Лоретта Чейз - Вчерашний скандал

Но окружавшие их люди были взволнованы гораздо сильнее, чем когда волновались из-за приехавших из Англии путешественников, которые желали осмотреть замок.

Через некоторое время братья покинули пивную и отправились под дождём увидеть всё собственными глазами.

Как они обнаружили, их соседи совершенно верно передали обстановку. С дороги, сквозь непрекращающийся моросящий дождь, они рассмотрели свет, по меньшей мере, в трёх окнах. Когда братья подобрались ближе, то обнаружили экипаж и лошадей в обветшалой конюшне.

— Так не пойдёт, — сказал Рой.

— Нам придётся их остановить, — добавил Джок.

Четверг, 13 октября

Дворецкий Эдвардс был не настолько пьян, как ему хотелось бы. Дождь шёл непрерывно с тех пор, как они приехали в замок. Это была отвратительная груда камней, промозглая и пропахшая нежилым духом. Они привезли постельное бельё, но кроватей не нашлось. Для хозяина, привыкшего спать на каменном полу или голой земли, это было пустяшным делом, но Эдвардс привык к иному.

Они работали от самого рассвета и задолго после заката, пытаясь привести главную башню в место, где смогут жить дамы. Крестьяне оказались несговорчивыми. Они непреклонно отказывались понимать простейший английский, и сам господин, при всём своём знании наречий язычников, не смог ничего разобрать в их говоре.

К лондонским слугам относились как к армии захватчиков. Можно было подумать, что владельцы магазинов нуждаются в клиентуре, но попроси у них того или этого, и в ответ получаешь бессмысленный взгляд. И когда они, наконец, снизойдут до того, чтобы обслужить тебя как покупателя, то перепутают заказ.

Наконец, они поняли его верно в таверне «Кривой Посох», после того, как заставили сделать дюжину кругов и, наконец, представить заказ в письменном виде. Эдвардс остановился там, чтобы немного погреться перед тем, как тащиться обратно в проклятый замок по сырости.

Дорога была пустынной, ни единого фонаря. С одной стороны он различил силуэт церкви, сгоревшей дотла в прошлом веке. Перед ним был церковный двор, надгробные камни торчали под разными углами, словно дождь, темнота и холод тянули их книзу.

Эдвардс смотрел в том направлении, дрожа, когда услышал шорох. И вдруг она выросла прямо перед ним, белая фигура со светящимися глазами.

Он закричал, повернулся и побежал.

Он бежал, и бежал, и бежал.

Замок Горвуд Пятница, 14 октября

Дорогая Оливия,

Тебе лучше найти нового дворецкого. Эдвардс исчез.

Искренне твой,

Л.

Она стояла на дороге, глядя на монолит, венчавший склон.

Лайл выехал из деревни и прибыл как раз вовремя, чтобы заметить карету Оливии, остановившуюся возле кладбища и развалин церкви. Он наблюдал за тем, как она вышла из экипажа и перешла на другую сторону дороги.

Оттуда она стала созерцать замок Горвуд, явно охваченная восторгом, прижав руки к груди. Процессия повозок, в основном телег и фургонов, нагруженных бог знает чем, двигалась впереди неё. Остальные следовали позади. Все обитатели деревни бросили свои занятия, и вышли поглазеть.

Лайл тоже глазел. Он не видел такой вереницы экипажей с самой коронации короля Георга IV, десять лет тому назад.

Оливия не замечала ни лошадей, ни телег, ни фургонов, проезжавших мимо. Она забыла обо всём, кроме того, что увидела в этой громадной, зловещей прямоугольной груде камней.

Лайл знал, что она видит гораздо больше того, что видит он.

На самом деле всё, что видел он — это Оливию, в столь свойственной ей позе. Перегрин подождал немного, просто глядя на то, как она стоит настолько неподвижно, что человек с фантазией мог бы поверить, что она находится во власти чар.

Поскольку это была Оливия, то она без сомнений была очарована. Не нужно быть фантазёром, чтобы это знать. Требуется просто знать эту девушку.

Лайл задумался о том, что бы Оливия подумала о пирамидах?

Глупый вопрос. Она пришла бы в восхищение. Не возражала бы против лишений и трудностей. Она же выросла на улицах Дублина и Лондона. Она была бы счастлива и потрясена… пока не потускнеет новизна, и ей не станет скучно.

Его жизнь была не всегда столь волнующей, как представлялось Оливии. Сама работа была однообразной и скучной. На поиски гробницы могли уйти дни, недели, месяцы и годы терпеливого поиска. День за днём в жаре надзирать за рабочими, осторожно расчищающими песок… медленный, тщательный труд копирования изображений из усыпальниц и храмов, зарисовок памятников, поскольку, несомненно, они могли пропасть.

Целые стены и потолки вырезались и вывозились, чтобы украсить собой музеи и частные собрания. Храмы разбирались, а камни из них использовались для фабрик.

Перегрину так её не хватало, его монотонной, кропотливой работы. Он тосковал по нахождению, измерению, сортировке и приведению в порядок.

Оливия понимала его страсть к Египту, но никогда не понимала его пристрастия к такой медленной работе. Реалии его жизни там утомили бы её до бесчувствия, а Лайл хорошо знал, что происходит, когда Оливию одолевает скука.

Она когда-нибудь увидит пирамиды, он в этом не сомневался. Она посетит их, как и другие аристократы, которые приплывают на своих яхтах, проезжают по Нилу вверх и вниз, и снова возвращаются домой, с трюмами, загруженными древностями.

Тут Оливия повернулась к нему, но мыслями она была всё ещё далеко. Будучи не готовым к этому, Лайл ощутил, как исчезает весь остальной мир. Не осталось ничего, кроме её прекрасного лица, синих глаз, жемчужной кожи и румянца, который разливается по щекам, подобно рассвету.

Чувства ударили его в сердце крохотными кинжалами.

— Ах, вот и он, владелец этого поместья, — проговорила Оливия с сильным шотландским акцентом, который, должно быть, приобрела в Эдинбурге.

Этот звук вырвал Перегрина из грёз. Он понадеялся, что она не вытащит сейчас волынку, чтобы заиграть на ней.

Граф приблизился к ней.

— Расскажи это местным аборигенам, — сказал он. — Они, кажется, думают, что я сборщик податей или палач.

Она рассмеялась низким бархатистым смехом. Лайл мог ощущать, как тонет в нём, с глупостью мухи, бродящей по краю паутины.

Факты. Придерживайся фактов. Он осмотрел её одежду так, словно они были древними артефактами.

Поверх массы рыжих локонов Оливия надела очередное безумное творение модистки: нечто с тульей размером с палубу флагманского корабля, с перьями и лентами, которые произрастали из верхушки. На ней также был очередной безумный шедевр портнихи — рукава размером с винные бочонки и широкие юбки, делающие её талию столь тонкой, что, представлялось, мужчина может обхватить её одной рукой.

Представление не является фактом. Представление — это фантазия. Перегрин отогнал эту мысль прочь, словно бесполезный сор.

Он снял шляпу и поклонился, чтобы заняться чем-то разумным.

— Добро пожаловать в Чудовищный Замок, — произнёс граф. — Надеюсь, он для тебя достаточно угрюмый и ужасный.

— Он замечательный, — сказала Оливия. — Он превзошёл все мои ожидания.

Она была сильно и по-настоящему взволнована. Это безошибочно читалось по её возбуждённому румянцу и горящим глазам.

Будь они детьми, она подбежала бы к нему и кинулась бы на шею, крича: «Как я рада, что приехала!»

Лайл ощутил минутную печаль, чувство утраты — но никто не может вечно оставаться ребёнком, и никто не захотел бы этого.

Он вернул шляпу на голову и обратился к замку Горвуд и фактам.

— Выстроен в стиле мотт и бейли [13]. — проговорил он. — В форме буквы U. Главное здание состоит из цокольного этажа и трёх верхних этажей. Два крыла отходят от западной стены главного здания, с тремя основными этажами над цоколем. Высота сто шесть футов от нижнего уровня до верха парапета. Стены в среднем по пятнадцать футов толщиной. Я согласен, это не похоже на обычную структуру, и действительно необычно, что замок просуществовал так долго, сравнительно целый.

— Благодарю за урок по архитектуре. — Оливия тряхнула головой, что заставило подпрыгнуть локоны вокруг её лица. — Ты верен себе, не так ли? Я говорила об атмосфере. Такой серой и запретной. И освещение, в это время суток — закатное солнце пронизывает облака, бросая длинные тени на безрадостный ландшафт, словно Горвудский замок распространяет своё уныние на всю окружающую долину.

Пока она говорила, чем-то встревоженная стая ворон взлетела с северной башни.

— А вот и твои тёмные призраки, — сказала Оливия.

— Атмосфера это по твоей части, — ответил Лайл. — С меня хватит атмосферных явлений. Здесь не бывает ничего, кроме дождя.

Слишком много коротких тёмных дней с дождём, за которыми наступают долгие, тёмные и дождливые ночи. И всё это время он раздумывал, что он сделал в этой жизни такого, чтобы заслужить быть сосланным сюда. Мечтая, чтобы рядом был кто-то, с кем можно поговорить, и говоря себе, что не имеет в виду Оливию, но кого-то здравомыслящего. Но вот она, сияющая, словно египетское утро, разбивая его сердце и в то же время воодушевляя.

— Тогда я провозглашаю атмосферу совершенно верной, — говорила девушка. — Идеальная обстановка для таких страшных историй, как Франкенштейн или Монах [14].

— Если так ты себе представляешь идеал, то войдя внутрь, ты придёшь в экстаз, — сказал Лайл. — Там сыро, холодно и темно. Некоторые окна разбиты, и в штукатурке есть щели. В результате, мы получаем интересные визжащие и плачущие звуки из-за сквозняка.

Оливия подошла к нему и всмотрелась в его лицо, глядя из-под гигантских полей своей шляпы.