— Наверное, тебе все же придется выбирать, кем быть: каменщиком на закладке этого фундамента или простым начальником лаборатории?

— Не могу на тебя сердиться, — расхохотался Федор, — хотя во время всех наших серьезных разговоров ты прикидываешься этаким несмышленышем. Ладно, рассказывайте, что вы там придумали.

Начинающие исследователи рассказали ему о случайно открытой способности Яна читать мысли Тани.

— Может, это произошло действительно случайно, — предположил Головин, — состояние влюбленности располагает к чтению мыслей друг друга.

Таня, как всегда, от смущения покраснела, а Ян кинулся на защиту.

— Ты можешь придумывать совершенно обывательские объяснения, но настоящий ученый должен был бы заинтересоваться. Таня, давай попробуем почитать мысли этого неверующего!

Девушка заколебалась.

— Мы же сами ещё не выяснили, как это происходит? Вдруг чтение мыслей возможно только между нами?

— Вот и давай на месте разберемся: случайность это или нет? Усиливает твое присутствие мои возможности или нет? Прежде мне случалось не только излечивать головную боль у Федора Арсентьевича, но и вытаскивать из головы пулю. Ни одной мысли тогда мне прочесть не удалось. Теперь… Федор, сядь!

Головин молча подчинился, точно Ян имел право им командовать.

— Таня, положи одну руку ему на голову, другую — мне на лоб, как вчера, — он помолчал несколько секунд и монотонно начал говорить: — Уж не дурачат ли они меня? Неужели такое возможно? Тогда надо срочно сходить на прием к Семашко. Или к Петерсу? Какие возможности могут открыться перед человечеством… В любом случае, что это за жизнь, без семьи?

Федор так стремительно отшатнулся, что чуть не упал со стула.

— Господи, да кто же это согласится, чтобы его мысли читали? На земле начнется такая неразбериха — человек привык прятаться за слова, или хотя бы за молчание. А тут — весь на виду?

— О всей земле пока речи и быть не может! — хмыкнул Ян. — Тут бы для начала самим разобраться, как это происходит. Почему именно через Таню я могу читать твои мысли, а у меня одного — не получается? И кто такой Петерс, которого ты упомянул? Известный ученый?

Головин посмотрел на Яна с немым изумлением.

— Ты не знаешь, кто такой Петерс? Воистину дитя полей! Это же начальник ОГПУ!

— А-а, тогда ему это будет неинтересно.

— Думаю, ты не прав. Он будет первым, кто заинтересуется! Читать мысли тайных врагов советской власти как открытую книгу!

— Если главная цель работы лаборатории — чтение мыслей врагов, то я работать отказываюсь. Уподобиться человеку, подслушивающему под дверью? Считай, что мы пошутили.

— И я так думаю! — от волнения пискнула Таня.

— Да вы что! — смешался Головин. — Я и сам не знаю, чего это вдруг подумал о Петерсе. Наверное, ты прав, Янек, не забивая себе голову лозунгами и призывами. Сам не замечаешь, как они проникают в твою кровь, завладевают тобой и вот ты уже себе не принадлежишь! Начинаешь думать, что сначала ты — большевик, а потом уже ученый… А что у вас за идеи насчет солнцепоклонников?

— Хотим с Таней попробовать сегодня к ним прорваться.

— А почему именно ночью?

— Во-первых, именно ночью мне однажды удалось их увидеть. Во-вторых, если они снимают охранный щит, то, скорее всего, это происходит ночью. В-третьих… Я думаю, что вокруг нас немало людей, излучающих магнетизм. Они даже не знают об этом. Потому днем воздух вокруг нас просто засорен умственными испарениями. Ночью же большинство таких людей спит, так что пространство пронизывают лишь редкие вспышки энергии.

— Оригинальная теория, — покачал головой начальник лаборатории. — Главное, что противопоставить ей мы ничего не можем. Любая гипотеза в этом направлении останется пока лишь гипотезой. Конечно, хорошо начинать на голом месте: авторитеты не мешают, чужие опыты не отвлекают и в том, куда идти, мы тоже совершенно свободны. Даже столь любимый русскими сказками камень-указатель — налево пойдешь — коня потеряешь, прямо пойдешь — голову свернешь, — отсутствует… Словом, вы уже все обдумали. Какие же будут ко мне пожелания?

— Объяснить Таниной маме, что сегодня в лаборатории опыты будут проводиться ночью.

— Понял. А днем…

— Днем, извини, у меня встреча с профессором Шульцем. Диплом врача, если вы помните, я ещё не получил.

— Иди-иди, а мы с Танюшей пока займемся исследованием одной тибетской рукописи — на этот переведенный нашим известным ученым манускрипт я наткнулся в библиотеке совершенно случайно. Переводчика интересовали секреты долголетия тибетских монахов, он искал в рукописи панацею от старости, но на всякий случай перевел и систему обучения видению с закрытыми глазами. Так что наша Танечка случайно прикоснулась к тайнам Тибета. Я сделал из перевода интересующие нас выписки, но и из этого малого материала можно извлечь такое, что может открыть для ученого невиданные горизонты!

— Ах, Федор Арсентьевич! — схватила Головина за руку Таня. — Давайте поскорее ваши записки. Мне прямо-таки не терпится начать работу!

— Ну почему нельзя все объять? — огорчился Ян, остановившись в дверях. — Как бы я хотел поработать с вами, а вынужден уходить.

— Ничего, ещё успеешь наработаться! А пока мы для тебя все подробно запишем. А ещё я договорюсь с Наркомобразом, чтобы на той неделе в наше распоряжение прислали троих сообразительных ребят лет десяти-двенадцати из какого-нибудь интерната, и Танечка начнет с ними работать. Сначала как лаборантка, а потом как руководитель группы.

Ян вздохнул и отправился в институт, а Таня робко предложила:

— Как вы посмотрите, Федор Арсентьевич, если я параллельно начну готовиться к экзаменам в медицинский институт?

— Конечно, голубушка, я не буду возражать. Не стал предлагать тебе этого сам, ждал, когда созреешь. Нашей юной советской науке скоро понадобятся врачи, не только исследующие человеческий мозг, но и выясняющие возможности его усовершенствования. Для светлого будущего мы должны подготовить и нового человека.

Большевик Головин ни в какой работе не хотел отрешиться от своего предназначения: новое общество должно быть построено при его непосредственном содействии!

Конечно, о практическом обеспечении их ночных исследований ни Ян, ни Татьяна не волновались. Главное, считали они, вовремя прийти. Головин же принес целый солдатский вещмешок необходимых, по его мнению, вещей: керосиновый фонарь, спички, пару свечей, ручки, пачку бумаги, бутерброды, бутылку молока, нашатырный спирт и даже одеяло. Электричество в здании по ночам выключали и, как справедливо полагал Головин, дрова тоже экономили. А во время опыта исследователя ничего не должно отвлекать: ни холод ни голод.

Экспериментаторам предстояло в ходе опыта выяснять каждую мелочь. В каком, например, положении лучше всего расслаблять тело, но тем временем концентрировать волю и внимание? В лежачем — учитывая к тому же вечернюю пору — мозг сосредотачиваться не хотел, а испытателей начинало клонить в сон. Решили сосредотачиваться, сидя на диване и взявшись за руки. Оказалось, для возникновения между Таней и Яном мысленного контакта вовсе не обязательно кому-то из них класть руку на лоб.

Если по коридору к лаборатории они прошли с фонарем, то в комнате Головин зажег свечи. Где-то он вычитал, что при свечах лучше всего думается, так как их свет больше всего походит на свет первобытного костра, который возвращает человека к его истокам.

Далее. Через посредство Тани Ян отлично слышал мысли. А сможет ли он видеть то, что видит она?

Больше всех волновалась Таня. У неё даже губы пересохли, и она украдкой облизывала их, дышать и то стараясь реже. Вместо того чтобы расслабиться, она окаменела так, что Яну пришлось на неё прикрикнуть:

— Татьяна, прекрати нервничать, пока не поколотил!

Этот окрик девушку рассмешил — она не могла представить, как бы он стал её колотить, но вдруг успокоилась: теперь такая работа станет для неё обычной, чего волноваться?

Наконец все было готово: свечи равномерно освещали комнату, Таня и Ян сидели на диване, взявшись за руки, а Головин примостился невдалеке за столом, чтобы фиксировать все отклонения от опыта.

— Сосредоточься, — Ян сжал руку девушки, — представь себе небольшую, прилепившуюся к горе избушку. Ты открываешь дверь и видишь, что с небольшой площадки у двери вниз уходит крутая лестница — это дорога к солнцепоклонникам!

Увидели они, как потом узнали, одновременно.

— Вижу! — выдохнула Татьяна.

— Вижу! — кивнул Ян.

Лестница побежала вниз, как если бы они торопливо по ней спускались. Сразу у нижнего края лестницы в обе стороны разбегался длинный слабо освещенный коридор. Но виделось все отчетливо, даже капли влаги на стенах и отполированный многими ногами каменный пол. Вдруг где-то вдалеке послышался звон колокола и сразу тишина взорвалась голосами.

— Тревога! — крикнул кто-то совсем рядом. Из коридора справа навстречу наблюдателям торопливо шли люди, некоторые бежали, не замечая стоящих у стены Таню и Яна — так они себя видели, стоящими в этом коридоре.

Во главе толпы шел человек лет пятидесяти с небольшим в шелковом белом одеянии с вытканным на груди золотом изображением солнца. Лицо его выражало глубокую озабоченность

— Собери посвященных, — говорил он на ходу красивому молодому гиганту, — проверь. Все ли на месте? Пусть проведут перекличку в мастерских и на нижнем этаже. В дорогу пусть немедленно собирается Адонис и два воина — на твое усмотрение. Иглы пусть получат у меня. Беглец, или беглецы, уйти не должны!

Ян повел глазами чуть в сторону и вздрогнул: возле толпы взволнованных, жестикулирующих мужчин стояли две женщины в красивых старинных костюмах — маскарад у них, что ли? Обе были хороши, и одна из них, несомненно, была Яну знакома. Она стала старше, ещё больше похорошела, но это несомненно была… Ольга! Его дальняя родственница со стороны петербургской родни.