– А если объявятся мыши? – буркнул седобородый боярин, бывший воевода Добр Ефимович. – Тогда останемся и без хлеба, и без серебра! Разве это правильно?

– Это так, батюшка, – поддакнул его сын, тоже немолодой, Арук Добрович. – Где же нам тогда искать доходы для нашей казны?

– Разве у нас убытки, Микула? – князь обратился к своему огнищанину, сидевшему как раз напротив него на общей длинной скамье.

– Убытков нет, батюшка, – улыбнулся Микула Милкович. – Только по ржи и ячменю у нас небольшой прибыток. А вот серебра прибавилось четыре бочонка! И зверь был неплох в эту зиму…Правда, куницы было поменьше, зато белок развелось – море-озеро! И горностая добыли немало! И торговля шла хорошо: купцы быстро раскупили всю нашу рухлядь! Да все залежалое сбыли по хорошей цене! Неплохи и наши запасы снеди: мы немало добыли и засушили белых грибов, намочили и заквасили много ягод, заготовили множество бочонков меда, забили рыбой несколько складов! И мышей нам нечего боятся! Против них у нас есть большущие коты! Разве вы забыли, каких отменных котов добыл наш покойный князь Роман Михалыч? Их привезли по его заказу аж из самого Великого Новгорода!

– Это мой покойный батюшка привез тех словенских котов! – вмешался в разговор бывший купец Стойко Лепкович, введенный князем Василием в число своих знатных думцев. – Он подарил их тогда княгине, супруге Романа Михалыча, и знатным горожанам. Эти новгородские коты быстро исправили нашу местную кошачью породу: все крысы и мыши в одночасье исчезли из наших теремов! А теперь этих котов развелось премного! Почему бы не запустить их во все склады и амбары?

– Уже давно запустили, Стойко Лепкович, – кивнул головой огнищанин Микула. – Мы, слава Богу, не дурачки и крепки на голову! Вот поэтому мыши, крысы и прочая нечисть нас, брянцев, не беспокоят! Мы, слава Господу, не суздальцы или глупые смоляне!

Бояре засмеялись, зашушукались.

– Не надо оскорблять всех смолян! – рассердился князь Василий. – Они – надежные и верные люди! Вон, как они несут стражу, хоть совсем не проверяй! А вы, мои славные брянцы, уже не раз вызывали мой гнев промедлением или своей сонливостью!

– Пусть наши брянские люди неповоротливы, – буркнул Лешок Милкович, поглаживая свою длинную густую бороду, – однако верны своему князю и всей душой любят свой город! А твои смоляне хороши лишь внешней выправкой и красивыми словами! Не дай, Господи, какую-нибудь беду! Тогда ты воочию увидишь своих хваленых смолян!

– Они лишь на вид такие хорошие, – поддержал сына седовласый Милко Ермилович. – Но мы замечаем их презрительное отношение к нашим порядкам и ненависть к нам! Особенно злы те люди, которых прислал сюда твой дядька, Святослав Можайский!

– Я тебе не раз говорил, сын мой, – молвил епископ Арсений, – об этих людях Святослава. Я не верю в их доброту и верность тебе, брянскому князю! Но ты меня не послушал и поставил всю стражу из этих воинов! Неужели ты не видишь, сын мой, что Святослав прислал их не из добрых пожеланий, а ради какого-то умысла…

– Какого же? – усмехнулся князь Василий.

– А такого, – поднял голову епископ и пристально вгляделся своими искренними теплыми глазами в лицо брянского князя. – Ведь этот князь Святослав как-то приезжал к тебе и слезно просил обменять твой богатый город на его захудалый Можайск! А ты не согласился с его алчными словами! И вот теперь принимаешь его людей!

Бояре возмущенно загудели.

– Я не знаю мыслей твоего славного дядьки Святослава, – продолжал владыка, – однако не надо ни ума, ни сердца, чтобы заподозрить неладное…

– Ты думаешь, что мой дядька захотел овладеть нашим городом? – улыбнулся князь Василий. – Разве не так?

– Этого я не знаю, – опустил голову епископ, – однако подозреваю самое худшее! Эта можайская стража – твоя серьезная ошибка! Такая же, как обида твоей супруги, несчастной Елены!

– Опять ты, святой отец, упрекаешь меня за супругу! – рассердился, почернев лицом, князь Василий. – Что же мне теперь, жалеть убийцу моей ключницы?! Пусть радуется, что я ее саму не убил! Ни за что не прощу ей этого злодейства!

– Там не было никакого злодейства, сын мой, – возразил черниговский епископ. – Теперь все знают, что эту Липку погубила злобная и ревнивая Веверка! Даже себя не пожалела! Из-за этого я взял грех на свою душу и с честью похоронил ту несчастную покойницу Липку в церковной земле…А ту злодейку-убийцу, грешницу и изменницу Веверку, закопали в глухом лесу! Неужели ты думаешь, что твоя прекрасная княгиня Елена могла совершить такое зло и толкнуть на нехристианскую смерть ту бестолковую Веверку?

– Еще как! – кивнул головой князь Василий. – Ты не знаешь, святой отец, мою злобную супругу! Она готова на все, ради своей мести! И речь у нее недобрая! Как-то я упрекнул ее за потерю наших детей еще в младенчестве и сказал, что не имею от нее детей из-за ее злобы и склочности…Так она с такой безумной яростью набросилась на меня! Да еще заявила, что это я неспособен иметь здоровых детей! Разве я – слабый муж? Да я познал множество женок!

– Здесь нет вины твоей супруги, сын мой, – покачал головой черниговский епископ. – Все это идет только от Господа! Смирись со своей чрезмерной гордостью! Неужели ты не видишь, что Господь не дает тебе детей даже от твоих любовниц? Назови хоть одну, какая от тебя понесла? Даже твоя Липка, любившаяся с тобой не один год, не отяжелела! Это, сын мой, не грех княгини, а твой! Поэтому помирись со своей супругой! И люби ее так, как требует святая церковь, а не разменивайся на всяких ветрениц!

– Обидно, владыка, слышать такие суровые слова! – буркнул, побагровев, князь Василий. – Я не спорю о своих грехах…Я не святой и не праведник! А разве другие князья не познавали многих женок? Почему же эта тяжкая кара досталась только мне?

– Не ропщи, сын мой, – сказал, гордо подняв голову и оглядев боярское собрание, епископ Арсений, – и лучше помирись с супругой!

– Помирись, княже, помирись! – загудели бояре. – Тогда настанут у нас мир и покой!

В это время в княжескую светлицу неожиданно вбежал слуга.

– Славный князь! – закричал он, забыв о том, где находится. – В городе поднялся шум! А в крепости звенят мечи и прочее железо! Разве ты не слышишь? Неужели наш город захвачен врагами?!

– Замолчи, Светлан! – крикнул брянский князь. – Какие у нас враги?! Ты совсем обезумел! Пора бы тебе вмочить горячих батогов!

Он замолчал, и в светлице установилась мертвая тишина. Только теперь сидевшие, увлекшиеся спорами и разговорами, бояре услышали какой-то шум, доносившийся со двора и, в самом деле, напоминавший звон воинских доспехов и оружия. К этому шуму примешались вдруг звуки чьих-то быстрых тяжелых шагов. Князь подскочил со своего кресла и встал. Вслед за ним поднялись и с тревогой посмотрели в сторону открытой двери бояре. Шум тяжелых шагов усилился, и вот в княжескую светлицу вошел, улыбаясь, князь Святослав Можайский. – Здравствуй, мой племянник Василий! – сказал он, подойдя к епископу и обнажая лоб под благословение.

– Господь тебя благословит, – пробормотал ошеломленный владыка и машинально перекрестил склонившегося князя.

– Здравствуй и ты, дядька Святослав! – буркнул озадаченный князь Василий, продолжая стоять в оцепенении. – Зачем наделал столько шума?

– Разве ты забыл, сынок, как я приезжал сюда с просьбой о городе? – вопросил, смеясь от радости, князь Святослав Глебович. – И уговаривал тебя обменять мой Можайск на Брянск? А ты не захотел даже слушать своего старого дядьку! Забыл о почтительности и любви к старшему! Вот тебе за это небесная кара: мы заняли твой город Брянск силой и хитростью! И теперь ты не получишь мой Можайск! Там теперь сидит мой сын Глеб и очень этим доволен!

– Я не верил этому и никак не ожидал от тебя такой подлости! – вскричал князь Василий. – Это не Божья кара, а лишь твоя ложь: Господь никогда такое не одобрит! Опомнись, дядя Святослав, неужели ты совсем потерял свою старую голову?!

– Так ты еще дерзить! – вскричал Святослав. – Эй, мои славные воины! – В светлицу ворвались рослые, незнакомые брянской знати, дружинники. – Хватайте же этого непутевого князя Василия и бросьте его в темницу или сырой подвал! – распорядился можайский князь.

– Опомнись, сын мой! – закричал очнувшийся от потрясения епископ Арсений. – Зачем ты несешь такую беду? Или ты не узнаешь своего племянника? Он же – твой кровный родственник! Разве можно его так обижать? Святая церковь не поддержит подобное злодеяние!

– Поддержит, владыка, – усмехнулся князь Святослав Глебович, – когда получит достаточно серебра! Нечего защищать этого распутника и нечестивца, позорящего свою супругу! Пусть посидит в темном подвале и хорошо подумает! А тогда разберемся…

Установилась тишина, вновь послышались шаги, и в княжескую светлицу вошел грузный, багровый, но радостный, князь Святослав Карачевский. – Вот и встретились! – бросил он, остановившись рядом со своим можайским тезкой напротив окруженного дружинниками князя Василия. – Ты не забыл меня, непутевый Василий?

– Это ты непутевый, Святослав! – ответил, сверкая очами, брянский князь. – Тебе было мало одного мордобития, так ты еще решил лишить себя жизни?!

– Не грози моей жизни, глумной Василько! – усмехнулся карачевский князь. – Думай теперь лишь о спасении своей никудышной жизни! Теперь заплатишь за все! Даже за мою любовницу!

– Ты ошибаешься, Святослав! – буркнул со злобой Василий Брянский. – Это я скоро с тобой рассчитаюсь! Господь все видит! – он поднял руку. – И покарает вас, бесстыжих смутьянов! Ох, уж мои глупость и легковерие!

– Уведите же его в подвал, мои верные люди! – приказал грозным голосом Святослав Можайский. – Но пока не в темницу, чтобы этот опасный злодей не сбежал! И приставьте к нему наших надежных людей! Мы подумаем о его судьбе…А теперь, мои бояре, – бросил он, когда брянского князя, не оказавшего сопротивления и, казалось, смирившегося, увели, – давайте-ка сердечно поговорим о нашей новой жизни!