дикого неконтролируемого желания и отдает легкой тянущей болью в затылок. Вода бьет по плечам, стекает вниз по груди и колом стоящему члену. Поднимаю ее бедра чуть выше. Для удобства сам немного сгибаю ноги в коленях и веду головкой по нежной плоти. О, да! Олеся откидывает голову мне на плечо, а руками упирается в стену. Ловлю ее губы ртом. Легонько прикусываю и тут же зализываю языком место укуса. Олеся что-то бессвязно бормочет, слабо сжимает пальцы вокруг моих широких запястий, то ли чтобы прекратить это все, то ли давая понять, что ей хочется большего.