— Катюша! — он придержал её за локоть. — Нам нужно поговорить!

Она попыталась сделать протестующий жест, но он остановил её руку.

— Тут есть одна красивая липовая аллея…

— Скажи, Коля, — не отвечая на его настойчивость, медленно заговорила Катерина. — А может здесь, в Берлине, кто-нибудь следить за мной: немцы или русские?

— Хочешь сказать, ты почувствовала слежку?

— Почувствовала. Только не пойму, кто может мною интересоваться? Я же ничего плохого не делала! Или проведенная с тобой ночь имеет отношение к политике?

— Конечно имеет, душа моя! Столь бурное наступление на твою крепость и есть политика влюбившегося с первого взгляда! — он захохотал, но тут же будто подавился смехом, и в глазах его мелькнул испуг. — Неужели это из-за меня? Да как они посмели!

— Кто такие — они?

— Не волнуйся, мой ангел, я сделаю все, чтобы тебя это не коснулось…

Теперь перед Катериной был совсем другой человек: волевой, собранный, решительный.

— Слушай меня внимательно: в зале садись в кресло с самого края. За минуту-две до окончания доклада ты потихоньку поднимайся и иди к выходу. Я буду ждать тебя в такси у подъезда. Мы их обманем! — он гневался и радовался своим придумкам, как ребенок. — А пока врачи в зал заходят, пойдем, я тебя и вправду с испанцем познакомлю, чтобы в крайнем случае ты могла его предъявить всем интересующимся!..

На симпозиуме читали последний на сегодня доклад. Известный немецкий врач-хирург. Ей почти не пришлось его переводить, все взял на себя профессор Шульц. Термины в докладе были настолько специфическими, что, автоматически переводя, Катерина толком не понимала, о чем речь? Шульц же попутно комментировал перевод, что его товарищам безусловно было интереснее.

Когда председательствующий спросил сидящих в зале, нет ли у них вопросов к докладчику, к Катерине подошел служитель и сказал, что её ждут у входа. Она шепнула Шульцу, что ей необходимо выйти, на что тот согласно кивнул, не отрывая взгляда от докладчика. Она встала, краем глаза отметив, как дернулся Петруша, сидевший за три кресла от нее. "Даже если он немедленно кинется следом, все равно не успеет!" — мстительно подумала Катерина.

Было часов пять пополудни. Осенняя липовая аллея уже изрядно облетела — желтые с багряным листья шуршали под ногами живым ковром, а догорающее закатное солнце бросало сквозь ветви теплые лучи света. У них обоих отчего-то щемило в груди, чему, вероятно, немало способствовали отзвуки далекой шарманки, играющей "Сказки Венского леса".

— Я тут поразмыслил на досуге, — высокий худощавый Астахов, говоря, наклонялся к уху Катерины — она доставала ему лишь до плеча, — и понял, что был неправ. Я напугал тебя своей поспешностью. Но кто мог ожидать, что все случится так быстро? Оказывается, влюбленные люди глупы и самоуверенны! Им кажется, что предмет их страсти непременно должен отвечать им с такой же силой и быстротой. Теперь поздно гадать, что было тому виной: ностальгия по родине — Астаховы никогда не жили от неё вдали — или пресловутый бесовский возраст… Да и кто бы мог устоять: среди кокетливых немецких фройляйн вдруг русская красавица!

Катерина подняла на него свои черные глаза.

— Не хочу тебя разочаровывать, Николушка, но я — украинка.

— Это пустяки. Мы ведь давно перестали выяснять: где Россия, где Малороссия… Веками бок о бок… Возможно, мой образ ещё более поблекнет в твоих глаза, Катенька, но хочу сообщить, что я заранее согласен на все твои условия! Если скажешь, что к принятию решения ты не готова — что ж, буду ждать. Если не сможешь любить так же пламенно, как я тебя, постараюсь заслужить твою любовь! А если ты ещё и разрешишь тебе изредка писать… Николай Николаевич прервал себя на полуслове и лицо его стало обиженным. Отчего-то мне кажется, что подобные излияния тебе не по нутру. Ты, конечно, привыкла, что все объясняются тебе в любви… Тебе это просто надоело?!

— Коля! — укоризненно сказала Катерина и добавила помягче: — Ты же разрешил мне подумать.

— Молчу… — он и вправду помолчал и заговорил уже о другом: — А хвоста-то, Катюша, и не было — тебе показалось! Я не стал откладывать дело в долгий ящик, позвонил одному своему знакомому, устроил форменную истерику, и что ты думаешь? Он клянется и божится, что его службы совершенно не при чем!

— А разве ты… не просто врач?

— Катюша, я — как ты изволила выразиться — просто врач, но однажды, совсем недавно, мне пришлось работать с военными химиками. Дело в том, что до последнего времени к нам в клинику поступало лишь одно анестезирующее средство — хлороформ. Но мы выяснили, что он плохо выводится из организма и прямо-таки затягивает процесс выздоровления послеоперационных больных, нанося некоторым даже тяжелый ущерб в виде ухудшения памяти… Я случайно узнал о некоторых разработках с грифом "Секретно", когда военными применялся газ, не оставляющий в организме вредных веществ. Мне пошли навстречу, и теперь врачи моей клиники охотно применяют "веселящий газ", как мы его называем, при краткосрочных операциях… Вот я и подумал… Катенька, может, ты расскажешь, что натолкнуло тебя на мысль о слежке?

Она вкратце рассказала Астахову о любопытном враче.

— А если он просто влюблен в тебя?

— Но и сегодня, если бы не сидел от меня подальше, он наверняка кинулся бы следом.

— На его месте я бы тоже кинулся следом!

— Смеешься? — рассердилась Катерина, но тут же звонко расхохоталась. — Кажется, я просто заболела нашей сегодняшней российской болезнью: видеть подозрительное даже там, где его нет… Но что-то мы все о себе, спохватилась она. — А как же Ольга? Конечно, я приеду, найду её, а дальше? Вдруг она не захочет поехать к тебе в Швейцарию?

— Увы, человек ко всему привыкает, — понурился он, — возможно, и Оля привыкла к советскому кошмару…

— По-моему, ты преувеличиваешь. Как раз сейчас жизнь наладилась: в магазинах появились продукты, угроза голода отступила…

— А массовые расстрелы? А аресты? А суды, для которых, оказывается, у большевиков нет времени?.. Я ведь побывал-таки в России, три года назад. Пытался отыскать Олю. Теперь-то я понимаю, что проще было найти иголку в стоге сена. Можно было догадаться, что она сменила фамилию, но на какую? В вашем Петрограде я получил тяжелое потрясение: однажды на Невском я встретил Надин — лучшую подругу Ольги, которая стала… дешевой шлюхой! Тогда я подумал: чем быть такой, уж пусть лучше умрет!

— Вот так любящий дядя!

Астахов смутился.

— Говоришь, Оля похоронила мужа? — пробормотал он. — Не знаешь, чьей женой она была?

— Вроде морского офицера. Дмитрий, мой муж, говорил, что в Реввоенсовете встретил Флинта, но тогда мы не знали, что это и был он.

— Так теперь её фамилия — Флинт?

— Что ты, — улыбнулась Катерина. — Флинт — кличка. Теперь она Романова.

— Царица, значит? Интересно бы узнать, где она царствует?

— Думаю, в цирке.

— Да-а, ты говорила… — Астахов вдруг повернулся и схватил её за плечи. — Катя, Катюша, решай побыстрее, а?

Привлек её к себе и крепко поцеловал.

— Ты что, кругом люди! Сумасшедший! Зовешь нас к себе, — сказала Катерина, мягко высвобождаясь, — а где размещать-то всех будешь?

— Значит, у меня все-таки есть надежда? — глаза его заблестели от радости. — Где размещать… А тебя не устроит огромный двухэтажный дом, две трети комнат в котором просто некому занимать и они закрыты до лучших времен. Но и оставшихся столько… Ходишь по ним и думаешь: "Для кого это все?"

— Выходит, ты богатый?

— Как Крез! Я оказался очень дорогим и модным врачом. Сумел даже выкупить клинику у Альфреда — это наш родственник. Думаю, он внакладе не остался. Я пригласил на работу лучших врачей Швейцарии. Впрочем, у меня есть и немец, и русский…

— Понятно. А мы не слишком быстро перешли на "ты"?

— Катя!

— Шучу.

Астахов с любовью посмотрел на нее:

— Как я мечтаю бросить к твоим ногам весь мир! Скажи, родная моя, что бы ты хотела сейчас больше всего?

В глазах Катерины зажглись лукавые огоньки.

— Попасть в магазин игрушек!

Николай Николаевич ничуть не удивился, подхватил любимую под руку и повлек прочь из липовой аллеи.

— Такси! — он усадил Катерину в машину, сел рядом и скомандовал шоферу: — Самый большой магазин детских игрушек!

Через несколько минут — у Катерины создалось впечатление, что в Берлине вообще все рядом — автомобиль остановился у огромной, ярко освещенной витрины, над которой на веревке вверху качался огромный надувной слон. Он был так красив, что у Катерины перехватило дыхание. Она остановилась и стала разглядывать игрушку с простодушием селянки. Пять лет жизни и учебы в столице, общение с интеллигентными людьми, городские нравы и обычаи, этикет — все в момент слетело с неё как шелуха.

Поменяй модную одежду на домотканую юбку и тулуп, убери косу на грудь, добавь в волосы маленько соломы — вылитая сельская молодица, далекая от цивилизации, с приоткрытым от удивления ртом.

У Астахова потеплело в груди. "Милая моя, — подумал он, — какая ты ещё девчонка!" Он, посмеиваясь, легонько подтолкнул её в глубь магазина.

От внутреннего убранства, великолепия и многоцветия игрушек у неё кругом пошла голова.

— Фрау хочет купить подарок своему ребенку? — защебетала кинувшаяся им навстречу юная продавщица. — Мальчик, девочка?..

Молчание Катерины она истолковала по-своему — ещё не решила! — и почтительно осталась стоять рядом.

— В самом деле, Катя, что ты хочешь купить? — попытался вывести её из столбняка Астахов.

Не было у неё в детстве игрушек, кроме деревянного медвежонка, выструганного отцом из соснового полена, да тряпичной куклы, сшитой бабой Мотей. Бедная Катя… Глупая Катя! Зато как любили её родители! Разве не дороже была их нежность, забота всей этой груды дорогих и красивых игрушек? Она тряхнула головой, точно отмахиваясь от наваждения и, пожав плечами, протянула: