Он бы не стал называть Египет страстью, но Оливия считала так, и, в конце концов, возможно, то, что он испытывает к этому месту и к своей работе там, и было в каком-то роде страстью.

Оливия так хорошо все понимала, иногда даже лучше, чем он сам. Но ведь она принадлежала роду Делюси, который выжил на протяжении многих поколений благодаря тому, что великолепно понимал людей и сосуществовал с ними.

— Наверное, я должен быть благодарен, что они не додумались раньше использовать денежный рычаг воздействия на меня, — сказал Лайл.

— Если бы они это сделали, твои расходы оплатил бы лорд Рэтборн, — не согласилась Оливия.

— Твой отчим и так сделал для меня предостаточно, — ответил Лайл. — Ему нужно думать о тебе, твоих сестрах и братьях.

— Я могла бы отдать тебе свои деньги, — предложила Оливия. — Ты знаешь, что я бы так и сделала.

— Это было бы ужасно неприлично. Я рад, что это невозможно. — Лайл знал, что на пользование ее денежными средствами были наложены серьезные ограничения, чтобы оградить девушку не только от охотников за приданым, но и от нее самой. В личности Оливии странным образом сочетались расчетливый ум и щедрое сердце. Ее вчерашнее выступление в защиту оборванца было типичным для нее.

Оливия подъехала к Лайлу поближе и протянула руку в перчатке, чтобы коснуться его руки.

— Я не потерплю, чтобы ты оказался здесь в ловушке, — произнесла она. — Мы что-нибудь придумаем.

Вот он, этот блеск в больших синих глазах.

— Мы не сможем ничего придумать, — твердым голосом сказал Лайл.

Оливия была его подругой, союзницей и наперсницей, но от импульсивности ее взрывного характера у него порой волосы вставали дыбом. У него, который ежедневно имел дело со змеями, скорпионами, крокодилами, работал рядом с ворами и убийцами и, что хуже всего, был вынужден контактировать с официальными властями.

Мягко говоря, Оливия была способна на безрассудные поступки.

Подумать только, девять лет назад она соблазнила его на путешествие в Бристоль в поисках пиратского клада. Эта идея тогда полностью захватила воображение Оливии. Для Лайла, если бы не вмешался лорд Рэтборн, это могло бы закончиться очень плохо, например, его отправили бы в школу в Шотландии, где процветали садистские методы воспитания. Тем, что отправку в шотландскую школу заменили поездкой в Египет, Лайл был полностью обязан лорду Рэтборну. Но теперь он мужчина, а не мальчик, и ему не следует полагаться на чудо. К тому же он не ожидал и не хотел, чтобы друзья и родственники выручали его из каждого трудного положения.

— Нет, Лайл, ты должен выслушать, — упрямо сказала Оливия. — У меня есть одна замечательная идея.

Оливия с идеей?!

Перспектива, должная вселить ужас в сердце любого человека, который обладает хотя бы малой толикой ума и чувством самосохранения.

— Никаких идей, — проговорил Перегрин. — Ни в коем случае.

— Давай поедем в Шотландию, — предложила Оливия. — Вместе.

У нее так стучало сердце, что его стук, наверное, был слышен даже в Кенсингтонском дворце. О шотландском замке она думала с субботы.

— Ты с ума сошла? — спросил Лайл.

— Я знала, что ты так и скажешь.

— Я не поеду в Шотландию.

— Но мы поедем вместе. Будет весело. Это же приключение!

— Не смеши меня, — ответил Лайл. — Мы больше не дети. И тебе не сойдет с рук поездка с мужчиной в Шотландию. Твои родители никогда не одобрят это.

— Им не нужно ничего знать.

— Оливия! — округлил глаза Лайл.

— Завтра утром они едут в Дербишир, — сказала она. — Я остаюсь в Лондоне с прабабушкой.

— Час от часу не легче, — отвел глаза Лайл.

— Я все продумала, — заявила Оливия.

— Когда? — спросил он, вновь обратив к ней испытующий взгляд. — Я только что сказал тебе об этом.

— Я думала об этом замке еще раньше, — ответила она. Это на самом деле было так. Лайлу надо было говорить как можно больше правды. Он не только ужасающе логичен и прямолинеен, но и немного умеет читать ее мысли. — Я пыталась разработать план, как спасти тебя от него.

— Тебе не нужно спасать меня! — отрезал Лайл. — Ты же не рыцарь в сияющих доспехах… или кем ты там себя считаешь. Мне почти двадцать четыре года, и я в состоянии сам о себе позаботиться.

— Пожалуйста, не обрушивайся на меня всей силой своей мужской гордости, — попросила Оливия. — Если ты выслушаешь меня, то поймешь, насколько реальна моя идея.

— Девять лет назад у тебя тоже была реальная идея спасти мать от нищеты, сбежав в Бристоль в поисках пиратского клада в саду графа Мэндвилла!

— Но было же здорово, разве нет? — воскликнула Оливия. — То было настоящее приключение! У тебя все время бывают приключения. А я… — Оливия взмахнула рукой, затянутой в перчатку, — я разрываю помолвки и бью мужчин зонтиком.

Лайл бросил на нее взгляд, значения которого она не поняла. Лайл пришпорил коня.

Ему необходимо держать дистанцию.

Лайл не хотел задумываться о той девочке, какой она была прежде и какой стала теперь, замыслив стать рыцарем и заняться благородными поисками.

Оливия последовала за ним.

— Не отвергай мою идею, — настаивала она. — Ты же ученый, а ученый должен сохранять объективность в подходе к вопросу.

— Но не к безумию, — возразил Лайл. — Ты не можешь просто взять и укатить в Шотландию только потому, что тебе наскучило разрывать помолвки и колотить мужчин зонтиком. Мне жаль, что тебе приходится подчиняться светским условностям, даже нелепым, но изменить их я не могу. И мне известно, что ты не можешь одна прыгнуть в карету и проехать четыреста миль, не вызвав тем самым ужасного скандала.

— Я всегда вызываю скандалы, — ответила Оливия. — Этим я и прославилась. Что бы я ни сделала или ни сказала на этом ужине или том приеме, на следующее утро всем об этом известно. Оливия Карсингтон, Вчерашний Скандал — вот кто я. Мне следовало бы написать это на моих визитных карточках.

Лайл огляделся по сторонам. Этим утром в парке было тихо, сюда едва доносился шум с близлежащих улиц, поэтому ясно слышались шорох листьев на деревьях, цоканье лошадиных копыт и перекличка птиц.

Лайл слышал и стук собственного сердца тоже. Он испытывал искушение, ужасное искушение.

Но Оливия всегда искушала его. Она делала это с двенадцати лет. Если бы последние десять лет он не провел в Египте, она бы превратила его жизнь в хаос.

— Мне не следовало говорить этого, — начал Лайл, — но поскольку ты потеряла рассудок, считаю, что должен сказать: ты можешь считать меня своим братом, но это не так. Ты не можешь ехать со мной без компаньонки.

— Разумеется, мне нужна компаньонка, — ответила Оливия. — Но ты можешь оставить все приготовления на меня. Все, что тебе нужно сделать…

— Я ничего не собираюсь делать, — перебил ее Лайл. — Из всех безрассудных затей… — Он замолчал, качая головой. — Не могу в это поверить. Отец лишил меня содержания, мне некуда идти и не на что жить, а ты хочешь, чтобы я увез тебя за четыреста миль в старый разваливающийся замок. И как раз в октябре, ни больше ни меньше! Ты знаешь, на что похожа Шотландия в октябре?

— Там темно, сыро, холодно, уныло и ужасно романтично, — сказала она.

— Я не поеду! — воскликнул Лайл. — Не могу поверить, что еще и спорю с тобой об этом.

— Будет весело, — проговорила Оливия. — Это же приключение!

Приключение… У него постоянные приключения. Но не с Оливией. И уже давно.

Но ведь Оливия теперь уже не та, что была раньше. С той он еще мог как-то справиться. До определенной степени. Но тогда он был тринадцатилетним мальчишкой, равнодушным, если не откровенно враждебным, к женскому полу.

— Это мой единственный, мой самый последний шанс на приключение, — продолжала Оливия. — В семье заявляют, что до смерти устали от моих нелепых выходок. Бабушка и дедушка Харгейт настаивают на моем замужестве. А когда они начинают настаивать, это уже опасно. Ты знаешь, как им нравится, чтобы все были женаты и устроены. Мне придется остановиться на ком-то, остепениться и стать женой и матерью. Успокоиться, успокоиться, успокоиться… У меня никогда больше не будет шанса сделать что-то интересное!

Лайл помнил, какой бесстрашной она была, путешествуя в одиночку… забираясь в повозки… заманивая лакеев в карточную игру… Он думал о ее теперешней жизни, состоящей из череды званых вечеров, где малейшее отступление от светских правил влечет осуждение, косые взгляды, перешептывание сплетниц из-за вееров.

— Черт возьми, Оливия, не принуждай меня к этому, — сказал он.

— Тебе известно, что я говорю правду, — твердила Оливия. — Женская жизнь скучна. Мы чьи-то дочери, потом чьи-то жены и матери. Нам не позволяется делать что-нибудь эдакое, что делают мужчины.

— Нет, — покачал головой Лайл. — Я не могу позволить, чтобы с тобой такое происходило.

— У тебя нет выбора, — сказала Оливия. — Ты всегда умудрялся избегать давления со стороны своих родителей или не замечать этого, но они наконец поняли, что у них есть мощный рычаг воздействия на тебя.

— А ты играешь им на руку! — отрезал Лайл. — Ты вообще представляешь, что это такое — восстановление старого замка?

— Отлично представляю, — улыбнулась Оливия.

— На это могут уйти годы. Годы! В Шотландии. С волынками!

— На это не потребуются годы, — опять улыбнулась Оливия, — если я помогу тебе. От тебя не убудет, если ты позволишь родителям думать, что они выиграли одно сражение. Если мы все правильно разыграем, то очень может быть, что ты вернешься в Египет к весне, например.

Этой улыбки было достаточно, чтобы он сдался. Но голос ангела-хранителя, который все эти годы помогал ему оставаться в живых, сказал: «Подожди. Подумай».

Думать, когда на него была обращена вся сила этих синих глаз, было очень трудно, и почему-то покалывало сердце.