Константин Сычев - Василий Храбрый

– Так и сделаем, сын мой, – улыбнулся брянский князь. – Пойду и сообщу об этом татарам! – И он быстро повернулся в сторону шатра Шигуши.

Когда князь Василий со своим войском двинулся на юг, лагерь татарских воинов зашевелился и, буквально на глазах, стал исчезать: татары быстро разбирали кибитки и юрты и складывали их на повозки. При свете серебряной луны их суета напоминала какое-то странное, таинственное действо.

Вот закачалась и исчезла большая юрта ордынского хана, заскрипели, затрещали многочисленные ханские арбы.

– Все, слава Господу! – сказал, крестясь, князь Василий, спокойно следуя в сторону вражеского войска. – Теперь наш государь перешел на другой берег!

Примерно через пять верст его нагнали отряды Шигуши. Темник неожиданно выскочил откуда-то из темноты, прямо перед брянским князем. – Вот и переправили мы государя со всеми его женками и детьми. Его сопровождает тысяча отборных воинов…А мы устроим нашему хану прикрытие! Давай остановимся здесь, в местечке Бахтияри. Якши, Вэсилэ, незачем идти дальше!

Как только объединенное русско-татарское войско остановилось и приготовилось к бою, совсем неподалеку, шагах в двухстах от них, на вытоптанной многими лошадьми и телегами дороге показались вражеские всадники.

– Зачем их ждать?! – крикнул князь Василий. – Пора идти в бой! Слава Брянску!

– Слава! – подхватили брянские воины. – Слава Василию Брянскому! – И они с гиканьем и ревом ринулись на врага, не обращая внимания на оставшихся на месте татар.

В мгновение ока передовой ногайский отряд был охвачен с трех сторон и нещадно изрублен.

– Аман! Аман! – кричали татары. – Неведомые враги! Восстал покойный коназ Ромэнэ! Это сам шайтан!

– Слава брянскому князю! – кричали русские, преследуя ногайцев. – Бей лютых врагов!

Эти крики еще более усилили панику в среде вражеских татар, которые, потеряв в неожиданной стычке множество своих воинов, поскакали, сломя голову, назад.

Но первое поражение не смутило хитрого Ногая. – У глупого Тохтэ нет большого войска, – говорил он, успокаивая подскакавших к нему полководцев. – Это только отряд его урусов! Нужно его безжалостно смять! – И полчища Ногая буквально хлынули на брянских воинов, не замечая тяжелых потерь.

Окруженный со всех сторон князь Василий отчаянно сражался, отбиваясь от обозлившихся ногайцев. Вокруг него сгрудились его верные дружинники, не уступая врагу ни пяди земли. То тут, то там падали сраженные русскими мечами враги. Однако их было так много, что князь Василий, едва успевавший поднимать и опускать свой тяжелый меч, стал понимать, что победы не достигнуть. В то же время ногайцы, пришедшие в себя, беспощадно уничтожали русских воинов. Вот пали под жестокими ударами передовые брянские богатыри. – Княже, отходи в середину! – успел крикнуть, умирая, пораженный татарской стрелой в шею, опытный дружинник Вран Любович, рухнувший наземь вместе с конем.

– Плохо дело! – подумал князь Василий, застревая в массе сражавшихся воинов. – Где же мои братья Шигуши и Угэн-батур? Неужели убежали за царем Тохтэ? Тогда мы все ляжем костьми!

И князю в самом деле настал бы конец, если бы не севские лучники братьев Милорадовичей. Огромный татарский богатырь буквально завис над Василием Брянским, подняв рослого породистого коня на дыбы и занеся над русским князем свою длинную кривую саблю, но вдруг покачнулся и рухнул: из шеи поверженного ногайца торчала оперенная красная стрела!

– Молодцы, братья! Слава вам, Милорадичи! – крикнул князь Василий и вдруг оцепенел: прямо из-за холма с визгливыми воплями выскочили новые татарские всадники. Они, однако, не набросились на поредевшие брянские полки, но наоборот, ударили прямо во фланг наступавшим ногайцам.

– Славный Шигуши! – радостно крикнул князь Василий. – Вовремя на них ударил! Разом охладил пыл этих злодеев!

– Отходите, урусы! – кричали татары Шигуши, отчаянно сражаясь с Ногаевыми воинами. – Прямо к реке! К нашему броду!

– Эй, молодцы! – привстал в седле князь Василий. – Отводите пеших воинов! Быстрей, Милорадичи, поворачивайте к броду!

Пешее брянское войско быстро развернулось и, выполняя приказ своего князя, маршем тронулось к реке. За ними медленно отходили всадники. Сидевшие теперь уже на лошадях севские лучники прикрывали общий отход русских воинов.

– Идем к реке! – крикнул подскакавший к князю Василию темник Шигуши. – Скорей, коназ-урус, будет поздно!

– Я не хочу покидать тебя и твоих воинов! – возразил русский князь. – Друзей в беде не бросают!

– Не бойся, урус! – усмехнулся Шигуши, указывая рукой вперед. – Там, за холмом, засели мои люди. Давай, заманим врагов в засаду!

Услышав это, князь Василий быстро развернулся и, присоединившись к Шигуши, помчался к холму. За ними последовали, покидая поле битвы, последние воины Тохтэ: и русские, и татары.

Ногаевы воины, увидев поспешное отступление врагов, обрадовались. – Вперед! Вперед! – кричали они, подхлестывая коней. – Теперь мы прикончим этого непутевого Тохтэ!

Но когда они, промчавшись почти две мили, выскочили к речной долине, настигая отходивших неприятелей, на них неожиданно обрушились, пустив перед собой тучу стрел, сидевшие доселе в засаде отборные воины Шигуши, возглавляемые тысячником Угэн-батуром.

Ногайцы опешили, остановились и, не выдержав удара тяжелой конницы Тохтэ-хана, обратились в бегство.

Пока Ногай и его полководцы, стоявшие в изумлении, разбирались, что к чему, остатки войск князя Василия и темника Шигуши перешли реку.

Уже светало, когда Ногай решился, наконец, двинуться дальше. Его полчища медленно подошли к холму, окружили и уничтожили в одночасье оставленную в засаде тысячу Шигуши. – Вот мы разбили большой отряд, – размышлял про себя, разглядывая красный бунчук убитого в жестокой схватке тысячника Угэн-батура, старый темник, – но где же сам Тохтэ?

Лишь подойдя к донскому броду и увидев множество следов, оставшихся от вражеского войска, Ногай все понял. – Мой сын Тохтэ перехитрил меня, – сказал он во всеуслышание и с досадой опустил голову. – Теперь уже поздно! Поворачиваем, мои люди, назад, в наше отдаленное кочевье!

Князь Александр Глебович стоял возле своего походного шатра и с гневом смотрел на отдаленные стены Дорогобужа, у которого он напрочь застрял почти на две недели. Рядом с ним пребывал Роман Глебович, который молча, также как и его брат Александр, смотрел вперед и ждал, что тот скажет.

В это лето князь Александр собирался пойти в Орду с данью и большим войском, чтобы оказать помощь Тохтэ в борьбе с Ногаем и поддержать своего старшего сына Василия. Князь Александр очень беспокоился за сына, который вот уже второй год не возвращался в Брянск, увязнув в долгой войне между двумя могучими татарами.

Собрав большие силы, заготовив продовольствие и корм для лошадей, смоленский князь уже собирался выехать в степь, когда вдруг неожиданно получил неприятное известие: городок его удела Дорогобуж отказался выплачивать свою долю ордынского «выхода». Приехавшие в Смоленск «градские старцы» из Дорогобужа слезно просили князя освободить их в этот год от налога.

– У нас теперь голод и не до сбора пушнины! – говорили они. – такая засуха, что совсем не собрали зерна…В лесах не стало зверя и негде раздобыть серебра! Прости нас, великий князь, в этот год!

Великий смоленский князь может и простил бы дорогобужцам их «малые вины», если бы не его непокорный вассал, удельный князь Андрей Вяземский. Последний тоже отказался платить свою долю ордынской дани.

– Я сам буду возить дань в Орду, – заявил князь Андрей через своего посланника, – как это делают суздальские князья. Я не холоп и не смерд, чтобы платить тебе дань, мой брат Александр! Вязьма – мой законный удел, доставшийся от батюшки, поэтому я решил не подчиняться Смоленску!

Такое заявление, конечно, разгневало князя Александра, но, посоветовавшись с братом Романом, он решил на него пока не отвечать.

– Давай, съездим в Орду, – сказал он, – а там, вернувшись назад, подумаем.

В конце концов, князь Андрей был родственником, и с ним нельзя было не считаться. А вот дорогобужцы, управляемые из Смоленска, явно обнаглели.

– Пойду-ка на этот строптивый город, – решил князь Александр, – и сурово накажу горожан! Это дело будет мне как бы прогулкой…

Однако «прогулка» не состоялась. Дорогобужцы, узнав от своих вернувшихся посланников о недовольстве великого смоленского князя и его готовности покарать горожан, не только не испугались, но наоборот, рассердились.

«Градские старцы», не имея возможности собрать нужную для своего князя сумму, созвали городское вече, которое единодушно постановило не давать князю дань и не открывать перед ним городские ворота. Одновременно городская знать послала своих людей в Вязьму к местному князю Андрею. Последний, выслушав дорогобужских посланцев, некоторое время колебался, не желая окончательно поссориться со своим смоленским родственником. – Эта ссора может превратиться в войну, – говорил он, – и привести к кровопролитию!

Однако бояре напомнили князю об обидах, которые нанес ему Александр Смоленский. – Разве ты не помнишь, княже, – сказал, блеснув глазами, вяземский боярин Сладко Радович, – как твой брат Александр Глебыч пожалел тебе славный город Брянск? А ведь еще законный смоленский князь Федор Ростиславич повелел, чтобы ты принял тот город и даже дал тебе на это грамотку! Теперь же Брянск принадлежит сыну Александра Василию! Неужели это правильно?

– Не все так, мой верный боярин, – покачал головой князь Андрей. – Несчастный князь Федор поспешил со своей грамоткой: тогда Брянском владел праведный князь Олег Романович! Зачем же было сгонять того святого человека со «стола» его батюшки?

– Но ведь этот Олег уже давно ушел в монастырь, – возразил другой боярин, он же воевода князя, Миша Крутович, – и Брянск должен был перейти к тебе! Почему тебя обделили?