Озабоченная услышанным от Эмили, Пегги подошла к Арчибальду, собираясь попросить его срочно проводить ее домой. Но он первым предложил ей это:

— Если вы готовы, мы можем ехать.

Пегги не решилась спросить, чем так встревожен ее спутник. Она не заметила скатанный в шарик злополучный счет, который старый скряга вертел в пальцах.

* * *

— О'Брейн — дурак!

— А кто в этом сомневается?

— Если он пройдет — Америке хана.

— Ну, все не так страшно. Он отнюдь не первый кретин, который окажется во главе страны. Как известно, никто от этого не умер. Преимущество заключается в другом: О'Брейн будет делать то, что ему скажут, а через четыре года ты займешь его место.

— А если он за это время войдет во вкус?

— К несчастью для нас, ничто не подтверждает, что его изберут.

— Нынешний президент — вообще полное ничтожество.

— Голосуют за красивые морды, уж ты-то должен это знать. 40 процентов избирателей составляют, как известно, женщины, 21 процент — это люди, которым еще нет и тридцати лет, 15 процентов — чернокожие. Иными словами, среди тех, кто придет к избирательным урнам, 76 процентов — это люди безответственные. Таким нужны картинки, а не ум. Ах… Если бы можно было выдвинуть тебя!

О Джонни О'Брейне, новом лидере демократов, еще несколько недель назад никто не имел понятия. У него были ослепительно белые зубы и вполне подходящий возраст — до пятидесяти. Вот, пожалуй, и все, что было известно об этом парне. Отделу партии по связям с прессой пришлось здорово попотеть, чтобы научить его принимать важный и сосредоточенный вид перед телекамерами. Часами перед ним гоняли весьма смелые порнографические сюжеты, на которые несчастный обязан был никак не реагировать. Через три недели такого режима он был готов к любым политическим баталиям. Было более чем вероятно, что его соперником окажется нынешний президент, промахи которого были всемирно известны. Но как это ни странно, именно его тупость являлась еще одним козырем республиканцев, поскольку ограниченный интеллект этого человека не позволял ему ввязываться в крупные грязные операции. Наступало время добродетели и очищения, что следовало в первую очередь принимать во внимание.

— Все выяснится вечером 18 августа. Но я могу поспорить, что партия будет разыгрываться между О'Брейном и нынешним президентом. В обоих случаях в Белом доме засядет дебил.

— Да, — задумчиво протянул Белиджан и добавил: — Ты видел свою мать?

— Чем реже я ее вижу, тем лучше себя чувствую.

— Возможно, она была права. Можно было бы попробовать с тобой.

— Имея за спиной вторую идиотку? Я не сомкнул бы глаз на протяжении всей избирательной кампании. Если запахнет деньгами — она способна на все!

— Как и многие другие.

— Хуже! Ей даже в голову не приходит позаботиться о будущем.

— Своем или Балтиморов?

— Давай дальше! Если б она не была женой Скотта, Грек на нее даже не взглянул бы!

— Я прикинул, сколько дней осталось до начала кампании — пятьдесят один. Ты можешь за это время ее обезвредить?

Джереми пожал плечами.

— Но ведь даже малейшая ошибка в предстоящие недели может привести к неминуемому поражению.

— Чего ты от меня хочешь? Если так сомневаешься — будь ей нянькой сам! Или же отсчитай из своего кармана миллион, который она так хочет от нас получить!

Белиджан предпочел не заметить задиристого тона Джереми и гнул свое.

— Надо ее остановить, ты слышишь? Надо ее остановить! Если она будет продолжать выставляться напоказ с этим старым хреном — мы пропали!

Джереми нервно налил себе полный стакан.

— Иди и сам ей скажи! Она это делает специально. Чтобы заставить выполнить свои условия.

— А не блефует ли она?

— Не понял.

— Ну а вдруг она действительно выйдет за мумию замуж?

Джереми осторожно поставил стакан и посмотрел на Белиджана широко открытыми от изумления глазами.

— Надеюсь, ты пошутил?

— Пять минут назад ты утверждал, что она способна на все.

— На все — да, но только не на ЭТО!

Белиджан нервно покусывал нижнюю губу.

— А я вовсе не уверен. И не хочу брать на себя такой риск.

— Придурок ты!

— Это еще не все. Где сейчас Чарлен?

— Не знаю. У своей матери, наверное. Но почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что девчонка настолько же опасна, как и сама Пегги. Через них очень легко можно добраться до твоего семейства, а потом — и до всех нас, до партии.

Джереми бросился к телефону.

— Я это сейчас же узнаю!

Белиджан не стал его останавливать. В критических ситуациях у Джереми появлялось нечто вроде нюха на возможные осложнения и опасности.

— Кто говорит? — гаркнул он. — Где Чарлен? Хорошо. А ее мать? Отлично, благодарю.

— Чарлен на занятиях, — сообщил он Белиджану.

— А Пегги?

Джереми сделал большой глоток скотча.

— Если ты полагаешь, что она информирует слуг о своих разъездах…

* * *

Нат ворвалась, подобно метеору, в парикмахерскую «К Александру».

— Где миссис Сатрапулос?

— Под сушуаром, с Педро.

Нат стремительно проскочила несколько залов, где люди, шурша накрахмаленными халатами, склонялись к затылкам богатых, уверенных в себе клиенток. У парикмахеров высшего разряда существует особая иерархия, еще более безжалостная, чем армейская. Каждая посетительница оценивает свою значимость по тому рвению, с которым ее здесь встречают. Парикмахер должен быть дипломатом, льстецом, развратником и даже грубым, если не хочет, чтобы его напомаженное стадо разбежалось. Вес Нат в обществе можно было определить по характерному звуку в зале. Но сегодня тихое жужжанье сплетен оставило равнодушной молодую женщину. Нат только что выяснила, кто же ее одурачил полтора года назад, когда Пегги, по ее совету, предпочла остаться вдовой и не вышла замуж за Калленберга.

Пегги сидела в последнем зале. На соседнем кресле гордо восседал, тоже под сушуаром, ее пес Педро. Маникюрша покрывала лаком его когти, а две руки помощника в голубом халате массировали ему грудку.

— Педро хочет пить, — сказала маникюрша.

— Пусть ему принесут чаю, — приказала Пегги. — И, обратившись к Нат, которую уже усадили в кресло, она спросила:

— А что ты будешь пить?

— Кофе.

Один из помощников кинулся выполнять распоряжение. Нат погладила Педро. История о том, как пес попал к Пегги, напоминала сказку о добрых феях. В один из вечеров, возвращаясь из загородного ресторана, она увидела сидящего посреди дороги пса. Шофер остановил машину, и Пегги подошла к нему. Животное было ранено, а от его намокшей под дождем шерсти исходил смрадный запах. Породу пса определить было невозможно. По виду он был похож на молодого барашка или даже медвежонка. А если иметь в виду чисто собачьи качества, в нем было что-то и от овчарки, и от спаниеля, и от фокстерьера. Глаз собаки Пегги тогда не смогла рассмотреть, их скрывали жесткие мокрые пучки шерсти. Но пес нашел совершенно естественным тот факт, что красивая женщина усадила его в «роллс-ройс».

Пегги дала найденышу кличку Педро и поклялась небом, что сделает из него самого знаменитого пса в Нью-Йорке. И она сдержала слово. Сейчас Педро получит в гардеробе свой кафтанчик из шкуры леопарда, сшитый на заказ у самого Джованни Аттилио. Гений находил очень забавным придумывать иногда модели и для собак. В торжественных случаях на шее Педро красовалось колье с сапфиром, а его спину обвивала золотая цепочка тонкой работы. Постоянно он носил лишь небольшой бриллиант в два карата, вправленный в платиновое кольцо. Столь оригинальная серьга была вдета в левое, проколотое ухо собаки. Проделать эту операцию был приглашен самый известный хирург-косметолог. Помощница протянула руку под сушуар, чтобы узнать, готова ли шерсть Педро для того, чтобы нанести последний штрих на его прическу.

— Осторожнее! — предупредила Пегги. — От жары он становится нервным.

— Нам надо поговорить, — сообщила подруге Нат.

— Я тебя слушаю, — сказала Пегги, глядя мимо.

— Мне известно, кто нас облапошил.

— Облапошил?

— Ну, я имею в виду Калленберга и твое замужество.

— Кто?

— Рита.

— Кто?!

— Рита, его дочь.

— Рассказывай.

— Секундочку…

Помощник принес поднос с чашками.

— Запишите на мой счет, — бросила Пегги привычную фразу.

И он, и сама Пегги прекрасно знали, что эти слова ничего ровным счетом не значат. Она пользовалась услугами лучшего здешнего мастера бесплатно. Стоит ли портить добрые отношения какими-то денежными расчетами? И расходы, таким образом, взял на себя парикмахер.

— Молоко или лимон?

— Молоко, — сказала Пегги.

Помощница взяла чашку и поднесла сидевшей под сушуаром собаке.

— Продолжай, — обратилась к Нат Пегги, увидев, что Педро уже опустошил чашку.

— Ты помнишь Додо?

— Я никогда ничего не забываю.

— Додо спала со Стиманом, моим кретином-финагентом, и еще с одним альфонсом. Именно с его помощью Рита и провернула дело против тебя. За сто тысяч долларов он уложил Додо в постель к моему дурачку. Этой шлюшке удалось убедить Стимана в том, что она была любовницей Миллера и что от нотариуса ей стали известны подробности о наследстве Грека. Естественно, Стиман предупредил меня. Я клюнула на это и совершенно искренне постаралась предостеречь тебя.

— И тебе это отлично удалось, — съязвила Пегги.

— Пегги! Ты сделала бы то же самое на моем месте, — оправдывалась Нат.

— Ну, а эта… Рита?

— Она боялась, что ты приберешь к рукам состояние ее отца.