— Нет, мам. — Мотнул головой Никита. — Не устал. И они мне не мешают.

Он мог бы сказать, что дружит с ними, а не снисходит, но почему-то ему вдруг подумалось, что мама и не поймёт, и обеспокоится. Ей казалась неправильной и немного странной эта его дружба с теми, кто намного младше. И Никита почти не соврал:

— Ты же знаешь, я всегда хотел младшего брата или сестру. Вот они у меня и появились. Причём комплектом.

— А, ну тогда ладно, — явно успокоилась мама.

А Никита, который как раз уже доделал всё, что запланировал на этот день, вывел свою «Каму» на улицу и спросил у просиявшего счастливой улыбкой, открывшей дырку от очередного выпавшего зуба, Мити:

— Агату позвал?

Тот лишь радостно кивнул.


По тропинке, ведущей вдоль Клязьмы, они поехали в сторону Павловского Посада. Уже вечерело, Никита смотрел, как впереди него быстро летят в сиреневатой тени деревьев на своих велосипедах Митя и Агата, и улыбался. Его немного удивляло то, что и застенчивый, не умеющий дать отпор сверстникам младший приятель, и скромная спокойная соседка, едва сев на велосипеды, превращались в смелых и даже немного рисковых наездников. Но это было так, и ему нравилось видеть их счастливые раскрасневшиеся лица и слышать, как позвякивают на кочках звонки их великов.

С Митей они то и дело усовершенствовали своих «коней»: ставили фары, крепили трещотки и дополнительные катафоты, подкрашивали и усиливали багажники. У Агаты велосипед был совершенно девичий в том смысле, что никаких дополнительных «красивостей» и «нужностей» на нём не имелось, только то, что было установлено на заводе. Но это не мешало ей гонять на нём так лихо, что иногда Никите становилось страшно: девочка всё же, а велосипед большой, совсем взрослый.

Агата с него регулярно «летала», как со смехом называла это сама, то и дело появлялась на улице с зелёными коленками и локтями, но снова и снова садилась на велик, и снова гнала вперёд. Однажды Митя и вовсе Никиту страшно напугал. Заявился как-то к нему под вечер бледный и расстроенный и ляпнул:

— Агата в аварию попала.


Никите сразу представилась изуродованная, смятая, словно кусок фольги, в которой его мама запекала на праздники мясо, машина. И Агата в ней. Но оказалось, что она в очередной раз упала с велосипеда.

Дороги в их дачном посёлке зачем-то выложили большими бетонными плитами. Они были разных размеров и толщины, лежали вкривь и вкось, образуя ступеньки и неожиданные провалы, заросшие травой. И если машины всё это, хотя и с возмущённым кряхтением, но всё же терпели, то на велосипедах ездить было неудобно: трясёт, да и риск соскользнуть колесом с внезапно закончившейся плиты или напороться на выскочившую из бетона арматуру велик.

Дети посёлка, конечно, все эти опасные места хорошо знали. Но то и дело появлялись новые, а в сумерках их было плохо видно. В тот вечер Митя с Агатой решили прокатиться после дождя. Они мчались под горку, когда Агата в последний момент увидела новую рытвину, резко вильнула в сторону, но на мокрой дороге велосипед повело, девочка перелетела через руль и упала. На неё рухнули младшая сестра, которую она везла на багажнике, и велосипед.

Ничего особенно страшного не случилось. Только едва поджившие колени и локти снова оказались содранными до крови да велосипед пострадал. Да ещё практически невредимая Кира рыдала от испуга так громко, что переполошила жителей окрестных домов. Подскочивший к ним Митя вместе с трудом вставшей с плит Агатой подняли Киру и покорёженный велосипед и пешком поплелись домой. Проводив подругу, взбудораженный Митя прибежал к старшему другу и напугал его неожиданным сообщением.

— Дмитрий Ильич, ты в следующий раз свои мысли почётче формулируй, — попенял ему Никита, — а то меня удар хватит.

Митя улыбнулся и откровенно сказал:

— А я знаешь как испугался!

К счастью, "аварии» эти всё же были редкими и случайными, Агата ездила и правда хорошо, смело и при этом уверенно. Так же здорово, совсем по-мальчишечьи, она плавала, хотя научилась недавно. Но на этом сходство Агаты с мальчишками и заканчивалось. Во всём остальном она оставалась совершеннейшей девочкой. У неё были длинные волосы, которые она заплетала то в одну, то в две косы, застенчивая нежная улыбка, а ещё она почти всегда носила яркие разноцветные платья и сарафаны, которые ей шила одна из бабушек. И всё это в ней нравилось Никите. Всё это молча обожал в ней и влюблённый Митя, вскоре переставший скрывать своё чувство от старшего друга.

Соседская семья казалась Никите очень интересной. Их было несовременно много, целых восемь человек. Нет, детей имелось всего двое: Агата и Кира. Но зато одним домом жили мама и папа девочек, три бабушки (две родных и одна двоюродная) и дед.

Девочек воспитывали строго. Никита очень удивился, когда услышал, что Агата к бабушкам и деду обращается на «вы». Среди его знакомых он такого не встречал ни разу.

Все в этой семье были очень работящими и от мала до велика целыми днями обихаживали свои шесть соток и то достраивали дом, то возводили хозблок. Разве что маленькая Кира пока больше играла, чем помогала взрослым. Но и её иногда можно было увидеть рядом с сестрой на грядке, сосредоточенно выдирающей сорняки. А уж Агата и вовсе почти всё время была при деле.

По вечерам она выходила гулять. И тогда освободившиеся Никита с Митей, которые тоже много помогали родителям, звали её поиграть вместе с ними в вышибалы или, как в этот день, покататься на велосипедах. Вскоре их троица стала почти неразлучной.


Глядя на летящих впереди Агату и Митю, Никита и не заметил, как они отъехали уже далеко от дач. Митя с Агатой нашли на берегу поваленное дерево и уселись на него, глядя, как внизу, в тёмной торфяной воде, крутятся маленькие водовороты. Никита прислонил велосипед к дубу и присоединился к ним.

Река у них была быстрая, неспокойная, норовистая, и все трое любили наблюдать за ней и танцем упавших в воду веток.

— Никит, — спросил Митя, прервав молчание, — вот ты учишься хорошо…

— Ну да.

— А как с поведением?

— Да обычно, — усмехнулся Никита, — и замечания в дневнике есть, и родителей пару раз вызывали в школу.

— Да ты что? — удивился Митя, а Агата широко распахнула глаза и даже чёрные бровки у неё взлетели вверх, на загорелый лобик.

— А вы как думали? Разумеется, — едва не рассмеялся от такой их реакции Никита.

— А за что?

— Ну… За что… Например, есть у меня в дневнике за пятый класс такое замечание: «Завязал девочке шарф и затянул его изо всей силы».

— Ты что, задушить её собирался?!

— Ну нет, конечно. Просто хотел, чтобы она от меня отстала.

— И как? Сработало?

— Ага. — Никита палочкой на вытоптанной у бревна земле рисовал какие-то узоры и со скрываемым смехом поглядывал на Митю.

— А как всё было-то?

— Она ко мне в раздевалке подошла и потребовала: «Поцелуй меня!»

— И что? — голубые глаза Мити стали огромными, а Агата деликатно отвернулась и стала смотреть на реку.


— А я не хотел её целовать и предложил: «Давай я тебе сначала шарф завяжу». Она согласилась. Наверное, решила, что это я ей так свою симпатию выказываю. Я и завязал. Но получилось слишком сильно…

— Это ты специально?

— Да нет. Просто так вышло. А девочка обиделась и пожаловалась учителю. А, может, обиделась она на то, что я шарф завязал, схватил портфель и убежал. И целовать её не стал.

Митя пару раз моргнул и вдруг рассмеялся.

— Что? Правда?

— Угу.

— А почему не стал?

— Почему-почему? Ну и вопросы вас интересуют, Дмитрий Ильич! Не нравилась она мне. Неужели не понятно?

— Поня-а-а-атно, — кивнул всё ещё смеющийся Митя. — То есть ты не хотел целоваться с кем попало?

Никита не выдержал, фыркнул и кивнул:

— С кем попало не хотел. А ты считаешь, что нужно было?

— Да нет, — смутился Митя. — Целоваться нужно по любви. Но получается, что она, когда побежала жаловаться, отомстить тебе хотела?

— Ну, это слишком громко сказано. Но обиделась — это факт.

— Почему обиделась? Она же сама виновата. Девочки не должны себя так вести. Это же неправильно, самой приставать…

Никите стало интересно, и он не удержался, спросил:

— А как они должны себя вести?

Митя задумался на секунду и неожиданно сказал:

— Как наша Агата.

Заминка, последовавшая за этим, была секундной. Вслед за этим Агата неловко дёрнула ногой, с неё соскочил шлёпанец и покатился вниз по крутому склону к воде.

— Ой! — вскрикнула Агата, а Никита с Митей кинулись догонять утрату.

Разговор был тут же забыт. И только перед сном Никита вспомнил о нём и подумал, что, пожалуй, неловкость Агаты не была случайной. И в очередной раз он удивился невероятной душевной тонкости и чуткости этой совсем ещё девочки. И её потрясающей реакции. Надо же было в один миг придумать, как отвлечь их внимание от зашедшего не туда разговора…

Когда дачный сезон закрылся, Никита почувствовал какую-то неопределённую не то чтобы тоску, но пустоту. Рыться в себе в поисках причины не стал: списал всё на невозможность уезжать из города на дачу, которую очень полюбил, и принялся ждать весну.

Этот год был последним в школе. Курсы в институте и репетиторы практически не оставляли свободного времени. И даже открывать дачный сезон Никита приехал с целым рюкзаком учебников и тетрадей — готовился. Май выдался очень тёплым, и сидеть в не прогревшемся ещё после зимы доме было обидно. Никита подумал и перебрался на крыльцо.

На соседнем участке что-то делали взрослые, то и дело пробегала мимо Агата. Когда Никите совсем уж становилось невмоготу от вынужденной привязанности к учебникам и физических формул, он поднимал глаза и пару минут позволял себе понаблюдать за её весёлой весенней суетой. Агата убирала лапник, которым закрывали на зиму нежные растения, готовила какие-то грядки под посев, собирала что-то с ещё не покрывшихся листьями кустов смородины. Разговаривала она непривычно тихо, как, впрочем, и остальные члены её семьи. Никита улыбнулся: вся улица знала, что он в этом году заканчивает школу и поступает в институт, вот соседи и старались не мешать.