Три слова, запечатлённые в его мозгу.

Перегрин спустился к завтраку, а там была она.

И не только Оливия, к тому же. Она привела с собой вдовствующую леди Харгейт и двоих Гарпий, леди Купер и леди Вискоут.

Лайлу плохо спалось. В тиши своего клуба он придумал множество схем отношений с родителями, но все они оказались с существенными изъянами. Затем появился лорд Уинтертон. Их пути не раз пересекались в Египте, и им было о чём поговорить. Уинтертон пригласил Лайла к себе домой изучить папирус, привезённый им из своей последней поездки. Папирус Уинтертона отвлёк Лайла от мыслей о родителях и Оливии, а уравновешенный Уинтертон стал приятной антитезой всей этой суматохе эмоций. Лайл принял предложение отужинать, и время пролетело незаметно.

В результате сегодня у Перегрина было не больше идей как справиться с родителями, чем вчера, когда Оливия ускакала прочь.

Когда он вошёл в комнату для завтраков, то все уставились на него.

Лайл порадовался тому, что не обладает богатым воображением. Он не верил в чувство надвигающейся катастрофы. До этого момента.

Он подошёл к буфету и наполнил свою тарелку. Затем направился к столу и сел рядом с леди Вискоут, напротив Оливии.

— Оливия рассказала нам о твоём плане, — произнесла мать.

У Лайл всё внутри похолодело.

— О моём плане, — повторил он, глядя на Оливию.

— Взять меня с собой в Шотландию, чтобы помочь тебе с замком, — пояснила она.

— Что?

— Я думала, ты им уже сказал, — добавила девушка. — Прости, что испортила сюрприз.

— Все это понимают, детка, я уверена, — проговорила вдовствующая графиня. — Ты вне себя от восторга и не смогла дождаться.

— Что??

— Это действительно был сюрприз, — сказала мать. — И, признаюсь, вначале я не ощутила особого энтузиазма.

— Но…

— Она думала, что так не пойдёт, — разъяснила Лайлу леди Харгейт. — Двое молодых людей, отправляются в Шотландию вместе. Совершенно не подобает юной леди, по её словам. Как будто мы не знали об этом и не подготовились.

— Подготовились к…

— Леди Купер и леди Уайскот любезно согласились стать нашими компаньонками, — сказала Оливия. — Мы возьмём по камеристке для каждой леди. Прабабушка согласилась одолжить нам несколько горничных и лакеев, пока мы не наймём местных. И я привезу мамину кухарку и дворецкого, поскольку они всё равно не нужны, пока семья в Дербишире.

Лайл обвёл взглядом радостные лица вокруг. Она сделала это. Взяла всё на себя и сделала по-своему, после того, как он в недвусмысленных выражениях отказал ей.

Нет, это какой-то ночной кошмар. Он ещё спит.

Его родители ослепли? Он единственный, кто заметил, что вдовствующая графиня ведёт себя подозрительно мило? Никто больше не видит злорадного блеска в её глазах? Нет, они не видят ничего, потому что Оливия всех полностью одурачила.

Это безумие какое-то.

Купер и Вискоут в качестве компаньонок! Подобно всем прочим подругам вдовы, они жили, чтобы сплетничать, пить, играть в карты и пожирать глазами юношей. Не существовало более неподходящих компаньонок вне стен борделя.

Это абсурд. Ему придётся привести всех в чувство.

— Оливия, думаю, я ясно выразился…

— Ну, конечно, — сказала она, изображая саму невинность с широко раскрытыми глазами. — Я всё прекрасно понимаю. Имей я призвание, как у тебя, только дело жизни и смерти отвлекло бы меня от него. Твоё призвание — древний Египет. Шотландский замок не будоражит твоё воображение.

— У меня нет воображения, — ответил Лайл. — Я вижу, что есть, и чего нет.

— Да, я знаю, и для тебя было бы мучением пытаться найти красоту в разрушенном замке, — продолжила Оливия. — Тебе нужны взгляд эксперта и воображение. Я предоставлю их тебе, в то время как ты будешь заниматься практической стороной вещей.

— Извини, что не поняла всех трудностей, мой дорогой, — вмешалась мать. — Как сказала Оливия, послать тебя туда одного, всё равно что послать солдата в битву с ружьём, но без снаряжения.

Перегрин посмотрел на отца, который снисходительно улыбнулся ему в ответ. Снисходительно! Отец!

А почему бы нет? Оливия просто сделала с родителями то, что делала со всеми остальными: она заставила их поверить.

— Блестящее решение, — заключил его светлость. — Ты будешь оберегать леди от любых ужасных созданий, которые могут рыскать вокруг, и докопаешься до сути того, что стало причиной серии несчастных случаев.

— А Оливия защитит тебя от ремонта, — добавила мать. И засмеялась. Они все засмеялись.

— Ха-ха, — сказал Лайл. — Я обнаружил, что слишком взволнован, чтобы завтракать. Думаю, я прогуляюсь по саду. Оливия, не присоединишься ли ты ко мне?

— С удовольствием, — ответила она, само воплощение простодушия.

В саду Десять минут спустя

Лайл навис над Оливией, взгляд серых глаз был твёрже кремня.

— Ты спятила? — спросил он. — Ты не слышала меня вчера? Или ты, как мои родители, слушаешь только голоса в своей голове?

Сравнение с его безумными родителями ужасно раздражало. Тем не менее, Оливия удержала на лице добродушно-невинное выражение и не лягнула его в голень.

— Конечно, я слушала, — сказала она. — Так я и поняла, что ты совершенно нелогичен в этом вопросе, и мне придётся предпринять отчаянные меры, чтобы спасти тебя от самого себя.

— Меня? — поразился Перегрин. — Я не из тех, кто нуждается в спасении. Я точно знаю, что делаю и почему. Я сказал тебе, что мы не можем сдаваться.

— У тебя нет выбора, — сказала Оливия.

— Выбор есть всегда, — огрызнулся он. — Мне только нужно время, чтобы убедиться в том, какие есть варианты. Ты не дала мне даже времени подумать!

— У тебя нет времени, — говорила она. — Если ты не обретёшь контроль над ситуацией, они поднимут ставки. Ты их не понимаешь. Не знаешь хода их мыслей. А я знаю. Хоть раз в жизни, доверься моему суждению.

Так поступали все Делюси, так они выживали. Они заглядывали в сердца и умы других людей и использовали то, что там находили.

— У тебя нет суждения, — ответил Перегрин. — Ты сама не знаешь, чего хочешь. Ты себя здесь чувствуешь угнетённой, а мои родители предложили тебе возможность развлечься. Это всё, о чём ты сейчас думаешь. Я увидел огонек в твоих глазах, когда рассказывал тебе о нашем заброшенном замке. Я практически мог слышать, о чём ты думаешь. Призраки. Тайна. Опасность. Для тебя это приключение. Ты сама так говорила. Но для меня это не приключение.

— Поскольку это не Египет, — согласилась Оливия. — Потому что ничто, кроме Египта, не может быть интересным или важным.

— Это не…

— И потому что ты упрям, — продолжила она. — Потому что ты не восприимчив к возможностям. Потому что ты, как обычно, лезешь в драку, вместо того, чтобы попытаться выбрать наилучший вариант. Ты не оппортунист, я знаю. Это моя специализация. Но почему ты не видишь, что самым разумным будет объединить наши ресурсы?

— Не хочу быть разумным! — воскликнул Лайл. — Для меня это не игра.

— Ты действительно так думаешь? Что это игра для меня?

— Как и всё остальное, — сказал он. — Я рассказал тебе вчера по секрету. Думал, ты понимаешь. Но это для тебя спорт, играть людьми как картами.

— Я сделала это ради тебя, тупоголовый ты человек!

Но Лайл был слишком озабочен своими ранеными чувствами и возмущением, чтобы услышать то, что она говорит.

Он продолжил так, словно ничего не слышал.

— Ты верно всё разыграла, признаю. Показала мне, что можешь управлять моими родителями и заставить их подчиняться твоим смехотворным планам. Но я — не они. Я тебя знаю. Знаю твои штучки. И не стану переворачивать свою жизнь с ног на голову только потому, что тебе наскучила твоя!

— Это одна из самых мерзких, обидных, намеренно безмозглых вещей, которые ты мне когда-либо говорил, — сказала Оливия. — Ты себя ведёшь как полный идиот, а с идиотами мне скучно. Катись к дьяволу.

И она сильно толкнула его.

Перегрин этого не ожидал. Он качнулся, потерял равновесие и упал на спину в кустарник.

— Болван, — проговорила Оливия и ушла прочь.

Клуб Уайтс Вскоре после полуночи

Лайл провёл день, пытаясь унять ярость, боксируя, фехтуя, скача верхом и, уже в отчаянии, стреляя по мишеням в тире.

Он всё ещё хотел кого-нибудь убить.

Перегрин сидел в комнате для игры в карты, разглядывая противников через ободок своего бокала и рассуждая, с кем из них стоит затеять драку, когда почтительный голос произнес над его плечом:

— Прошу прощения за беспокойство, Ваша милость, но пришло сообщение.

Лайл оглянулся. Лакей поставил серебряный поднос на стол возле его локтя.

На свёрнутом и запечатанном листе почтовой бумаги было написано его имя. Хотя благодаря бутылке или двум, его голова была не столь ясной, как с утра, ему не составило труда распознать почерк.

Более того, не требовалось особых умственных способностей, чтобы установить, что письмо от Оливии после полуночи не может содержать новостей, которые обрадовали бы его.

Перегрин раскрыл записку.

Ормонт Хаус Пятница, 7 октября

Милорд,

Напрасно прождав ИЗВИНЕНИЙ весь день, дольше ждать я не могу. Оставляю Вас объясняться с лордом и леди Атертонами по поводу Вашего Абсурдного Отказа сделать то, что осчастливило бы ВСЕХ.

Все Приготовление сделаны. Мои Сундуки уложены. Прислуга готова к Великой Экспедиции. Дорогие Леди, любезно согласившиеся лишиться Комфорта своих Поместий, чтобы сопровождать нас в этом Благородном Деле, Готовы и с нетерпением ждут, чтобы выехать в путь.