Что касается самой Оливии — ей не нужны принципы, чтобы содрогнуться. Она едва не утратила девственность. С ним.

— Это всё моя вина, — проговорила она. — Ты же знаешь, мне всегда не хватало моральных устоев. Это проклятие Ужасных Делюси. Мы все такие, за исключением моей мамы. Но она — отклонение от нормы.

— Нам нужно уходить отсюда, — сказал Перегрин. — Немедленно.

— Нельзя, — возразила она. — Слуги с первого взгляда поймут, что у нас было Тайное Свидание.

— Они не догадаются, — заявил он. — Они подумают, что у нас была схватка с поваром.

Оливия поглядела на своё платье. Лиф был перекручен сзади наперёд.

— Это не похоже на схватку, — сказала она. Девушка вернула лиф на место и разгладила юбки. Волосы у неё рассыпались, но просить Лайла их уложить было бесполезно.

— Пойдём, — скомандовал он.

Оливия прошла мимо него и пошла по коридору. Он не спешил быть первым, чтобы открыть перед нею двери. Она предполагала, что Лайл выжидал, пока успокоится его эрекция. Он чудовищно возбудился, и ей не нужно было класть туда руку, чтобы узнать, что он возбуждён, поскольку это было совершенно очевидно, но…

Ей не хватает моральной устойчивости. Искушение явилось, поманило её, и девушка, не задумываясь, последовала за ним.

Лайл действовал на неё слишком сильно, чтобы женщина без принципов могла устоять. Он еще больше возбуждал её, когда находился в хорошем настроении, чем тогда, когда был в плохом, как в Стэмфорде. На этот раз её ноги вообще не повиновались ей. Если бы Лайл её не держал, она бы растеклась по коридору лужицей неутолённого вожделения.

Оливия предполагала, что Лайл в искусстве поцелуев проявит то же усердие и настойчивость, какие он выказал, чтобы усовершенствовать свои рисунки. Тем же образом он приучался за миг высекать искру с помощью трутницы.

А когда он ложится в постель с женщиной… Но сейчас не время стоить догадки.

Оливия распахнула дверь и вышла в холл.

Лайл последовал за ней минутой позже.

Там были все слуги, они стояли точно так, как раньше, на месте, где когда-то находился потайной ход.

Они больше не выглядели удручёнными.

У всех на лицах было одинаковое выражение оживлённого интереса.

Оливия выпрямилась, снова превращаясь в госпожу замка.

— Возвращайтесь к работе, — велела она кухонной прислуге.

Они гуськом двинулись мимо неё через дверь на кухню.

Она дала последние распоряжения остальным, и они быстро разошлись, чтобы заняться своими обязанностями.

Большой зал опустел, за исключением двух лакеев на противоположной стороне, возле камина, которые переносили мебель в комнаты Гарпий. Дверь была отворена, и Оливия могла слышать, как леди ссорятся о том, кому должна принадлежать спальня на первом этаже, а кому верхняя.

Она позволила им разбираться самим.

Когда девушка обернулась к Лайлу, он говорил что-то Николсу. Камердинер кивнул и исчез.

— Они слышали, — тихо сказал ей Лайл.

— Полагаю, поэтому они выглядели такими вежливыми, — проговорила Оливия.

— Не нас, — пояснил он. — Они слышали твоё столкновение с Аллиером.

Он кивнул в сторону кухонной двери.

— Двери в трещинах. Это, вкупе со щелями в штукатурке и выбитыми окнами, означает, что звуки расходятся свободнее, чем будет, когда мы завершим ремонт. Они слышали, как он кричал на тебя. До их слуха донеслось кое-что из того, что ты произнесла в ответ. Они слышали его реакцию. И очень скоро они расслышали, как всё возвратилось на круги своя. Ты видела, что кухонные прислужники вернулись туда без колебаний. И на остальных ты произвела сильное впечатление.

Оливия усмехнулась:

— Я укротила дракона.

— Ты была восхитительна, — проговорил Перегрин. Он сделал паузу. — Мне следовало это знать. Прости, что усомнился в тебе. Несмотря на то, что я всё ещё не рад находиться здесь, ты сделала это чуть менее невыносимым.

— Благодарю, — отозвалась она. — Я тебя тоже нахожу забавным.

Брови Лайла взлетели:

— Забавным.

— Однако случившееся в кухонном коридоре не должно больше повториться, — продолжила Оливия. — Ты знаешь, что у меня не хватает моральной устойчивости. И я знаю, что у тебя целая куча всевозможных принципов, этики и всего прочего. — Она взмахнула рукой:

— Да. И прочего тоже.

Затравленное выражение появилось в его глазах. Ощущение вины разъедало его изнутри. Чёрт бы побрал её отчима за то, что снабдил его совестью и строгими представлениями о Долге и Чести.

Оливия подошла ближе:

— Лайл, это совершенно естественно. Мы молодые, красивые…

— И скромные, ко всему прочему.

— Ты любишь факты, — сказала она. — Давай глянем на них. Факт: интеллект ведёт трудную битву с животными стремлениями. Факт: за нами плохо присматривают. Вывод: ситуация близка к катастрофе. Я сделаю всё возможное, чтобы больше не совершать той же ошибки, но…

— Замечательно, — перебил Лайл. — Значит, на меня возложена задача блюсти твою честь. Задача, с которой я так хорошо справляюсь.

Оливия схватилась за лацканы его сюртука.

— Выслушай меня, ты, высокопринципиальный тупица. Мы не можем повторить этой ошибки ещё раз. Ты знаешь, как близко мы подошли к Непоправимому?

Она выпустила его, чтобы показать большим и указательным пальцами четверть дюйма.

— Вот как близко к тому… — она умолкла для пущего эффекта, — …чтобы сыграть на руку твоим родителям.

Голова Лайла дёрнулась так, словно она дала ему пощёчину.

Кто-то должен был это сделать. Кто должен был сделать хоть что-то. Она не так всё планировала. Девушка думала, что сумеет совладать с ним тем же образом, как обращалась с другими мужчинами. Но у неё не получается, и она видит, что они неумолимо катятся вниз, под откос. Если он предоставит всё ей, то она откроет ему объятия, выкрикивая «да, да, скорее, скорее!»

Голос Перегрина прервал напряжённую тишину:

— Что ты сказала?

Теперь он слушал её очень, очень внимательно.

— Они пытаются удержать тебя дома, привязывая на шею этот жернов в виде замка, — произнесла Оливия. — Они надеются, что, чем дольше ты пробудешь дома, тем меньше станешь думать о Египте, и постепенно забудешь о нём. А потом ты увлечёшься достойной английской девушкой, женишься на ней и успокоишься.

Он уставился на неё:

— Я не…

Оливия видела, как понимание отразилось в его серых глазах.

— Да, — подтвердила она. — Они согласны даже на то, чтобы это была я.

Лайлу понадобилась минута, чтобы это обдумать. Затем он мысленно увидел: улыбающиеся лица родителей, заговорщические взгляды, которыми они обменивались над столом, улыбка и снисходительное выражение лица вдовствующей графини. Словно игра.

— Оливия, — мягко проговорил он, с колотящимся сердцем, — что ты им сказала?

— Сказала? Не говори глупостей. Я никогда не была столь неосторожной, чтобы произнести это вслух. Я только слегка поощрила их думать так.

— Что ты… — Он едва мог выговорить. — Что ты имеешь виды на меня?

— В такую сентиментальную чепуху они поверили, — сказала Оливия. — И это единственная причина, по которой они согласились на моё путешествие с тобой и на моё пребывание здесь.

— Чтобы заманить меня, — произнёс Лайл, — в брачные сети.

— Да. — Она глянула на него. — Я знаю, ты шокирован.

— Это сильное преуменьшение.

— В конце концов, мы оба знаем, что я им никогда не нравилась. Но, как я тебе говорила, титул и деньги решают почти всё, а у меня есть влиятельные связи и богатство.

Лайл приложил руку к голове и прислонился к столу.

Она и в самом деле превзошла саму себя. Стоять здесь, так весело пересказывая свою чудовищную ложь, которую она сообщила… На которую намекнула.

— У меня от тебя дух захватывает.

Оливия подошла к столу, чтобы устроиться на нём, столь обыденно, словно они не занимались тем, чем занимались, ещё несколько минут назад. В кухонном коридоре, во имя всего святого!

— Я не предвидела единственной вещи: этого затруднительного притяжения между нами, — произнесла она.

— Затруднительного?

— Каким бы противным и тупоголовым ты ни был, ты — мой самый дорогой друг во всём мире, — сказала Оливия. — Я не хочу разрушать твою жизнь и знаю, что ты не захочешь ломать мою. Вокруг нас много примеров удачных браков. Моя мать встретила настоящую любовь дважды. Я буду счастлива однажды встретить свою. И тебе желаю того же. Но ты же знаешь, мы никогда не подойдём друг другу в этом отношении.

— Нет, о, Боже мой.

Она сердито взглянула на Перегрина:

— Тебе необязательно соглашаться с таким энтузиазмом.

— Но это факт, — проговорил Лайл. Он знал, что так и есть. Оливия — чудо природы, но самум тоже — одно из чудес природы. Так же как и ураганы, наводнения и землетрясения. Он вырос среди хаоса. Ратборн научил его порядку. Лайл нуждался в порядке. Он потратил последние десять лет, пытаясь жить упорядоченной, хотя временами волнительной жизнью. Ему повезло скоро осознать свою потребность, и он добивался своей мечты терпеливо и целеустремлённо.

С Оливией всё выходит из-под контроля. Хуже всего то, что сам Лайл теряет контроль над собой. Снова, и снова, и снова, и снова.

— Что ж, — проговорила девушка. — Хорошо.

Перегрин выпрямился и отошёл от стола:

— Теперь я пойду на крышу.

— На крышу! Я признаю, мои планы пошли не так, как хотелось, но нет причины, по которой мы не сможем с этим справиться. — Она отошла от стола. — Кое-что вышло из-под контроля, но это ещё не конец света. Нет необходимости прибегать к таким крайним мерам, как бросаться с крыши.

На миг Лайл просто смотрел на неё в изумлении.