Пьер Рей - Вдова

— Есть одна вещь, которую я не понимаю.

— О чем ты? — спросила Лон.

— Да так, в общем-то ни о чем, — помолчав, ответил Квик. — Все очень туманно… К черту! Пошли возьмем баллоны.

Он взял Лон за руку и повел к фургончику. Ни один из хиппи, покуривавших, растянувшись в тени пальм прямо на песке, даже глаз не поднял, чтобы посмотреть на них.

Злые языки утверждали, что она старше Арчи. На самом деле Урсула была на два года моложе, но в те дни, когда очень уставала, ее можно было принять за его мать. На службу к Найту она поступила пятьдесят три года назад. Оба упрямые и раздражительные, хозяин и служанка все время пререкались, но обойтись друг без друга не могли. Арчибальд постоянно по поводу и без повода отчитывал Урсулу, она же не могла удержаться от едких упреков в его адрес.

Найт просматривал утренние газеты, когда Урсула без стука вошла в столовую с флаконом, наполненным жидкостью, цвет которой колебался между желтым и каштановым.

— Можете радоваться! Тот же вес.

— Поставьте туда, куда нужно, — буркнул Арчибальд не поворачивая головы.

Ворча себе под нос, Урсула вышла. Лишь ей одной были известны странные причуды хозяина. Но со временем она к ним привыкла.

Вот уже полвека в ее обязанности входило каждое утро взвешивать фекалии и мочу Арчибальда Найта. То же самое Урсула проделывала с жидкой и твердой пищей, которую хозяин поглощал в течение дня. На этом церемониал не заканчивался. В ванной хозяина дома, за вращающимся зеркалом, находился вход в огромную комнату, где поддерживалась постоянная температура — ноль градусов. Там на металлических стеллажах стояло рядами в хронологическом порядке, как свидетельствовали этикетки, более восемнадцати тысяч сосудов. Каждый сосуд содержал экскременты Арчибальда начиная с 11 марта 1925 года.

В самых старых из них сохранилась лишь сероватая пыль, которая давала почтенному старцу пищу для размышлений о бесцельности и суетности вещей в этом мире. Начиная собирать эту странную коллекцию из чисто экономических соображений, он был ошеломлен разницей в результатах между количеством поглощенных и воспроизводимых организмом веществ. Иногда испражнений было больше, чем он проглатывал, в другие же дни — наоборот. Но в любом случае Арчи испытывал чувство чудовищного дискомфорта, шокированный загадочной логикой обмена веществ, в которую ему никак не удавалось проникнуть. Ибо, в конечном счете, содержимое этих пузыречков было не чем иным, как законсервированным Арчибальдом Найтом, являясь без его согласия уплаченной данью жизни, чтобы она продолжалась. И эта загадка оставалась нераскрытой: двести граммов испарялись (куда же?), триста граммов появлялись (почему?). Граммы, которые были им самим, составляли его субстанцию!

Урсула вернулась в комнату.

— Сегодня вечером вы имеете право на 722 грамма вместе с минеральной водой. Ваше счастье, — добавила она, — что за столом не будет этих развратниц, которых вы так часто приглашаете.

— О ком это вы?

— Об этой женщине и ее подружке! Или вы думаете, что я не читаю газет?

— Заткнитесь и убирайтесь на кухню.

— Вот уж нет! Она приносит только несчастье. Всякий раз, когда она приближала к себе мужчину, тот умирал. Это случится и с вами, если будете продолжать с ней встречаться.

— Вон отсюда, старая мерзавка! — фыркнул Арчибальд.

Урсула хлопнула дверью, но спустя секунду опять ее открыла и просунула голову в щель.

— В библиотеке вас ждет посетитель. Гастон мне только что сказал. — И Урсула так снова хлопнула дверью, словно минуту назад не жаловалась на упадок сил. Арчибальд поднялся с кресла, сбросил халат и натянул домашнюю куртку. Он согласился принять Джона Робинсона. Он знал, что финансовый мозг республиканцев пришел просить денег!

Скандал! Очевидно, широко известные моральные устои американских выборов существовали лишь на бумаге. Накануне Найт тайком вручил чек на баснословную сумму… Белиджану. Как Арчи ненавидел демократов — знал только Бог. Но, финансируя обе партии, он был уверен: что бы ни случилось, в обоих случаях он выиграет. А Робинсон слишком много тратит, его следует выставить вон!

Пегги всегда унижала Нат с особым удовольствием. Это успокаивало ее. А сейчас ей хотелось кусаться. Слишком уж долго события шли своим чередом, а не так, как она рассчитывала, без ее на то согласия. Мир вертелся вокруг нее и жил по своим законам, которые устанавливала не она. Взять хотя бы ее неудавшийся брак с Калленбергом или воображаемое наследство Грека. А постоянная денежная зависимость от клана Балтиморов, державшего ее на поводке по политическим причинам… И уж совсем омерзительным было поведение любовника, изменившего ей с ее собственной дочерью. Тяжело было вспоминать бунт Чарлен и их последний разговор. Нужно немедленно положить всему этому конец! Пегги дала себе сорок восемь часов на размышления.

Быстрое расследование подтвердило, что Лон в Нью-Йорке нет. Переборов себя, Пегги даже позвонила Рони. Как она и ожидала, этот ничтожный человечишка не видел Лон. И прежде чем он решился пуститься в малопонятные и плаксивые объяснения, она положила трубку. Придет и его час. Он получит сполна за все.

Хочешь не хочешь, а надо было предупредить Джереми, чтобы обратить в свою пользу новый жестокий удар. И Пегги позвонила ему в контору.

— Приезжай ко мне немедленно.

— Я занят.

— Занят, задница?! Если не появишься через десять минут — тем хуже для тебя, я уже уйду!

Пегги хорошо знала, как задеть Джереми за живое, — он заявился к ней раньше времени и был вне себя от злости.

— Не много ли ты себе позволяешь, моя милая?

— Заткнись!

— Что? Что? — голос его сорвался на визг.

— Заткнись! Я слишком много вытерпела от тебя, твоей проклятой семейки и твоей чертовой партии. Плевать мне на твои выборы! Сейчас говорю я. Ты же будешь слушать и подчиняться.

Джереми плюхнулся в кресло и даже вроде бы успокоился.

— Прими стаканчик, — сказала Пегги спокойным, но ледяным тоном. — Тебе это будет как нельзя кстати. Наливай, наливай!

Джереми машинально встал, подошел к бару, плеснул себе виски и снова уселся, не притрагиваясь к стакану. Пегги бросила на него злобный взгляд.

— Ты считаешь меня набитой дурой, да? Тебе было начхать на то, как унижал меня твой братец, на то, что я вынесла, когда он умер. Тебя ничуть не волновало, что Сатрапулос ограбил меня — выкручивайся сама как хочешь. Не так ли? Тебе на все наплевать до того момента, пока это не затрагивает твои интересы. Даже если я сдохну, ты только ухмыльнешься. Еще бы! Всех вас такой вариант устроил бы как нельзя лучше.

Джереми залпом выпил виски.

— Так вот, — продолжала Пегги, — я все-таки существую, я здесь и собираюсь распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. Плевала я на тебя и на всех вас!

Джереми сделал неопределенный жест.

— И для того чтобы мне об этом сказать, ты…

— И о многом другом тоже! Во-первых, твоей милости следует знать, что Чарлен ушла из дома два дня назад!

Джереми поспешно сделал еще глоток.

— Из-за тебя, между прочим! Если бы тебе не пришла в голову идиотская идея отослать ее дружка, она бы не поехала за ним и была бы у нас под контролем. Теперь любой ловкач-писака может обнаружить это и шлепнуть в своей газетенке, что дочь великого Скотта Балтимора крутит любовь с грязным неудачником. Я уже не говорю о том, какие последствия фокусы Чарлен могут иметь для говняных выборов.

— Ты меня просто ошарашила, — простонал Джереми.

— Я еще больше тебя ошарашу! Полгода назад ты отказал мне в ничтожной сумме, которую я просила в интересах твоей же семьи. Но великий умник Джереми Балтимор ошибся. Жизнь дорожает с каждым днем, и доллар уже не тот, чем был раньше. Мне, чтобы сохранить прежний уровень, пришлось наделать новых долгов.

— Хм…

— Миллиона, который я у тебя просила, больше недостаточно! Я хочу два.

Джереми аж рот открыл. В эту минуту он походил на боксера, которого только что нокаутировал противник. Полагая, что он хотел что-то сказать, Пегги жестом оборвала его.

— Два миллиона долларов, понял? И не через три недели и даже не через неделю, а через два дня!

— Пегги!

— Если я их не получу, поверь мне на слово, все ваши грязные делишки станут известны избирателям! Гарантирую, что твой идиот Джонни О'Брейн никогда не пройдет! Никогда! Он не осмелится на улицу выйти от страха, что в нем узнают одного из ваших! И теперь — последнее…

Джереми ошалело глянул на нее.

— Убирайся вон! Ответа я жду не позже чем завтра до полудня.

Джереми поднялся. Он совсем сгорбился и неуверенно пробормотал:

— Я поговорю об этом с мамой.

И вышел.

Квик фыркнул, и через маску, которую никак не удавалось приподнять, Лон увидела тысячи капелек воды, блестевших на заходящем солнце.

— Ну? Что я тебе говорил? Понравилось?

Лон отдышалась.

— Потрясающе!

— Было бы еще лучше, но ты слишком много пьешь. Недостаток новичка.

— Я пью? — удивилась Лон.

Квик снял ласты.

— Слишком много воздуха глотаешь, потому что глубоко захватываешь шланг. Надо дышать спокойно.

Он сунул руку в плавки.

— Держи, это подарок.

На его ладони лежала крошечная ракушка, закрученная спиралькой. Ее перламутр переливался всеми цветами радуги.

— Это ничего не стоит и не причиняет никому боли! Красиво, не правда ли?

Лон взяла ракушку и машинально поднесла ее к уху. Квик расхохотался.

— Да нет же, дурочка! Там ты не услышишь моря!