Когда князь Василий подошел к юрте своего недруга, князь Святослав уже выбежал наружу и стоял у самого входа. Он со страхом смотрел на брянского князя и его людей, не зная, что делать.

– Ну, здравствуй, Святослав! – громко сказал Василий Александрович.

– Э…э…э, – пробормотал корачевский князь, дрожа, – здравствуй…и ты!

– Что, язык проглотил, Святослав? – усмехнулся князь Василий. – Почему тогда обижаешь моих людей и порочишь мое славное имя, если боишься даже говорить?

– Я не порочу…и не позорю, – буркнул князь Святослав. Его жирное, бесформенное лицо побагровело, покрылось потом и пятнами…

– Неужели не порочишь? – нахмурился князь Василий. – Значит, мои люди врут! Так, что ли?!

– Так, брат, так, – прохрипел трясущийся от страха Святослав-Пантелей.

– Ох, ну, и сволочь же ты, брат! – крикнул, вновь разъярившийся, князь Василий. – Зачем врешь и подличаешь?! Ах, ты, скот, ах, смердящий шакал! Получай же! – И брянский князь со всего размаха отвесил толстяку звонкую оплеуху.

– Убивают, братья! – завопил что было мочи князь Святослав, хватаясь за щеки. – Все лицо мне разбил до крови! Спасайте меня, мои верные люди!

– На-ка тебе еще! – вновь выкрикнул князь Василий и обрушил свой крепкий здоровенный кулак на голову размякшего от страха карачевского князя.

– Ох, Господи! – взвыл Святослав-Пантелей, падая на землю. – Убили, убили, люди честные!

– Давай-ка, воевода! – скомандовал князь Василий, глядя с презрением на лежавшего в грязи карачевского князя. – Молоти же этих негодяев!

И брянские дружинники, обезумев от гнева, со всем своим пылом набросились на оцепеневших карачевцев.

Те так и не успели опомниться и были едва ли не мгновенно повержены брянцами наземь, беспомощно карабкаясь в грязи и выкрикивая слова отчаяния. Тут же подоспели остальные дружинники князя Святослава, и кулачная схватка в мгновение ока переросла в настоящее побоище.

Карачевцев было примерно столько же, сколько и брянцев, около сотни человек. Они тоже были рослыми, крепкими мужиками и, несмотря на первоначальную скованность, постепенно стали приходить в себя.

– Получай же! – кричал карачевский воевода Микула Славович, размахивая направо и налево тяжелыми кулаками.

– На-кося за нашего князя! – вторил ему толстый, широкоплечий Прибила Улевич, сбивая с ног грузного брянского дружинника.

– Ах, да ты так! – вскричал тот, быстро вскакивая и нанося ответный удар кулаком, повергший Прибилу наземь.

– Мы дадим вам просраться! – бросил брянский воевода Удал, с силой поразив своим острым, но тяжелым, кулаком карачевского воеводу.

– За князя, за славного князя! – кричали другие карачевцы, пытаясь закрыть князя Святослава своими телами и поднять его грузное тело с земли.

– Ах, вы, тати! – кричали брянские воины, наступая на защитников избитого Святослава Мстиславовича.

Драка сосредоточилась у самого входа в юрту карачевского князя. Сбитые с ног карачевцы падали прямо на землю вокруг своего князя, а кое-кто даже на него самого. В куче и давке, возникшей перед князем Василием, смешались все: и брянские люди, и карачевские.

– Бей! Круши! Дави! – неслось из этой темной, шевелившейся, массы.

– Эдак они задавят своего глумного князя! – заволновался, видя беспомощность карачевцев и теряя гнев, князь Василий. – Пора кончать эту заваруху!

– Но как, батюшка? – выкрикнул еле слышимый из-за шума многих голосов брянский воевода Удал. – Ничего не слышно от крика!

– Тащи скорей рог, Удал! Я боюсь, как бы этого князя не пришибли! – зычным голосом прокричал князь Василий.

– Где же мой человек? – буркнул Удал, обегая воинов и ища горниста.

Драка между тем все никак не стихала. Местами она напоминала возню, а местами – настоящее поле битвы.

Сбежавшиеся со всех сторон татары с любопытством смотрели на дравшихся русских. – Вот какие глупые урусы! – говорили они. – Не жалеют своих братьев! Видно, что-то не поделили?!

Вдруг в самый разгар сражения громко, отчетливо прогудел боевой рог, играя отступление.

Брянские дружинники, покоряясь привычному для них звуку, сразу же остановились и побежали к своему воеводе, стоявшему рядом с князем в некотором отдалении.

Карачевские дружинники тоже остановились и с ужасом смотрели, что же будет дальше.

Из грязного месива, образовавшегося у юрты карачевского князя, вылез, весь избитый, покрытый синяками и шишками, князь Святослав. Его красная княжеская мантия была превращена в черно-серый, зияющий дырами, лоскут. Княжеская шапка валялась, истоптанная, в грязи. Грузный, лысый Святослав-Пантелей с трудом встал на ноги и, поддерживаемый подбежавшими со всех сторон грязными и избитыми слугами, попытался сделать шаг в сторону юрты. – Ох, убили! – завопил он вдруг, споткнувшись и едва не упав снова. – На мне нет живого места! – И он громко, хрипло зарыдал, ломая руки и устремляя свой взор в серое осеннее небо.

– Пошли в нашу юрту, молодцы! – громко сказал, чувствуя какую-то смутную, нараставшую в груди тревогу, князь Василий. – Бесстыжий Святослав получил по заслугам! – буркнул он про себя. – Теперь не будет позорить моих людей и подсылать ко мне коварных убийц!

Наутро к князю Василию пришел ханский посланник.

– Собирайся же, Вэсилэ, – сказал он. – Тебя вызывает сам государь!

Брянский князь не заставил себя долго ждать и, быстро с помощью слуг одевшись, выехал верхом к ханскому дворцу.

Войдя в приемную залу ордынского хана и увидев лежавшего у ступенек ханского трона карачевского князя Святослава, князь Василий все понял.

– Иди сюда, коназ Вэсилэ, – сказал негромко, но достаточно хорошо слышно, хан Тохтэ, – и быстрей!

Василий Брянский быстро пошел вперед и, приблизившись к ступеням трона, встал на колени.

– Ты знаешь, Вэсилэ, зачем я тебя позвал? – строго спросил Тохтэ.

– Знаю, государь, – поднял голову брянский князь, глядя прямо в глаза ордынского хана. – Из-за этого глумного Святослава!

Черты лица Тохтэ-хана распрямились, глаза взглянули с добротой, и он улыбнулся.

– Тут на тебя поступила жалоба, Вэсилэ, от этого глупого Святэславэ! – промолвил хан. – Ты его жестоко избил! И наделал шума на весь Сарай! Я с самого утра только и слышу о вашей драке! Зачем устраиваешь беспорядки в моей столице?

– Да так вот, государь, – пробормотал Василий Брянский. – Карачевский князь Святослав грубо и прилюдно оскорбил меня, опорочил мое доброе имя! Он сказал, что я плохой воин и получил свой город Брянск недостойным путем!

– Это правда, Святэславэ? – вопросил, нахмурившись, ордынский хан.

– Правда, государь, истинная! – вскричал на плохом татарском, подняв голову, стоявший на коленях карачевский князь. – Именно так: этот князь Василий недостоин ни воинской славы, ни своего города!

– А ты и вправду глумной! – усмехнулся хан Тохтэ. – Мало того, что сам заварил всю кашу, так еще пришел ко мне с жалобой! Разве ты не знаешь, глупец, подобный молодому ишаку, что это я подарил город Брэнэ Вэсилэ-коназу? И дал ему славу за боевые заслуги?

– Люди говорили, государь, – всхлипнул карачевский князь, – но я им не верил…Видимо, не знал всей правды…Если же говорить правду, милосердный государь, у нас совсем некому верить, только одному Господу! Все русские люди пребывают во лжи!

– Так ты и мне не веришь? – побагровел хан Тохтэ.

– Тебе верю, государь, – пробормотал Святослав Мстиславович, – но сомневаюсь…

– Сомневаешься? – поднял руку ордынский хан и вгляделся в побитое, сплошь покрытое кровоподтеками, лицо князя Святослава. – А если получишь по своему жирному заду сотню палок, тогда поверишь?

– Пощади, государь! – взвыл карачевский князь. – Не бей меня хотя бы палками!

– А ты привез серебро, великий глупец? – засмеялся Тохтэ-хан.

– Привез, государь, – застонал Святослав, – и много: весь твой «выход» и богатые подарки!

– Ну, тогда я тебя прощаю в этот раз! – покачал головой Тохтэ. – Но сурово предупреждаю, чтобы ты не высовывал без толку свой длинный язык и не показывал всем свою глупость! Лучше молчи, непутевый ишак!

– О, благодарю тебя, мудрый из мудрейших! – простонал, радуясь, князь Святослав. – У меня нет слов, чтобы выразить всю свою похвалу твоей мудрости!

Тохтэ-хан, глядя на стоявших перед ним на коленях князей и видя жалобное, побитое лицо князя Святослава, не выдержал и захохотал во все горло. – Ох, уж уморил меня этот коназ урус! – приговаривал он, вытирая слезы. – А какая у него смешная речь! Ну-ка же, пришел жаловаться на самого себя?! Ладно, уходи с моих глаз, – хан махнул рукой, – пока я тут не умер со смеху, глядя на твою рожу!

Князь Святослав, развернувшись, пополз, как улитка, к порогу.

– Ох, нет моих сил! – захохотал ордынский хан, глядя на неуклюжего Святослава. Засмеялись и ханские приближенные, стоявшие возле трона, и даже рабы.

Князь Василий, все еще стоявший на коленях, оглянулся и тоже, в свою очередь, громко засмеялся: князь Святослав Карачевский выглядел настолько смешным, что удержаться от хохота было просто невозможно!

– Встань же, Вэсилэ! – приказал хан Тохтэ, как только злополучный князь Святослав удалился. – Расскажи мне, почему ты так возненавидел этого глупца? Разве он не смешон, этот безобидный толстяк?

– Смешон, государь, – кивнул головой князь Василий, вставая, – однако же не безобиден! Он силен во лжи и подлых делах! – И князь рассказал о покушении на его жизнь, совершенном человеком карачевского князя.

Хан Тохтэ молча с интересом слушал повествование, периодически кивая головой и прицокивая языком.

– Да, Вэсилэ, – сказал он, когда брянский князь умолк. – Этот Святэславэ из Корачи, в самом деле, зол и коварен…Надо бы расследовать это дело…Где мой славный Угэчи? Что-то сегодня нет ни его, ни ученого Субуди…Эй, Толба! – хан хлопнул в ладоши. – Сходи-ка, Толба, до юрты моего верного Угэчи…, – он не договорил: в приемную залу быстро вошел Субуди. Подойдя к ханскому трону, он склонился в низком поклоне.