В тот вечер Маше было очень хорошо. Даже странно… Она привыкла, что для того, чтобы стало хорошо, надо делать очень много. Хотеть, самой себе устраивать это «хорошо», действовать, прилагать усилия. В ее случае, никто другой ей «хорошо» не устраивал.

Но не сегодня вечером. Не с этим мужчиной. От одного присутствия Павла становилось необъяснимо, восхитительно хорошо.

В ресторане царила романтичная атмосфера, скорее всего, Павел неспроста выбрал именно его. Неяркое освещение, оформление под старину, зажженные свечи, отражавшиеся в зеркалах, и живые цветы. Плюс — мало людей, тишина вокруг и очень вкусные блюда.

Маша краем глаза наблюдала за тем, как Павел ест… Красиво. Непроизвольно и сама выпрямляла спину и старалась изящнее обходиться с ножом и вилкой.

Еще они говорили. Вернее сказать, общались. Потому что говорила, считай, только Маша, а Павел реагировал или односложно, или вообще не словами. Взглядом, мимикой. И это не казалось пренебрежительным по отношению к Маше, как будто ему скучно и нечего сказать. Нет, наоборот. Его реакции настолько точны, понятны и близки Маше, что становилось даже немного не по себе от такого понимания между ними. Как будто выросли вместе, или читали одни и те же книги, как будто жили одной жизнью на двоих. Только до сих пор почему-то отдельно друг от друга. А теперь вместе. Это пугало.

А после ресторана он отвез Машу в гостиницу. Нет, не так. Она просто жила сейчас то в гостинице, то в общежитии. Собственное жилье еще не освободили снимавшие его люди, а Маша не умела в таких ситуациях торопить и ставить жесткие условия. Так и кантовалась по разным пристанищам и чужим городам.

Стало уже совсем темно и довольно-таки холодно. С неба сыпал мелкий колючий снег, завихрялся, подхватываемый морозным ветром.

Не спрашивая и не сомневаясь, Павел поцеловал ее на прощание. Не руку, как в первый раз, в губы.

Он с самого начала давал Маше очень четкое понимание направления их общения. Начинающихся отношений. Именно отношений, все как у взрослых. От такой уверенности, напора, и поведения в целом, Маша чувствовала себя совсем неопытной девчонкой. Вероятно, поэтому она застыла и не могла реагировать на далеко не скромный поцелуй, замерла в каком-то воздушном состоянии и только принимала.

Губы Павла идеальные, в меру мягкие, в меру твердые, требовательные. Так же как он в течение всего вечера изучал ее внутренний мир, внешние его проявления, так теперь пробовал на вкус и изучал ее рот. Не стесняясь исследовать языком, втягивать ее податливые губы и покусывать. Дыхание Маши сбилось, стало жарко. И, вероятно, не только ей.

— Не умеешь целоваться, — хриплый голос прошептал ей в кожу, а руки не сдвинулись с талии девушки ни на миллиметр, крепко удерживая.

— Не умею… Но мне понравилось, — ее голос также звучал очень тихо, и было странно шевелить ставшими резко очень чувствительными губами. Они не хотели складывать звуки в слова, просто так бессмысленно шевелиться, жаждали потянуться снова к губам напротив и продолжить совсем другое общение. Проделать с Павлом в ответ все то, что он только что творил с ее ртом.

Павел немного отстранился и пристально вгляделся в лицо девушки. Искренняя, открытая, притягательная, вся как на ладони. И в то же время непонятная, другая, нелогичная и умная, ироничная. Затрагивающая что-то внутри него… душу? Опасная. По-настоящему. Похоже, это именно тот случай, когда все сокрушающая сила заключается в слабости. И невинности.

Вглядываясь в серые, слегка затуманенные желанием глаза напротив, Павел вдруг понял, что с этой девушкой все будет по-другому. Не так как всегда и со всеми, с которыми он спал.

Наверное, уже в тот момент, он подсознательно приготовился от всего отказаться. Тянул еще почти месяц, узнавал ее, наслаждался ее присутствием, не в состоянии отступить, отстраниться. И все то время понимал, что надо это прекратить. Перестать к ней мотаться, звонить, смотреть, изучать, трогать, приучать к себе, к своему присутствию в ее жизни. Но тянул. Не мог. Еще чуть-чуть побыть с ней, урвать еще немного тепла. Ангелы встречаются нам в жизни так редко.

Павел проникал в жизнь Маши как воздух в распахнутое окно, в доселе запертое наглухо помещение. Стремительно, в одно мгновение, заполняя все уголки ее существования. Он захватил и закружил девушку в мощном вихре.

Достаточно одного его звонка, короткого сообщения и она парила. Не говоря уже о том, что испытывала, когда Павел рядом. Воздушные замки в голове Маши строились с небывалой быстротой и завидной фантазией. Она влюбилась.

Однажды он пригласил ее на концерт. Не свой, а одного своего хорошего друга, как он выразился. Это оказалась пианистка, с которой Павел уже много лет подряд вместе играет. Когда она его сопровождает в сольных произведениях, когда вместе играют в составах более многочисленных ансамблей. Она тоже из верхушки, смогла добиться признания и довольно много концертировала по всему миру. Сейчас Наталья исполняла концерт Моцарта с оркестром.

Очень хорошо исполняла. Так трогательно, наивно и одновременно блестяще виртуозно. Маша сидела в задней части партера рядом с Павлом. Она одела самое свое стильное и дорогое платье. Маленькое и черное, к нему высокие изящные шпильки. В этом платье она всегда чувствовала себя очень нарядно, искряще… Чувствовала. До того момента, пока не увидела Наталью Хребтович.

Вот она действительно искрящая, магнетически прекрасная и такая… такая, какой не была Маша. Наталья была сильной, харизматичной, гипнотизирующей всех вокруг себя. В ярко алом платье в пол и с поднятыми вверх черными волосами, алые губы на бледном лице подобны бутону цветка. Нежные и хищные. Из украшений только серьги, наверняка с брюликами. Открытые плечи, плавный и грациозный изгиб шеи. Перед оркестром, в лучах прожекторов, за огромным черным роялем.

Ее игра… Моцарт, он же искренний, немного наивный, с любовью и запредельной грустью. Так вот в ее игре все это было. Она покоряла слушателей своей искренностью, нежностью, красотой. Красное-черное, любовь, жестокость, аналог Жюлиена Сореля в юбке.

Маша слушала в оба уха и смотрела во все глаза. Завороженная, как и весь зал. Но в груди зарождались ревность и чувство собственной ничтожности. Кто она и кто эти люди? Абсолютно разные миры и различные жизни. Наталья, наверняка, как и Павел, из семьи музыкантов, профессоров в каком-то там поколении. Сколько они с Павлом уже знакомы? Наверно еще учились вместе. Неужели между ними ничего не было, неужели Павел не захотел с ней чего-то большего, чем просто дружба и партнерство в музыке?

Даже она, Маша, казалось, полностью покорена этой женщиной. Ко всем прочим достоинствам, еще и ТАК играющей концерт. То ли от щемящей медленной части произведения, то ли от сопровождающих музыку горестных мыслей, но Маша с трудом сдерживала слезы. Плакать неприлично, нельзя. Еще примут за сентиментальную дуру. Хотя, в зале темно…

В антракте Павел провел ее за руку в гримерки. Во втором отделении будет играть уже один оркестр, поэтому он хотел поздравить Наталью с удачным выступлением сейчас. Маша плелась за ним, маленькая ладонь зажата в его сильной и широкой. Он почти тащил девушку, ее ноги не хотели идти.

Одно дело, видеть красно-черную красоту издали, и совсем другое, вблизи. Маша боялась, что может ослепнуть, или же окончательно почувствовать себя лохматой курицей рядом с Натальей. И это так наглядно увидит Павел. Сравнит их.

Узкий побеленный коридор, потертый паркет, обшарпанные двери. Весь шик и блеск, воплощение которых огромный зал, здесь, за кулисами, пропали. Может, то же самое случится и с пианисткой?

Надежда умирает последней, но умирает. А Наталья все такая же эффектная.

— Поздравляю, все было великолепно! — Павел приобнял ее и поцеловал в щеку.

Женщина улыбалась, была возбуждена и заполняла собой все пространство вокруг. Завораживала даже вне сцены.

— Ты пришел, Паша! Как мило, — ее взгляд скользнул на спутницу, задержался на сплетенных пальцах, а улыбка стала шире. — И даже не один!

Маша вздохнула. Моцарт, Моцарт… думай о нем, а не о ней с Павлом. Пашей.

— Здравствуйте, ваше исполнение… это было незабываемо, спасибо, — получилось искренне, ведь и в самом деле играла Наталья восхитительно. Маша надеялась, что ее взгляд выразительнее слов.

— Натал, это Маша. Маша, Наталья знакомьтесь.

Маша пожала протянутую ладонь. На удивление сильную, с длинными пальцами и сухими мозолями у совсем коротких ногтей. Взглянула искоса на Павла. Он представил ее просто по имени. Не — моя девушка Маша, ни даже — подруга. Просто Маша.

В растрепанных чувствах, неуверенная, она встретилась с цепким понимающим взглядом Натальи.

— Очень приятно, — промямлила «просто Маша».

— Взаимно. Спасибо, что пришли. Вы остаетесь на второе отделение или, может, со мной, расслабляться? — непонятно усмехнулась Наталья.

— Нет, не в этот раз. И мы, скорее всего, тоже пойдем уже. Да, Маш?

Весело и быстро, однако.

— Куда? Мы не будем дальше слушать?

В ответ только короткое пожатие плеч.

— Ну, раз вам не надо спешить в зал, то пусть Маша поможет мне с платьем. Его невозможно снять в одиночку, хм. А ты можешь подождать за дверью, Паша.

Наталья весело рассмеялась и повернулась к креслам, где лежали ее вещи, лукаво поглядывая то на Машу, то на Павла.

Мужчина неопределенно хмыкнул и посмотрел на Наталью. Как показалось Маше, с предостережением. Незаметно пожал ее ладонь и шепнул, что будет ждать в гардеробе. Все это показалось странным. Как будто Наталья специально хотела остаться наедине. Как выяснилось спустя минуту, правильно показалось.