Константин Сычев - Василий Храбрый

– Мне по нраву твои слова, мудрый Угэчи, – улыбнулся Тохтэ. – Так и поступим! Но посылать войска на Залесскую Орду пока не будем! Мы уже так разорили земли урусов, что я удивляюсь: где эти коназы находят серебро и меха? Нельзя допустить, чтобы их богатства совсем иссякли! И пленники нам пока не нужны: упала нынче цена на рабов урусов!

– Твои слова, государь, в сто крат мудрей любой глубокой мудрости! – весело сказал Угэчи. – Я вижу, что ты стал великим правителем своего ханства! У тебя, что ни слово, так одна истина и величайшая мудрость! Ты полностью прав: нельзя разорять земли твоих данников без смысла! У этих глупцов есть попы. Вот пусть их и примиряют. Разве нет в Залесской Орде мэтрополэтэ? Ему и следует наводить там порядок. Можно послать к тем урусам твоих людей, чтобы они, за определенную плату, успокоили бестолковых коназов.

– Это правильно, Угэчи, – кивнул головой Тохтэ. – Будет лучше, если я пошлю людей в их главный город Уладэ. Но кого же мы отправим? Если военачальников, то они поведут за собой целое войско. А если родственников, то из-за подарков перессорятся…Пусть тогда едет один мой Неврюй с небольшим отрядом!

– Но он ведь воин, а не ученый человек, – сказал с сомнением в голосе Угэчи.

– Все наши люди – славные воины! – улыбнулся Тохтэ. – Разве ты не воин, Угэчи? Разве ты не владеешь мечом или луком?

– Владею, государь, – склонил голову ханский советник.

– Пусть же едет Неврюй, – молвил решительно хан. – Он тих и скромен, не будет перегибать палку.

– Прямо сейчас сообщить о твоей воле славному Неврюю? – встрепенулся Угэчи. – Пусть подготовится к этому важному делу!

– Не спеши, мой верный слуга, – улыбнулся ордынский хан. – Пусть урусы сами улаживают свои дела. А мы сбережем и людей, и серебро! Ну, а если в этом году не уладят свои ссоры, тогда пошлем Неврюя. Пусть так и будет! Есть что-нибудь еще, Угэчи?

– Да, государь, есть еще одно дело, – покачал головой ханский советник. – Там тебя ждет молодой коназ из Корачи с богатыми подарками. Дело у него не простое, но полезное для нашей казны: он приехал покупать у тебя ярлык на свою землю.

– Неужели скончался престарелый Мэстиславэ? – нахмурился хан.

Угэчи подробно рассказал о произошедшем.

Оказывается, князь Мстислав Михайлович Карачевский умер еще осенью прошлого года. После него остались три сына – пятидесятилетний Святослав, трехлетний Тит и совсем еще младенец, годовалый Адриан. Два последних сына родились от молодой жены престарелого князя и получили по княжескому завещанию города Козельск, Елец и Звенигород. Сам же стольный город удела Карачев достался князю Святославу-Пантелею. Однако такое наследство не устраивало старшего сына покойного князя. Он не хотел, чтобы его малолетние братья имели собственные уделы. – Эти ублюдки вырастут, – говорил он со злобой своим боярам, – и не будут мне повиноваться! Захотят большей власти! Пусть уж лучше сидят в моем Карачеве и сохраняют любовь-смирение!

Но карачевские бояре рассудили иначе. – Посмертное завещание князя Мстислава – закон! – говорили они. – Его надо соблюдать! – И, вдохновляемые княжеским тестем, боярином Вершилой Силовичем, они вынесли собственное решение: отправить молодую княгиню-вдову в Козельск с обоими сыновьями. – Пусть же княжичи подрастут, – постановили бояре, – а там и сядут в своих уделах…

Князь Святослав-Пантелей, выслушав решение бояр, был очень недоволен, но спорить не стал, побоялся. Он хотел вначале съездить в Брянск за советом и покровительством или послать туда своих верных людей, но, узнав, что татарский хан отдал Брянск князю Александру Смоленскому, а Чернигов достался зятю татарского полководца Ногая Федору Ростиславовичу, понял, что это только еще больше рассердит карачевских бояр. – Батюшка не советовал ссориться с боярами, – думал он. – У них большая сила! Даже мои дружинники – сыновья или родственники этих бояр…Вот если бы мне помогли решить это дело татары…Все равно нужно ехать в Орду за грамотой на Карачев…Тогда и попрошу о милости великого царя!

Теперь, после развала великого черниговского княжества и утраты брянским князем высокого титула, все уделы остались один на один с татарской Ордой. Только сейчас удельные князья поняли, какое благо исходило в свое время от Брянска: они знали лишь одну заботу – вовремя свозить свою долю ордынского «выхода» в Брянск. Нынче же следовало ездить в Сарай самим: и дань возить, и ярлыки на право владения собственным уделом выпрашивать!

Вот и сидел в пригожий майский день 1295 года грузный, седовласый князь Святослав у ханского дворца на большой деревянной скамье, врытой в землю, ожидая приема и мысленно подсчитывая все свои убытки от далекой поездки.

Неожиданно дворцовые двери широко распахнулись, и наружу вышел ханский слуга. – Тебя зовет государь! – весело сказал он. – Повезло тебе, глупому урусу! Входи же!

Князь Святослав, сопровождаемый татарином-переводчиком, которого дал ему в помощь, из-за плохого знания татарского языка, ханский советник Угэчи, осторожно переступил порог, рухнул на тяжелый ковер сразу же при входе в приемную ордынского хана и медленно пополз на четвереньках к трону. Переводчик, морщась и ругаясь про себя, вынужден был поступить также.

– Встаньте, – усмехнулся хан Тохтэ, видя, как неловко, неуклюже, подползли к нему толстяки, – и садитесь по нашему обычаю! Салям тебе, коназ-урус!

– Салям да пересалям тебе тоже, – ответил на полутатарском, полурусском князь Святослав, чем еще больше рассмешил татарского хана.

– Смотри, кого принесли к нам боги! Не злопыхателя, а сущего дурачка! – сказал Тохтэ, обращаясь к Угэчи и задыхаясь от смеха. – Хоть душой утешимся! Я давно так не веселился!

Угэчи тоже смеялся, но не так зримо и выразительно. – Я не зря тебе говорил, государь, чтобы ты принял этого глупца! – сказал он между приступами смеха. – Этот коназ тебя славно потешит!

Не понимая татарской речи, князь Святослав сидел на корточках, хлопая глазами, краснея и вытирая рукой выступивший на лбу пот.

– Ну, что ж, говори, смешной коназ, – сказал, наконец, успокоившийся Тохтэ, – зачем к нам пожаловал?

Переводчик быстро перевел ханские слова на русский.

– Дал бы ты мне, великий царь, грамотку на Карачев, – пробормотал отяжелевшим языком князь Святослав.

– А зачем тебе этот ярлык? – весело спросил ордынский хан. – Я слышал, что у тебя есть младшие братья? Твой батюшка был сильным мужем! Вот и подарил тебе к старости молодых братьев! А может им подарить мой ханский ярлык?

Выслушав слова переводчика, карачевский князь вдруг подскочил, забыв, где находился, выпучил глаза, схватился за голову и, с пеной на губах, закричал: – Не губи меня, славный государь, твоего верного холопа! Не отнимай у меня города и удела! Всей душой прошу: помилуй меня!

Еще не слыша слов переводчика, хан Тохтэ все хорошо понял и захохотал так громко, глядя на глупое лицо напуганного князя, что едва не свалился со своего трона. В ханской приемной смеялись все: и Угэчи, и переводчик, и даже верные ханские рабы.

– Не нужен толмач, чтобы понять этого потешного коназа! – сказал, стараясь хоть на мгновение успокоиться, хан Тохтэ. – Побольше бы таких коназов в Залесской Орде! Я подарю тебе все, что хочешь, бестолковый коназ, только попроси! Ничего не пожалею!

– Подари же мне, пресветлый государь, лишь одну грамотку на Карачев! – взмолился одуревший от страха Святослав-Пантелей. – Ничего больше не прошу, государь, только не лишай меня карачевского «стола»! Пощади же, славный государь!

– Пусть же так и будет! – сказал, хватаясь обеими руками за живот, ордынский хан, стараясь сдержаться. – Напиши же, Угэчи, ярлык этому бестолковому барану на его Корачи и пусть уходит отсюда с миром, если ему ничего больше не надо! Ох, я больше уже не могу терпеть! Пусть же поскорей уходит вон, а то я совсем задохнусь от смеха! – И хан вновь захохотал так громко, что задрожали дворцовые стены.

– Славный владыка, – говорил смоленскому епископу брянский купец Мирко Стойкович, сидя на скамье напротив владычного кресла, – наш князь Александр передал тебе привет и добрые пожелания.

– Я рад получить весть от верного слуги нашего Господа, отважного князя Александра, – улыбнулся епископ. – Как он там поживает?

– Все хорошо, святой отец, – ответил брянский купец. – Прими же подарки от моего князя. Эй! Люди! – крикнул он.

В епископские покои быстро вошли, сгибаясь под тяжестью двух дубовых бочек, четыре рослых мужика: каждую из них несли вдвоем.

– Что это? – спросил смоленский епископ с изумлением. – Неужели ваши брянские товары?

– Нет, владыка, – улыбнулся Мирко Стойкович. – Это белое серебро!

– Серебро?! – воскликнул обрадованный епископ. – Ох, как много! – И он подбежал к поставленным на деревянный некрашеный пол бочкам. Купцовы люди быстро открыли бочки, сбив верхние кружки.

– Очень хорошо! – сказал, улыбаясь, епископ, осматривая дары. – В самом деле, серебряные слитки и новгородские гривны! Ох, как угодил мне Александр этим прекрасным подарком! Теперь я поправлю все дела нашей православной церкви! Занесите-ка, дети мои, эти тяжелые бочки сюда! – владыка указал рукой на затемненный, завешанный плотными тканями угол. – Да, так, ставьте и накройте этими тряпками…Нельзя чтобы посторонние увидели брянское серебро!

Епископ вернулся к своему креслу и уселся в него, весело глядя на купца Мирко, как бы приросшего к скамье. – Отошли же своих людей в сени, дорогой мой гость, – сказал он после недолгого раздумья. – Им не надо слышать наш тайный разговор!

– Идите, молодцы, и посидите в простенке, – купец повернулся лицом к епископу. – Не бойся, господин, за моих верных людей. Они – надежные молодцы! Готовы пойти за меня в огонь и воду! Они не подведут!

Купеческие слуги также быстро ушли, как и появились.

– Ну, а теперь, поведай, сын мой, как там дела у твоего славного князя, – кивнул головой епископ.