Яна Перепечина - Вдоль белой полосы

Памяти наших ушедших друзей

Вы всегда с нами

Май 1994 года

Агата с трудом дождалась вечера, когда родители сели у телевизора, а она смогла уйти в свою комнату так, чтобы никто ничего не заподозрил, и достать толстую тетрадь. Дневник она не вела. Пробовала лет в одиннадцать-двенадцать, да быстро забросила. Всерьёз писать о школьных проблемах показалось смешным и неинтересным, а ничего важного и увлекательного в её жизни не происходило. Школа обычная и школа искусств — вот и вся жизнь. Утром уроки, потом бегом домой, чтобы переодеться, быстро съесть что-нибудь, взять сумку — и на танцы. Не на дискотеку, конечно. А на занятия хореографического отделения школы искусств. Домой она приползала без сил и уже в темноте, борясь со сном, делала уроки и падала в кровать, чтобы утром опять идти в школу. И о чём писать?

Но сейчас ей было просто необходимо высказаться. Только поделиться не с кем. Подруги у неё были, разумеется. Но про Никиту она никогда и никому не рассказывала. Сама не знала почему. Словно было между ними что-то особенно ценное и хрупкое, что она боялась сломать неосторожным движением или даже словом. Хотя ничего и не было на самом-то деле. Вернее, с её-то сороны как раз было. Но не с его. И всё равно она не чувствовала себя готовой хоть кого-то посвятить в то, что ощущала вот уже шесть лет.

Агата взяла ручку, открыла тетрадь, но записать так ничего и не смогла. Вместо этого она забралась на письменный стол, стоявший около окна, распахнула одну из створок и стала смотреть на город. Далеко внизу разговаривали люди, шуршали покрышками машины, изредка лаяли собаки, которых хозяева вывели на вечернюю прогулку. На глаза выступили слёзы, город в розово-сиреневой дымке закачался, стал расплываться и терять привычные очертания. Наконец слёзы пролились сквозь ресницы и заструились по щекам вниз. Где найти силы, чтобы жить дальше, Агата не знала.

Вдоль белой полосы.

И заступить нельзя.

Вдоль белой полосы.

За ней мои друзья.

Я к ним шагнуть хочу -

И не могу.

Вдоль белой полосы

Одна бегу.

Июнь 1993 года

— Отсюда видно все семь высоток, — сказала мама, когда Агата в восхищении замерла возле окна. — Вон, смотри, там, левее, МГУ. Поступишь туда, натянем канат, и будешь по прямой с ветерком добираться, — пошутила она. Агата улыбнулась, всё ещё глядя вниз и вдаль, туда, где расстилалась перед ней июньская Москва.

Казалось бы, ну что там — семнадцатый этаж? Но их новый дом стоял на небольшом возвышении, вокруг него только девятиэтажки. Поэтому и вид такой потрясающий: как на ладони весёлая, разнежившаяся под тёплым вечерним солнцем столица. А на горизонте да, права мама, все семь высоток. Дух захватывает.

Агата любила природу, безлюдье и тишину, но и родной город, шумный и густо населённый, тоже. Он казался ей очень красивым и живым, а ещё тёплым, уютным и безопасным. Во всяком случае, сейчас, летним светлым вечером. Потому что бывали, конечно, и другие вечера, мрачные и холодные, пугающие темнотой и разбитыми или просто неработающими фонарями.

Но теперь было лето, были длинные дни, только что закончившийся учебный год, и предстоящие каникулы. А впереди одиннадцатый класс, подготовка к поступлению в институт и… Никита… Сейчас ей пятнадцать, и она ещё школьница. Но через год станет студенткой. И лет ей будет уже шестнадцать с половиной. Вот тогда… Тогда она наберётся смелости и решится. Обязательно. А может, он и сам разглядит её. Всё-таки она вроде бы начала наконец хорошеть и превращаться из нескладного подростка во вполне симпатичную девушку. Во всяком случае, подружки убеждают её именно в этом. Или лукавят по доброте душевной? Ах, как бы узнать…

С ребятами-то Агата по-прежнему в исключительно дружеских отношениях. Правда, никаких других она и сама не хочет. Начало завязываться что-то похожее на симпатию с Максом из параллельного класса. Но ничего из этого не вышло. Да и как могло выйти, когда у неё в сердце, в голове и даже перед мысленным взором только один человек едва ли не круглосуточно? Во сне и то приходит.

Когда ей было двенадцать, дачная подружка Люба по секрету открыла ей «страшно редкий» и «ужасно точный» способ узнать суженого. Для этого нужно было насчитать сто красных машин и одну белую. С белыми проблем не возникло, на их улице таких имелось аж две. Но вот красных в те годы, когда автомобили имелись далеко не в каждой семье, в их скромном дачном кооперативе было мало. Они с Любой набирали необходимую сотню аж несколько недель. Агата втайне подозревала, что считали они в том числе и одни и те же машины, то приезжающие на дачу, то уезжающие обратно в город. Но Любе говорить об этом не стала, да и от себя эту здравую мысль гнала. Потому что дождаться осени, чтобы начать считать уже в Москве, где красных машин, конечно, было гораздо больше. она не смогла бы. Да и кто из девчонок смог бы? Как ждать, если не терпится узнать, кто он, её суженый?

Когда заветная сотня была, наконец, насчитана, Люба торжественно сообщила:

— А теперь ночью тебе приснится твой будущий муж.

— Прямо этой? — обмерла от счастья Агата.

— Этой, — кивнула Люба, но потом немного подумала и милосердно добавила: — Или на вторую или третью ночь.

— А если не приснится? — заинтересовалась любознательная Агата и сама же ответила себе и подруге: — Значит, где-то мы ошиблись. Может, обсчитались, например.

— Да, я тоже так думаю, — серьёзно согласилась с ней Люба.

Спать Агата легла возбуждённая и немного испуганная: а ну как и правда ошиблась и суженый не приснится. Или всё же во второй или даже третий раз увиденные машины всё же не в счёт? Но ещё больше её испугала мысль, явившаяся, когда она уже засыпала, на границе сна и яви.

— А что если приснится не он? — пробормотала вслух Агата.

— Что, Агашенька? — спросила бабушка, с которой они спали в одной комнате.

— Ничего-ничего, бабуля, — Агата постаралась унять забившееся от страшной мысли сердце. Никто другой ей был не нужен. — Спокойной ночи.

— И тебе тоже, моя сладкая. И тебе, — сонно пожелала бабушка.

Агата, постаралась успокоиться, недолго поразглядывала тёмные тени на дощатом потолке и вскоре заснула.

Утром из сладкого крепкого сна она вынырнула мгновенно и тут же счастливо улыбнулась. Приснился. Именно он. Уже под утро, но всё же приснился. Значит, не ошибается она. Теперь осталось только дождаться. И она непременно дождётся.

Подружка Люба, единственная, кто догадывался о чувствах Агаты, прибежала ещё до завтрака и возбуждённо прошептала:

— Ну?!

— Да, — только и выдохнула Агата.

— А мне нет, — расстроилась Люба. — Я думала, может, мы плохо считали. Но раз тебе приснился, значит, дело не в этом. Неужели я замуж не выйду?

— Обязательно выйдешь, — утешила её Агата. Может, ты просто крепко спала…

— Ты посмотри, какие у них разговоры! — не то удивилась, не то возмутилась бабушка и скомандовала: — А ну мыть руки и за стол. Рано вам ещё о женихах думать.

Девчонки покраснели, прыснули в ладони и побежали к умывальнику. Люба уже забыла о гадании и думала только о вкусных блинчиках. Агата брызнула в неё водой и отпрыгнула в сторону. Обе засмеялись и вприпрыжку помчались на кухню. День обещал быть солнечным и тёплым, а жизнь — прекрасной.

Если бы маленькой Агате сказали, что дети могут полюбить в десять лет, она бы ни за что не поверила. Она была очень разумным и начитанным ребёнком и по книжкам знала, что любовь есть, но понимала, что это чувство не детское. Нет, конечно, многие влюбляются и раньше, чуть ли не в яслях. Но разве это настоящая любовь? И это тоже понимала не по годам серьёзная Агата. Но сама она в десять лет умудрилась полюбить по-настоящему. И, как ни удивительно, всегда, даже тогда, в самом начале, знала, что это то самое, редкое, что даётся не всем. А ей вот далось. В десять лет.

Это рано, конечно, потому что тяжело маленькому ещё, в общем-то, человеку любить. Почти непосильно. Но как там? Господь не даёт того, что нам не по силам? Если так, то Он не ошибся. Ей любить Никиту оказалось по силам. Тяжело. Но по силам.

Почему-то Агата совершенно не помнила, как увидела Никиту впервые. Но точно знала, что уже в первое лето любила его. Как только они оказались соседями по даче, как только встретились, поговорили — всё, жизнь её по ощущениям самой Агаты оказалась предрешена. Звучало это, конечно, как понимала уже почти взрослая, пятнадцатилетняя, Агата, несколько пафосно. Но было правдой. Теперь, по прошествии шести лет, она считала, что может с уверенностью говорить об этом.

Знакомство их было совсем-совсем обычным. Ничего особенного. Всего лишь соседи по даче. Никакой романтики, о которой так грезят девочки-подростки. Но для Агаты это ровным счётом ничего не значило. Потому что она обмирала, только видя Никиту. И никакие особенные обстоятельства ей были не нужны. Сколько раз она тайком смотрела из-за куста смородины, который рос на границе их участков, как он идёт по дорожке от дома к хозблоку. Высокий, светловолосый… Просто идёт. И всё. А она смотрела и сердце с ума сходило от любви. В десять лет.

Как зарождается любовь? В какой момент? Никто не знает. А тот, кто говорит, что знает, — обманывает. Или окружающих, или сам себя. Только Господь знает. Но молчит. Ибо "тайна сия велика есть". И каждый сам с этой самой любовью должен разобраться. И полюбить сам. Или не суметь. А уж разлюбить-то и вовсе по собственному желанию невозможно. Вот и Агата не смогла. Хотя, если уж честно, и не хотела. Совсем.