Так они стояли долго. К счастью, была пятница, поэтому большинство заводчан или вовсе не выходило на работу, или ушло сразу после обеда. Так что никто на плачущего Митю и окаменевшего Никиту не смотрел.

Наконец Митя перестал вздрагивать, молча шагнул назад, высвобождаясь из рук Никиты, повернулся и быстро пошёл к пруду. Никита — ничего не понимая — за ним. В какой-то момент ему даже показалось, что Митя сейчас разбежится и прыгнет в воду. И Никита приготовился нырять за другом. Но тот дошёл до воды, сел на корточки, зачерпнул полные пригоршни воды и опустил в них лицо. Когда он выпрямился, утёрся рукавом и посмотрел на Никиту, то выглядел уже почти спокойным. Никите внезапно стало очень страшно за него. Всё же Мите только недавно исполнилось восемнадцать, и, хотя внешне он совсем взрослый, кто поймёт этих юных и горячих?

— Мить, — еле слышно позвал его Никита. — Пообещай мне ничего с собой…

Митя мотнул головой, как от нестерпимой боли, и глухо пообещал:

— Не бойся за меня. Я справлюсь.

— Обязательно, — уверенно согласился Никита и про себя добавил: «И я тоже справлюсь».


Он проводил Митю до дома, поэтому к родителям заявился гораздо позже, чем обещал. Но сияющие мама и отец не упрекнули ни словом.

Никита, чувствуя себя так, словно его разбили на мелкие части, а потом неумело и неточно собрали, нарушив всё, что только можно, старательно делая вид благополучного, не разбитого на кусочки человека, спросил:

— По какому поводу такое сиянье?

— Папе перевели письмо! — не выдержала и выпалила новость первой мама. — Тебя приглашают на один из крупнейших заводов!


Следующий месяц прошёл в суете. Никита то и дело звонил в Германию, утрясая разные вопросы: от рабочего графика до того, где будет жить, договаривался на заводе о том, как будет работать в ближайшие месяцы, срочно подтягивал английский, поскольку немецкого не знал совсем, и делал ещё уйму самых разных дел, которые навалились вдруг все сразу, словно понимали, что он уезжает, и опасались, что не вернётся, оставив их с носом.

Незадолго до его отъезда они снова встретились с Митей, в этот раз случайно, на остановке у метро «Новогиреево». На задней площадке набитого возращавшимися с работы людьми автобуса, они негромко говорили о чём-то незначащем. Никита всё хотел спросить, как прожил эти первые недели без надежды Митя, но он не знал, с чего начать разговор. Тут Митя сам сказал:

— Я потихоньку привыкаю жить вот так. Бессмысленная и пустая выходит жизнь. Но я привыкаю и надеюсь всё же привыкнуть… Только очень хочется увидеть Агату. А она за всё лето так ни разу и не была на даче.

Никита, который никогда и не позволял себе ни на что надеяться, ну, разве что, кроме того дня, когда принял девушку на эскалаторе за Агату, и то всё никак не мог привыкнуть к новой жизни. А уж каково было Мите, он и вовсе боялся представить. Но его мягкий, деликатный младший друг решительно хмыкнул, отгоняя грусть, и начал рассказывать об учёбе, их общих преподавателях и своих друзьях, которые у него наконец-то появились, когда он поступил в институт.

— А ещё я устроился на работу, на строительстве коттеджного посёлка. Пока разнорабочим. Платить обещают хорошо.

Никита с нежностью посмотрел на него и искренне сказал:

— Отличный ты человечище вырос, Дмитрий Ильич. Я ещё буду гордиться знакомством с тобой.

— Ну, когда это ещё будет, — смутился Митя.

— Главное, ты не отрицаешь, что такое возможно, — похвалил Никита.

— Не отрицаю… Ты мне звони из Германии. Я буду ждать…

— Договорились. Жди. — Никита улыбнулся, поднял руку и потрепал Митю по вихрам.


В аэропорт Никита поехал рано утром, почти ночью. Настроение было странным. Не предвкушающим, как обычно на пороге значительных перемен, а всё таким же тоскливым и давящим, как и в последние недели.

Отец отправился вместе с ним, а маму еле уговорили остаться.

— Я же уезжаю всего на два месяца пока. Может, у меня вообще ничего не сложится в Германии, и я вернусь при первой же оказии, — убеждал её Никита. — И вообще, ты же сама хотела, чтобы я попробовал…

— Хотела, — сквозь слёзы соглашалась мама, старательно, но на удивление неискренне улыбалась и в очередной раз напоминала: — Ты там не забывай есть… И нам звонить не забывай.

— Не забуду, — пообещал Никита. И выполнять обещание решил начать ещё перед отлётом. Пока отец стоял в очереди на регистрацию, Никита отошёл, нашёл телефон-автомат и набрал родной номер.

Мама ответила сразу, словно сидела у телефона. Услышав его голос, она вдруг горько заплакала. Никита на миг даже немного рассердился: ну надо ли себя так изводить, если никто не умер? Подавив раздражение, он ласково пожурил:

— Мам, не плачь. Ну, ведь никто не умер…

И тут она выкрикнула в трубку:

— Умер! Умер, сынок! Ах, какая же беда у нас!

Глава 21. Решение.

Жизнь, которая до этого была хотя и насыщенной, но в целом неторопливой и размеренной, словно ускорилась.

Как-то совершенно естественными между ними с Антоном стали разговоры о свадьбе и совместной жизни. Антон познакомил Агату со своими родителями. Те приняли её сразу и безоговорочно. И она их — тоже. Простые и добрые люди, они своей симпатии не скрывали и откровенно любовались Агатой и радовались, когда она приходила в гости. Антон же вёл себя так, что вскоре все вокруг знали: Агата его невеста.

Сама Агата поначалу сомневалась. Но была уже весна, Антон нравился ей чрезвычайно, а Никита… У Никиты уже давно была жизнь, в которой не нашлось бы места Агате. В этом она убедилась в очередной раз, когда они с бабушкой вместе пекли пироги. Та неожиданно авела разговор о соседе, и Агата вся превратилась в слух, сама не зная, что надеялась услышать.

— Клавдия Петровна говорит, что у него всё очень хорошо, — рассказывала бабушка. — Он прекрасный специалист, его пригласили на работу в Германию… Ещё бы, такой парень. Редкий случай, когда и голова, и сердце, и руки — золото! — бабушка одобрительно посмеивалась и месила тесто с таким усердием, словно то что-то имело против её любимого Никиты. — Он тут на дачу на машине такой хорошей приезжал. Иномарка какая-то. Он сказал, что не новая. Но красивая такая! Я попросила в ней посидеть, никогда раньше в такой не ездила. Так Никита меня усадил заботливо, словно я ваза хрустальная, музыку мне включил и покатал по окрестностям. Я, конечно, ни о чём особенно не расспрашивала… Ты же знаешь, не люблю лезть в чужие дела. Спросила только, всё ли у него хорошо. И он сказал, что всё замечательно. Ну, и слава Богу! Я за него рада, как за родного!

Бабушка делила тесто на шарики, а Агата раскладывала начинку и формовала пирожки. Руки дрожали, но делали привычное дело, и пирожки выходили ровные, аккуратные, словно калиброванные. Бабушка окинула их одобрительным взглядом и, не заметив трясущиеся руки внучки, которая их предусмотрительно положила на стол, чтобы не было видно, как они подрагивают, продолжила:

— Вот и устраиваются постепенно наши ребята. И Никита, и Митя… Говорят, Митя отлично в институте учится, а уж красавец какой стал — глаз не отвести. Весь в мать. Недавно приезжал, шёл по улице, так я залюбовалась. До чего ж хорош парень вырос! И характер замечательный… И ты у нас тоже молодец, — вспомнила бабушка о внучке и рассмеялась. — Тоже удалась нам девочка. Такие вы у нас все работящие да умные выросли на радость родителям. Вот пройдёт время, будете все людьми семейными, уважаемыми, соберётесь на даче и вспомните ещё, как в детстве на велосипедах гоняли и в вышибалы играли.

— Вспомним, — с трудом улыбнулась Агата и сделала вид, что увлечена раскладыванием пирожков на противне: она очень не хотела, чтобы бабушка заметила слёзы, стоявшие в её глазах.

А на следующий день Антон сделал ей предложение. Он смотрел на неё такими глазами и так говорил о своей любви, что Агата дрогнула и не отказалась. Согласия, правда, тоже не дала, но Антону это словно и не нужно было. Вскоре все вокруг уже были убеждены, что свадьбе быть в ближайшее время. И Агата почему-то не стала никого разубеждать. Никита улетает, у него всё хорошо. Пусть так и будет. А её саму любит неплохой парень, по которому вздыхали многие девушки из их школы. Почему бы и ей не попробовать быть если не счастливой, то хотя бы не одинокой?.. И с её молчаливого согласия, начались предсвадебные хлопоты.

Родители, конечно, не обрадовались раннему браку дочери, но отговаривать не стали, познакомились с будущими сватами, которые и вовсе были счастливы и полностью одобряли выбор сына, и дружно занялись организацией будущего праздника.


Свадьбу сыграли большую. День выдался идеальным для такого праздника, солнечным и при этом нежарким. И Агата веселилась вместе со всеми гостями и получала удовольствие от шумного выкупа, организованного её подругами и друзьями Антона, от красивого платья, нескончаемых песен и настоящего вальса, который ради неё научился танцевать жених. Он твёрдо и уверенно вёл её по светлому залу в венском вальсе, потом вдруг резко сменил направление и, вальсируя и не сбиваясь с шага, стремительно умчал за угол, туда, где зал переходил в огромный холл. Гости, смеясь и аплодируя, гурьбой хлынули за ними. Антон не отводя глаз смотрел на Агату, длинная двухслойная фата развивалась сзади, и платье в танце летело за ней. Все собравшиеся с восторгом следили за женихом и невестой. И Агата, любившая танцевать, чувствовала себя почти счастливой.

Танцевали ещё долго. Музыку заранее подобрал Антон. Но Агату выбор неприятно удивил. Нет, все песни были очень красивыми, однако их тексты, привыкшей вслушиваться в слова невесте показались для свадьбы уж очень неуместными. Она постаралась прогнать тревогу, но, когда Александр Иванов запел «душу свою не неволь, ты подарила мне вечность, я причинил тебе боль», ей на миг стало страшно. К счастью, в этот момент их общие с Антоном друзья устроили очередной конкурс, и она отвлеклась от невесёлых мыслей.