Хоббит сидел и смотрел на Никиту влажными обожающими глазами и, казалось, преданно улыбался во всю забавную складчатую морду: он привязался к новому хозяину, который его любил, подолгу гулял с ним и никогда не забывал покормить. Вот и сейчас достал из холодильника большую кастрюлю со специально сваренным для него супом и стал наливать еду в тарелку.

— Давай, что ли, ты мне компанию составишь? А я тебе.

Бульдог шумно сглотнул и выказал всяческую поддержку идее хозяина: шустро поднялся с пола, принялся вилять толстым коротеньким хвостиком, увлекающим за собой добрую половину его крепкого туловища, и закружился на месте. Никита невесело улыбнулся:

— Ешь, Хоббит, ешь. И я буду. Что нам ещё с тобой остаётся?


Лика пришла, когда Никита с Хоббитом уже давно спали. Никита сквозь сон услышал, как хлопнула дверь, раздалось негромкой копошение в прихожей и поднял со своего матрасика, который лежал в углу спальни, голову пёс. Встречать хозяйку Хоббит не стал. И Никите показалось, что он лишь грустно вздохнул и повернулся на другой бок. Сам Никита больше всего хотел последовать его примеру, но всё же поднялся и вышел в прихожую. Лики там уже не было. Она что-то негромко напевала в ванной. Хорошее настроение? Надо же. Ну, и то слава Богу, что жива, здорова и, кажется, вполне счастлива.


На следующее утро Никита проснулся рано, хотя вообще-то в выходные любил поваляться подольше. Позавтракав и прихватив с собой Хоббита, который с надеждой следил за каждым его шагом, несколько бутербродов и большой термос с крепким чаем, он отправился в гараж.

Их гаражи всегда очень нравились маленькому Никите. Они длинной вереницей тянулись вдоль Горьковской железной дороги, вплотную примыкали к забору их завода и строились когда-то именно для заводчан. А потому атмосфера там царила замечательная. Вечерами и выходные туда ходили целыми семьями. Мужчины копались в любимых машинах, их жёны возились в подвалах, расставляя банки заготовок, которые хранили в подвалах, а дети весёлой гурьбой бегали от гаража к гаражу, выглядывая, где что происходит и пристраиваясь туда, где было интереснее.

Сам Никита в этих гаражах, можно сказать, вырос. И очень гордился, когда отец стал доверять ему после дачи отгонять машину самому. Тогда Никита высаживал родителей у дома, помогал им затащить на четвёртый этаж сумки, а сам, не веря собственному счастью, мчался вниз, к их вишнёвой «копейке». И, хотя лет ему было всего семнадцать, но в их городке гаишники появлялись так редко, что отец не опасался проверки и спокойно отпускал сына одного. Тем более, что движение тогда было спокойное, а водил Никита, благодаря своему инструктору, научившему его на УПК управлять грузовиком, получше многих взрослых.


Теперь повзрослевший Никита с улыбкой вспоминал, как впервые пригнал машину в гаражи, и коллеги отца и матери встречали его улыбками и жали как взрослому руку. Он тогда был так счастлив… И, казалось, так будет всегда.

— Привет, Никит, — обрадовано выглянул из смотровой ямы своего гаража сосед Вася Корытин, когда Никита зашёл к нему поздороваться. — Я скоро с делами закончу. Приходи ко мне чай пить. Покрепче не предлагаю, помню, что ты не любитель.

— Спасибо, зайду, — улыбнулся Никита, — только я не один.

— И отлично! — Вася любил компанию. — Заходите вместе с Ликой. Кстати, ты чего жену на улице морозишь? Заводи сюда, всё ж теплее…

— Нет, я с Хоббитом, — постарался скрыть смущение Никита.

Бульдог, услышав своё имя, втиснулся крупной головой между косяком и ногами Никиты и с интересом заглянул в смотровую яму, мазнув широким языком по лысине Васи.

— Это, как я понимаю, Хоббит и есть? — засмеялся тот, вытирая влажные следы проявления собачьего дружелюбия не слишком чистой ветошью.

— Он самый, — хмыкнул Никита.

— Тогда заходите вместе с Хоббитом.

— Спасибо, зайдём. Когда?

— Я тебе крикну. Или ты чем шумным будешь заниматься?

— Да нет, я так, в шкафах разобраться.

— А-а-а… Не холодно ли? Для шкафов-то? Я понимаю, когда полетело что в машине, как у меня. А шкафы-то можно и на более тёплое время перенести… — в глазах Васи Никите почудилось понимание, и тот явно сочувственно закончил: — С другой стороны, раз захотелось шкафами заняться, то почему нет?

— Вот и я так решил, — улыбнулся ему Никита, помог выбраться на улицу застрявшему Хоббиту и плотно прикрыл дверь, чтобы в гараж не врывался холодный ветер.

Василий пришёл к нему примерно через час. Хоббит уже давно спал на переднем сиденье машины, заботливо прикрытый телогрейкой, а сам Никита и правда сортировал инструменты и крепёж, которых у его хозяйственного отца и у него самого имелось великое множество и до которых раньше всё не доходили руки ни у того, ни у другого.

Под мышкой Василий держал красный китайский термос в крупные аляпистые цветы, а в руках — трёхлитровую банку, наполовину заполненную жареной картошкой.

— Вот, Ленка моя с утра собрала, а я в бушлат укутал, она и не остыла. Давай, присоединяйся. Там, — он махнул головой в сторону небольшого рюкзачка, висевшего у него на плече, у меня ещё пироги… У тебя чаю нет? А то у меня на самом дне болтается. Выпил уже всё, не знал, что ты придёшь.

— Есть, — порадовал его Никита, — полный термос. Так что хватит.

— Ну, и отлично.

Они поплотнее закрыли дверь в гараж и задёрнули широкую штору из какого-то нетканого утеплителя, который отец Никиты повесил на старый электрический шнур, натянутый параллельно воротам. Штора эта не давала холодному воздуху, лезшему в морозы во все щели, попадать внутрь и даже создавала какое-то подобие уюта. В последнее время Никита стал ценить это ощущение.

— Ну, а теперь рассказывай, что случилось? — спросил Василий.

Картошка была вкусной, чай горячим, а пироги Васиной рукодельной жены пышными и такими ароматными, что Никита неожиданно почувствовал себя немного лучше и честно ответил:

— Семейная жизнь не ладится.

— Даже так?

Никита только вздохнул.

— Ну, тогда послушай меня. Я тебя постарше, и намного. И дам тебе один совет. Только ты не сердись и не обижайся, я от души. Потому как тебя с детства знаю, всегда считал отличным парнем и не хочу, чтобы ты себе ещё проблемы нажил…

— Говори, Вась, какие обиды…

— Если дела совсем плохие станут, ужом крутись, но первым на развод не подавай. Я твою Лику знаю. Помяни моё слово: подашь на развод сам, такого врага себе наживёшь, что только держись. Лучше потерпи немного. Думаю, ей и самой скоро надоест. Моя Ленка с Ликой твоей недавно на автобусе ехала. А они ж из одного двора, знакомы сто лет. Ну, и разговорились. Ленка моя долго челюсть подбирала после этого. Говорит, запросы у Лики такие, что ты и за сто лет столько не заработаешь, если, конечно, во все тяжкие не пустишься. А ты, насколько я тебя знаю, не пустишься. В общем, терпи. И скоро эта чудо-птичка — не сказать бы грубее — упорхнёт от тебя. А ты вздохнёшь свободно.

— Да не хотел я никогда этой свободы, — Никита махнул рукой и отвернулся. Его взгляд упёрся в отштукатуренную стену гаража, на которой ещё до свадьбы Лика, как-то пришедшая за ним, написала чёрной краской: ЛИКА, ХОББИТ, НИКИТА. Именно в таком порядке. Ему бы тогда ещё задуматься, кто он в её жизни.

— Ну, не хочешь — и не надо, — покладисто согласился Василий, сочувственно проследив за его взглядом. — Я и сам человек семейный. Мне вот, кроме моей Ленки, и не нужен никто. И без неё жизнь не в кайф. Она тут на каникулы с пацанами нашими к бабушке уехала. Так я первый день отдыхал, второй ещё туда-сюда, а на третий день взвыл, взял отгулы и к ним поехал. Но никто и не говорит, что ты один должен оставаться. Вот подожди. Уйдёт твоя цаца в свободное плавание, а ты только не хандри и по сторонам гляди. Может, счастье твоё совсем рядом, в соседнем дворе или на заводе нашем. А ты всё не туда смотришь…


— Ладно, — встал Никита, — спасибо тебе, Вась. Вот правда. Думаю, всё правильно ты сказал. Я это как-нибудь переживу. Дождусь, пока Лика дозреет, чтобы уйти. А там, может, всё и наладится.

— Вот! Молодца! А я что говорю? Кстати, забыл тебе рассказать: к нам тут в цех начальник твой заходил, интересовался, как нам с тобой работается. Не только я, но и все сказали, что ты отличный инженер. Думается мне, пойдёшь ты скоро на повышение…

— Поживём — увидим, — лишь отмахнулся Никита. — Чего раньше времени обсуждать?

Глава 13. Открытия.

Как и в их летнем лагере, в школе отношения среди старшеклассников были очень тёплыми и немного чересчур, на взгляд Агаты, свободными. У них было принято обниматься и целоваться при встрече, на переменах сидеть в обнимку на полу и вообще относиться друг к другу с большой нежностью. А ещё в своих одноклассниках Агата по-прежнему видела склонность к театральности, от чего страсти в старшей школе кипели нешуточные. То и дело кто-то начинал встречаться, ничуть не скрывая, а то и вовсе всячески демонстрируя возникшую приязнь. Но не менее часто и расставались. Со слезами, гипертрофированными страданиями и жаркими, но, как правило, недолгими перемириями, сотрясающими школу.

Молодые их учителя, кстати, от своих подопечных не отставали. Холостой директор Роман Олегович, долгое время встречавшийся, как небезосновательно заподозрили наблюдательные ученики с учительницей МХК яркой Ксенией Владимировной, неожиданно для всех женился на спокойной и гораздо менее симпатичной, на взгляд учеников, преподавательнице музыки. После этого один из школьных историков, явно влюблённый в неё, долгое время ходил с несчастным видом.

Агата за всем этим наблюдала с интересом, но и только. Зато одноклассники с удовольствием делились с ней подробностями своих многочисленных романов. Правда, Агата подозревала, что большинство из них было выдумано, чтобы не отставать от других. Ну, или во всяком случае сильно приукрашено и преувеличено.