Константин Сычев - Василий Храбрый

– Неужели так? – пробормотал великий смоленский князь и поднял голову. – Это ты, мой брат Роман?

– Да, это я, – ответил стоявший у одра, весь перевязанный, князь Роман Глебович, плача и вытирая обильные слезы.

– Ты весь изранен, брат, – попытался улыбнуться князь Александр. – А как же Мстислав? Жив ли мой младший сын?

– Твой сын и мой несчастный племянник убит! – всхлипнул князь Роман. – Вот почему я так горько плачу!

– Убит?! – вскричал князь Александр, как будто не зная об этом: несмотря на то, что он видел, как исчез на его глазах среди вражеских всадников Мстислав, какая-то надежда все еще таилась в глубине сердца. Теперь и эта надежда угасла. – Горе мне! – громко зарыдал он, вырывая из седой головы волосы и царапая ногтями лицо. – Зачем мне теперь жить?!

– Надо жить для нас! – громко сказал вошедший в шатер князь Иван Александрович. – Успокойся, батюшка! Мы, твои старшие сыновья, живы! – И он, склонив голову, тихо заплакал.

– А что с моим войском? – очнулся вдруг князь Александр, глядя на входившего в шатер сына князя Романа Дмитрия. – Есть ли у нас силы для жестокой мести?

– Враги положили две сотни наших лучших воинов! – сказал, вытирая слезы, Дмитрий Романович. – И нет сейчас ни желания, ни сил биться с этими врагами! Нашим людям нужен отдых!

– Скажи тогда Прибиславу, если он жив, – пробормотал, ощущая внутреннее оцепенение, князь Александр, – чтобы наши люди разбирали палатки и укладывали тела убитых на телеги. И пусть это сделают побыстрей! Мы уходим от этого проклятого города! Собирайтесь!

Хан Тохтэ восседал в своем золотом кресле сарайского дворца, окруженный приближенными, сидевшими напротив него на ковре. Князь Василий Брянский на этот раз отклонил предложение хана занять место на скамье и уселся на корточки вместе со всеми. Это нашло понимание у татарской знати. Сарайские мурзы, видя сидевшего среди них по татарскому обычаю русского князя, весело переглядывались, но без тени злорадства или зависти. После сражения с войсками Ногая у местечка Бахтияри, где малочисленный отряд князя Василия отчаянно дрался, прикрывая отход хана Тохтэ, отношение сарайской знати к нему изменилось. Сам ордынский хан похвалил брянского князя за доблесть на ближайшем совете. Теперь князь Василий мог смело говорить свое мнение, не боясь высочайшего гнева, поэтому он сразу же воспользовался своим положением и отказался от скамьи. Большой ценой добился князь Василий «чести ордынской»: в далеких степях на берегу Дона так и остались лежать его верные дружинники, числом более ста человек. Еще больше, около трех сотен воинов, получили раны или увечья и едва добрались до татарской столицы. Теперь они залечивали свои раны и отдыхали после тяжелой битвы.

Сарайский хан едва спасся и потерпел свое первое поражение в войне с Ногаем. Однако эта неудача не только не привела к катастрофе, но даже наоборот усилила позиции Тохтэ. Как и предполагал сарайский хан, коварство и ложь Ногая оттолкнули от него многих влиятельных мурз и самых знатных людей, или эмиров, как их называли мусульмане.

Едва ли не каждый день в Сарай прибывали все новые и новые военачальники, ушедшие он Ногая. К лету войско Тохтэ так разрослось, что он решил готовиться к походу на своего коварного врага.

Ордынский хан послал своих людей в далекий Дербент за известным военачальником Тома-Тохтэ, которого жаждал переманить на свою сторону или даже уничтожить хитрый Ногай. Без него Тохтэ не решался начинать новый поход. Но Тома-Тохтэ почему-то не приезжал. Ордынский хан сидел со своими людьми уже не первый день, принимая массу гостей, и с каждым днем все больше беспокоился. – А может, мои люди не добрались до Дербента? – рассуждал он про себя. – Или случилась какая-то беда с моим полководцем?

Неожиданно в приемный покой дворца вбежал верный слуга. – Государь, наконец-то идут твои долгожданные люди! – крикнул он. – Радуйся!

Лицо Тохтэ осветилось, однако в двери показались совсем не те, кого он ждал. Сначала повелитель помрачнел, покачал головой и хотел уже отчитать своего слугу за поспешное сообщение, как вдруг вгляделся в лица трех рослых, богато одетых в дорогие халаты и собольи шапки, знатных татар, и улыбнулся. – Вот уж не ждал я вас сюда, дорогие гости! – сказал он громко. – Входите же скорей! Неужели мои очи меня обманывают, а уши отказываются слышать? Разве это вы, Мэчи, Сутэн и Сэнгу, лучшие люди Ногая?! Или великая Итиль перевернулась, или ночь поменялась со днем?

Перечисленные ханом важные гости с достоинством подошли к ханскому трону и, обнажив головы, упали на колени.

– Прости же нас, государь, что служили старому Ногаю! – пробормотал, плача и растирая по лицу крупные слезы, самый старший из них, темник Мэчи.

– Это не наша вина, славный государь, – говорил, рыдая, другой полководец, Сутэн, поднимая вверх свою поседевшую, облысевшую голову. – Мы с давних пор служили этому Ногаю, но воевать с тобой не хотели! Мы искали только повод, чтобы уйти к тебе!

– Когда мы поняли Ногаево коварство, – бормотал третий полководец, Сэнгу, прикладывая к сердцу руки, – так сразу же собрались к тебе…Прости нас, государь!

– Повинную голову меч не сечет, – весело сказал Тохтэ. – Садитесь же рядом с моими знатными людьми. Вы прощены! Много привели с собой воинов?

– Мы привели с собой всех наших людей, государь! – сказал, усаживаясь на ковер, старый Мэчи. – Аркан не понадобился. Все пришли сюда добровольно!

– Как велики ваши войска? – прищурился Тохтэ.

– У каждого – больше тумена! – ответил Мэчи. – Есть и скот, и нужный корм в достаточном числе!

– Тогда якши! – обрадовался ордынский хан. – Теперь неверный Ногай не устоит! Боги покарают его за ложь и коварство!

– Великий Аллах все видит! – вставил свое слово имам Ахмат, также сидевший вблизи ханского трона. – И жестоко карает!

В это время опять открылась входная дверь, и внутрь дворца вбежал все тот же слуга. – Государь! – вскричал он, не обращая ни на что внимания. – Сюда идет наш Тома-Тохтэ!

– Совсем хорошо! – рассмеялся Тохтэ. – Все к одному! Если радость – так вся сразу! Прощаю тебя, мой бестолковый слуга, за шум и громкий крик! Зови же сюда моего любимца!

Тома-Тохтэ вошел в дворцовую приемную, быстро приблизился к ханскому престолу и низко склонился перед ханом.

– Салам тебе, мой славный полководец! – весело сказал Тохтэ-хан. – Чего же ты так долго сюда ехал?

– Все дела, государь, – сказал красивый рослый татарин, примерно сорока лет. – Надо было обеспечить охрану города. Чтобы сохранить Дербент, нужно было оставить там достойных, надежных людей. Пусть у нас нынче мир с ильханом Газаном, но нельзя терять бдительности! Там еще дорогой на твою сторону переходили очень многие люди Ногая! Я привел к тебе почти три тумена новых воинов! Вот это и вызвало задержку…Так что не взыщи, государь…

– Якши, славный Тома, – сказал радостный Тохтэ. – Тебя надо только хвалить, а не порицать! Тогда принимай под свое командование всех моих воинов и готовь их к походу в Ногаевы степи, на моего лютого недруга!

– Слушаюсь, государь! – сказал ханский полководец и, еще раз поясно поклонившись, уселся на ковер среди сарайской знати.

Через две недели большое войско Тохтэ-хана, возглавляемое славным Тома-Тохтэ, переправилось через Волгу и быстро двинулось в сторону Ногаева кочевья.

За войском следовали огромные табуны лошадей и отары овец, бесчисленные повозки, в которых сидели верные слуги, рабы и жены, и большие арбы, груженые необходимыми для войска вещами и припасами.

Лишь голая, черная земля, следы костров и навоз оставались после прохода по степи прожорливых людей и животных.

Долго и безуспешно шли сарайские воины, готовясь в любой миг вступить в жестокую схватку, но Ногаево кочевье найти не могли. Лишь на тринадцатый день своих странствий передовые части Тома-Тохтэ наткнулись на следы пребывания Ногаевой Орды. – Ногай ушел далеко на запад, – говорили разведчики своему полководцу. – Придется искать его не один день!

Вместе с войском Тохтэ в дальний поход шла и конница брянского князя Василия Александровича, численностью в пять сотен. Татары не стали дожидаться выздоровления раненых брянцев, считая их силы незначительными. Однако от этого уважения к русскому князю у татарской знати не убавилось. – Пусть идут все, кто может, – сказал перед походом своему повелителю Тома-Тохтэ, узнав о доблести русских воинов. – В жарком сражении каждый воин на счету!

Брянские воины с первых же дней похода оправдали надежды татар и добросовестно несли свою ратную службу: бдительно охраняли самого полководца, неусыпно вели ночной дозор и даже добывали вражеских «языков». Через пойманных ими людей Ногая татарский полководец узнал о переходе Ногаем реки Кубань, нападении его войск на город Крым, разграблении этого города и пленении несчастных горожан.

Как то в середине лета в ставку Тома-Тохтэ прибыло еще несколько Ногаевых полководцев. Они рассказали о неурядицах в стане старого темника. Оказывается, Ногай, вскоре после разорения Крыма, принял в своем шатре знатных татар, просивших его за плененных родственников, и решил отпустить всех невольников. Это озлобило ногайских воинов, рассчитывавших на продажу захваченных ими людей в ближайших византийских городах и хороший барыш. Татарские мурзы, выражая мнение ногайцев, говорили Тома-Тохтэ: – Мы – верные рабы великого хана Тохтэ. Если государь простит нас за службу коварному темнику, мы сами схватим Ногая и приведем его к государю!

Сарайский полководец одобрительно расценил их предложение и отправил к хану посланника. Однако события развивались так стремительно, что те не успели доехать до Сарая, как в войске Ногая вновь изменились настроения. Сыновья Ногая, видя, что их отец медлит, сами решили навести порядок. Старший сын Ногая Джуке послал своего брата Теке к мятежным мурзам, а сам неожиданно напал на других зачинщиков мятежа и беспощадно их перебил. Миссия же Теке сначала не удалась, и он попал в плен к мурзам, не желавшим воевать с Тохтэ-ханом. Однако Теке сумел переубедить охранявших его воинов и переманить их на сторону отца. Более трехсот человек, освободив Теке, ушли вместе с ним к Ногаю. Но это была капля в море!