Константин Сычев - Василий Храбрый

– Что для этого надо? – встрепенулся князь Юрий Даниилович. – И как быть с городскими воротами?

– Нужно сделать так, мой господин, – промолвил боярин Протасий. – Когда твои воины пойдут на город с приступом, пусть они подтащат к воротам обычный таран. Только бревно на веревке…Одни пусть лезут на стены с лестницами, другие же должны хотя бы один раз ударить по воротам! Ворота сразу же распахнуться! И пусть тогда наши воины быстро врываются в город! А на стены не стоит старательно лезть…Воинам следует лишь делать вид, что они угрожают городу, чтобы отвлечь от ворот защитников Святослава. Сам князь очень глуп и ничего не делает для обороны города, но лишь сидит безвылазно в своем тереме…

– Сколько ты посулил своему родственнику? – спросил князь Юрий.

– Да…так, мой господин, – пробормотал рыжеволосый боярин, – всего…пять гривен…

– Пять гривен?! – вскричал московский князь. – Да ты что, Протасий? Да весь этот город столько не стоит!

– Ну, тогда пусть будет четыре, – поморщился, краснея, боярин.

– Две, мой верный боярин, – поднял голову Юрий Даниилович. – И ни мортки больше! Этого достаточно…

– Ну, что тут поделать? – развел руки Протасий Федорович. – Придется добавлять свое серебро! Охо-хо, жизнь наша тяжкая!

Все случилось именно так, как предсказывал московский боярин.

В полдень войско князя Юрия Данииловича быстрым маршем двинулось к Можайску. Дождь неожиданно унялся, потянул легкий теплый ветерок, и из-за туч, быстро уплывавших вдаль, выглянуло приветливое солнце.

– Это добрый знак! – весело сказал, наблюдая за своими воинами, князь Юрий.

Первые ряды московской пехоты несли на своих плечах длинные сборные лестницы. Воины быстро подбежали к стенам, приставили лестницы и начали их удерживать, преодолевая сопротивление защитников города, пытавшихся им помешать. Пока тянулась эта возня, из-за спин московских пехотинцев выкатилась огромная телега с тараном, которую тащили пять лошадей. Подъехав к городским стенам, возница быстро развернул лошадей, и дубовое бревно, подвешенное к длинной деревянной перекладине, закачалось напротив ворот. Тут же засуетились здоровенные мужики, раскачивая и направляя обитый железом таран в ворота.

– Караул! – закричали сверху. – Таран подвели! Бегите же все туда! Лейте, скорей, смолу!

Но было уже поздно. Первый же удар тарана буквально разнес едва прикрытые ворота. Еще удар – и обломки ворот с треском и шумом отлетели внутрь города.

– Слава Москве! – заорали конные воины князя Юрия и под зычный гул боевых московских труб стремительно ворвались в Можайск.

– Слава Москве! Слава князю Юрию! – вскричали пехотинцы и быстро, построившись в правильную колонну, последовали вслед за всадниками.

Защитники городских стен оцепенели. – Лютые враги уже в городе! – раздался чей-то отчаянный крик. – Мы теперь – московские пленники! – И вместо того, чтобы сопротивляться и попытаться как-то выбить врага из родного города, можайцы, как княжеские дружинники, так и ополченцы, забыв обо всем, разбежались по своим домам, надеясь случаем отсидеться.

– Ну, что, Святослав Глебыч, – говорил вечером московский князь своему пленнику, сидя в светлице его терема на его же «столе», – теперь рассказывай, почему ты не захотел союза с Москвой?

– Мне нечего сказать, князь Юрий, – пробормотал, опустив голову, Святослав Глебович, сидевший напротив него на думной скамье. Больше никого в светлице не было.

– Будешь целовать мне крест? – усмехнулся князь Юрий. – Или станешь упрямиться?

– Чего ж теперь упрямиться? – грустно улыбнулся князь Святослав. – Я теперь твой пленник! Делай, что хочешь. А если тебе нужен союз, пожалуйста, заключай! У меня теперь нет ни сил, ни прав, чтобы сопротивляться твоей воле!

– Это правда, брат, – прищурился московский князь, – что твой боярин пошел на службу к брянскому князю Василию?

– Это правда, Юрий Данилыч, – кивнул головой Святослав Можайский. – И не один боярин. Я многих своих людей послал в Брянск…

– С умыслом, брат? – улыбнулся князь Юрий. – Уж говори, как на духу!

– С умыслом, Юрий Данилыч, – склонил голову князь Святослав. – Я хотел овладеть Брянском!

– Это похвально, брат мой! – воскликнул московский князь, покраснев. – И ты не боишься Василия Храброго?

– Нет, я не боюсь своего племянника, – сказал, нахмурив брови, Святослав Глебович. – Я на него в большой обиде! И теперь там у него – мои верные люди! Вот если бы не твой плен…

– Забудь, брат, про этот плен! – весело сказал князь Юрий. – Мы сегодня же с тобой поедем в Москву, там поговорим и заключим между нами союз, скрепив его крестоцелованием и нужной грамоткой. После этого я тебя не только освобожу, но и подам свою руку помощи против Василия Брянского! Пора тебе, в самом деле, получить тот Брянск! Он становится опасен для наших земель!

Князь Василий лежал на своей большой мягкой кровати и стонал. – Кто же этот злодей? – думал он, обливаясь жарким потом. – Неужели его прислали ко мне лютые враги? Что ты думаешь об этом, Позвизд Славич? – спросил он вдруг громко сидевшего у его постели лекаря. – Не смерть ли это моя идет?

– Нет, княже, – сказал, скрывая волнение, княжеский знахарь. – Это пустяк, только царапина…А жар у тебя от простуды…Я дал тебе нужное питье: скоро вся болезнь растворится в выпитой тобой влаге и выйдет через пот! Но мне еще не приходилось лечить таких странных ран…Поэтому я послал за Велемилом, бесовским знахарем, как его называют в народе…

– Давно пора его позвать, – покачал головой брянский князь. – Знахарь этот очень прославлен своим умением лечить тяжело больных. Что же касается бесовства, то это – сущая ложь, распространяемая чернью, которой невозможно ничем угодить! Мы узнали, что на славного Велемила жалуются, в основном, те, кого он спас от лютой смерти! Однако же я подремлю: что-то мой язык немеет, и нет силы говорить! – И князь забылся в тяжелом горячем бреду.

Труден был этот осенний день для князя Василия. Еще утром он был весел и бодр, хорошо выспался, несмотря на жаркую ночь, проведенную в объятиях своей самой старшей любовницы, Веверки. Эта прекрасная, темноволосая, рослая молодая женщина, подаренная князю татарским ханом еще в первый раз, особенно полюбилась брянскому князю. Смелая и неутомимая на ложе, красавица Веверка, оправдывая свое имя, как белка металась в кровати, выдумывая все новые и новые способы ублажения своего господина. Князь прекрасно спал после ее жаркой ненасытной любви и чувствовал себя наутро молодым, сильным, готовым полноценно исполнять свои княжеские дела.

Утро брянского князя началось с охоты. На этот раз он решил выехать на лесное озеро в глухие, нетронутые охотниками, места.

Верстах в пяти от Брянска, в лесу, княжеские люди обнаружили заросшее, заброшенное озерцо, на котором по осени собирались в стаи перелетные птицы.

Еще два года тому назад князь Василий, узнав об озере, распорядился установить там сторожку с верными людьми, «чтобы чернь не губила дичину или рыбу».

Лишь нынешним летом князь побывал на заповедном озере и понаблюдал за своими рыбаками, которые впервые забросили в темные глубины лесного водоема большие сети.

Рыбаки порадовали своего князя и с первого же затяга извлекли из озера множество лещей, карасей, линей. Попались в сети и хищники – большие окуни и щуки!

– Осенью здесь будет премного дичи, княже! – говорили тогда брянские рыбаки. – Здесь не только жируют утки или большие гуси, но всегда бывают цапли и лебеди!

Князь едва дождался осени, а когда получил от своих людей сведения о прилете бесчисленных птичьих стай, немедленно выехал на охоту.

Отряд брянского князя был невелик. Лишь четверо бывалых охотников с большими медвежьими рогатинами да десяток верных дружинников ехали рядом. За ними катили две узкие, рассчитанные на лесные тропы, телеги. Однако, как только князь со своими людьми приблизились к приозерным зарослям, им пришлось спешиться: дорога кончилась, густые лиственные деревья стояли стеной.

Княжеские люди прорубали своими острыми топорами дорогу к озеру.

Наконец они вышли к мшистым берегам и остановились.

– Теперь совсем нельзя шуметь, – сказал князь и огляделся. Прямо перед ним расстилалась гладь красивого лесного озера средней величины, окруженного кустарником. – Шагов двести в ширину, – подумал он, – да в длину немного больше…

Было солнечно, безветренно, над поверхностью воды витал легкий белый туман. То тут, то там появлялись всплески игравших на поверхности воды рыб. Вот плеснула невдалеке огромная щука, подлетев над водой и уйдя вглубь. Большая стайка мальков заметалась у берега, сверкая серебристой чешуей. Тут же из зарослей в воду стремительно бросился большущий черный уж, подбираясь к скопившимся у берега рыбкам.

Пахло тиной и грибами. Какой-то таинственный аромат исходил из черного леса, окружавшего со всех сторон заповедный водоем.

– Какой чудесный запах! – пробормотал князь Василий. – Как хорошо все устроено нашим Господом!

– Это тлеют листья, княже, – сказал, улыбнувшись, старший дружинник князя Извек Мурашевич. – Из-за них такой сладкий запах…

– А вот и птицы учинили гомон, – кивнул головой его сын, молодой дружинник Лихач. – Тут много уток, княже…

– Утки – это пустяк, – усмехнулся князь. – Хорошо бы добыть цаплю или журавля! Вот это – настоящая добыча! Утки хороши, когда нет ничего получше…

– Тут есть и цапли, батюшка, – заулыбались княжеские охотники, заговорив едва не хором. – Мы хорошо об этом знаем и давно приметили нужные места. Пошли же по берегу озера!

Охотники достали свои луки, специально приспособленные под птичью охоту: короткие, легкие, не издававшие характерного для боевого оружия свиста.

Вот они приблизились к камышовым зарослям и внезапно, выхватив стрелы, послали их в самую гущу травы.

Княжеские дружинники тоже выхватили свои боевые луки и выпустили со свистом тяжелые стрелы.