Муж был уверен в собственной победе и выглядел хозяином положения, чем подстёгивал мои страхи, за последнее время превратившиеся в холёных, откормленных демонов, съедавших меня изнутри. И схватившись за ручку двери, я невольно вздрогнула, от очередного раската смеха, в ответ на шуточку бывшего мужа, отпущенную явно в мою сторону. Глаза невольно защипало, эмоции взяли дурную привычку скакать в самой непредсказуемой манере.

Вот только если Андрюша надеялся, что я промолчу, то это славное время прошло давно, а момент для перевоспитания он благополучно пропустил. И расправив плечи я не глядя протянула руку с оттопыренном в извечном и любимом молодёжью жесте. Смех оборвался так же внезапно, как и прозвучал. Ярмолин тихо хмыкнул, открывая дверь и пропуская меня вперёд.

Что бы прошептать, наклонившись к моему уху, стоило нам пройти внутрь здания:

— Молодец. Держись, Варь. Мы ещё повоюем!

— Угу, — невесело усмехнулась, невольно обхватив себя руками за плечи. Приступ храбрости прошёл, оставив вместо себя уже надоевшую неуверенность и тоску. Мне нужно было знать, что я не одна, нужно было что бы меня обняли, что бы я не чувствовала себя потерявшимся по дороге ребёнком.

Но не Лектора же просить об этом, не так ли? Да и потом, это всё равно будет не то и не тот человек. Проверенно…

Возле самого зала заседания было многолюдно. По широкому коридору то и дело сновала охрана здания суда, бегали секретари, спешили по своим делам адвокаты в образцово отглаженных костюмах. На креслах для посетителей устроились мои родители, тут же кинувшиеся обниматься, стоило нам подойти поближе. Мама встревожено заглядывала в глаза, отец просто, молча, сжимал моё плечо, позволив уткнуться ему в плечо по старой, детской привычке. И я всё-таки не смогла удержаться от слёз, прижимаясь к нему крепче, вдыхая давно позабытый запах оружейной смазки и одеколона. А папа, как тогда, в далёком теперь уже детстве, гладил меня по волосам, ничего не говоря.

Только этого всё равно было мало. И отстранившись, я криво улыбнулась понимающе усмехнувшемуся отцу, отойдя в сторону и прислонившись плечом к стене. Руки мелко подрагивали, выдавая моё состояние, а стрелка на часах, висевших прямо напротив дверей зала, как назло, ползла издевательски медленно, отсчитывая оставшееся до начала заседания время. Закрыв глаза, я попыталась отвлечься на что-то другое, в попытке успокоиться и взять себя в руки.

Я думала о тех заказах, что так и остались невыполненными, недовольных клиентах, названивавших мне несколько часов подряд. О Петьке, моём ненаглядном шефе, наконец-то разочаровавшемся в своей неземной и такой горячей любви с красивым именем Елена. Я даже вспоминала о том, что где-то там должна была подойти очередь в садик, и стоило бы позвонить в Управление образования при администрации нашего славного города. Но как назло, мысли, раз за разом, возвращались к единственному человеку, который мог успокоить меня в данный момент. И который так явно отсутствовал в этом чёртовом здании.

— Всё будет хорошо, — я закрыла глаза, развернувшись спиной и откинув голову назад, упираясь затылком в стену. — Всё будет хорошо… Всё. Будет. Хорошо…

Сама не заметила, как начала сползать вниз по стене, вдруг чётко и ясно понимая, что одна я не смогу пройти через это. Да, рядом родители и даже друзья байкеры, внезапно оказавшиеся той самой силой, что продолжала держать меня на плаву. Но я не смогу. Не смогу, просто не смогу заставить себя войти в этот зал, имея все шансы не выйти победителем из этой игры.

Одна не смогу…

— Заходите, — дверь распахнулась, не оставляя времени на побег. Я медленно поднялась, пропуская вперёд Андрея и его адвоката, окинувшего меня нечитаемым взглядом, в котором мне почудилась доля сочувствия и вины, тут же сменившаяся лёгкой, вежливой улыбкой профессионала. Следом поспешил Лектор, бросив куда-то за спину недовольный взгляд. И я уже собралась, юыло, сделать шаг вперёд, когда меня схватили за руку, дёргая назад.

— Всё будет хорошо, веришь? — тихий, такой знакомый и такой родной голос. Крепкие объятия, душившие своей заботой, топившие в своей уверенности. Мягкая кожа чёрной куртки, пропахшая ветром, бензином и свободой, причудливо смешавшейся с любимым одеколоном финансиста. Холодные ладони обжигали кожу сквозь ткань одежды, но я захлёбывалась этими ощущениями, чувствуя, как та самая, взращённая им надежда вновь крепнет в душе, давая силы шагать дальше. И, привстав на цыпочки, коснулась губами его обветренных губ, позволив себе эту маленькую нежности, прежде, чем вывернуться из родных объятий и пройти в зал заседания под укоризненный взгляд охранника.

Дверь закрылась с глухим стуком, отрезая Кощей от меня. Но зная, что он там, что он всё-таки пришёл, я подошла к раскладывающему бумаги Лекторы уверенная в том, что пока мы боремся, всегда есть шанс на победу.

Как бы пафосно это не звучало.

— Улыбайся, мы ещё повоюем, Варь, — тихо шепнул мне Алексей, сжав на мгновение мои пальцы.

— Обязательно, — так же тихо шепнула, выдержав презрительный взгляд бывшего супруга. И поднялась, услышав сухое, безэмоциональное:

— Встать, суд идёт!

«Всё будет хорошо…» — звучало рефреном в мыслях. И я отчаянно сцепила руки в замок, стискивая собственные пальцы, стараясь в это поверить.

Сам процесс в памяти почти не отложился. Так, обрывки, редкие эпизоды, складывавшиеся в странную на первый, да и на второй взгляд картину. Владислав действовал до зубного скрёжета логично, совершенно невозмутимо, спокойно и профессионально. Он вызывал одного свидетеля за другим, задавал чётко сформулированные, совершенно определённые вопросы, приводил железные доводы и неопровержимые, на первый взгляд, аргументы. Алёхин-старший ловко манипулировал всем фактами и доказательствами, в том числе теми, что приводил Ярмолин, с каждым словом всё больше входивший во вкус.

И чем больше я слушала, чем больше смотрела на их противостояние, тем сильнее становилось ощущение, что что-то не так. Словно я делаю гравировку на полотне украшения. Раз за разом прохожусь по одному и тому же месту, в попытке довести рисунок до совершенства. Но каждый раз меняю угол, инструмент, направление, силу нажима…

Ровно до того момента, пока в итоге не получится что-то совершенно другое, слишком уж отличное от выбранного мною рисунка. И слушая неторопливую, полную лёгкой, едва различимой насмешки речь Владислава, я почему-то очень чётко поняла смысл одной, когда-то обронённой кем-то фразы. «Всё, что вы скажите, может и будет использовано против вас», тогда прозвучало как шутка, сейчас казалась суровой реальностью, наконец-то получившей своё настоящее воплощение.

Нет, знаменитый в узких кругах граф Дракула ничего не делал, кроме своих прямых профессиональных обязанностей. Вот только фраза тут, комментарий там, случайно оброненные свидетелем слова, на которые адвокат ненавязчиво концентрировал внимание судьи. Факты вдруг меняли свой окрас, выставляя моего бывшего супруга не в лучшем свете. Цепеш, как ловкий фокусник-иллюзионист отточенным жестом раскладывал карты-информацию так, как ему это было нужно, при этом ни капли не отступив от договора, честно выполняя условия сделки и не нарушая адвокатскую этику.

И чем дольше длилось заседание, тем крепче становилась моя уверенность в том, что Владислав Алёхин действует исключительно в соответствии с собственным планом. Как этого не заметил тот же Лектор, по идее знакомый с ним куда дольше, я даже не представляю. Впрочем…

Глянув на начавшего своё выступление в прениях Алексея, я только нервно заправила прядь волос за ухо, усмехнувшись. Кажется, кое-кем завладел истинный охотничий азарт. Да такой, что байкер сейчас не заметил бы даже муху размером со слона, пролетевшую прямо у него под носом. О чём эта самая «муха» была прекрасно осведомлена, как мне кажется.

Уставший, бесстрастный голос судьи объявил о том, что она удаляется для принятия решения. Секретарь протараторила заученные до автоматизма фразы и объявила, что все свободны на ближайшие полчаса точно. И переговариваясь в полголоса, народ двинулся в сторону выхода из зала, намереваясь провести свободное время с пользой. Меня вывел Лектор, крепко вцепившись в локоть и заставляя переставлять ноги в принудительном порядке. А уже на выходе, прямо около дверей, с чистой совестью сдал меня на руки Кощею, успевшему к тому моменту протоптать и без того вытертый ковёр до основания.

Костин вопросов задавать не стал, просто обнимая меня и утыкаясь по благоприобретённой привычке носом мне в волосы. Я спрятала озябшие пальцы под курткой байкера, которую тот так и не снял, и прижалась щекой к его груди, закрывая глаза и слушая мерное биение родного сердца. Держать себя в руках было сложно, бороться дальше ещё сложнее, но я честно старалась, позволяя себе слабость только вот так, рядом с Ромкой. Зная, что на него можно положиться и что он сможет меня защитить.

В этом я никогда не сомневалась, почему-то. Как и в том, что намеренно он боли мне не причинит. Глупо, да?

— Как ты? — отодвинувшись, Рома обхватил ладонями моё лицо, коснувшись губами в невесомом поцелуе.

— Держусь, — криво улыбнулась, вновь прижимаясь к нему. И пробормотала едва слышно. — Владислав что-то задумал.

— Почему ты так решила? — недовольно поморщился Кощей, кося взглядом на безмятежно улыбающегося Алёхина-старшего, стоявшего в другом конце коридора и выслушивавшего что-то от своего клиента.

Андрей активно жестикулировал, явно пытаясь что-то доказать невозмутимому блондину. Но тот лишь едва заметно вскинул бровь, поглядывая на часы, и выглядел совершенно спокойным. Его дорогой строгий костюм подчёркивал фигуру, выгодно оттенял светлые волосы. А ещё как бы случайно предавал вертевшемуся юлой рядом с ним моему бывшему супругу бледный и совершенно нетоварный вид. Настолько нетоварный, что высокая, богато одетая брюнетка рядом с Андреем то и дело морщила нос, поглядывая то на своего бойфренда, то на его адвоката. И сдаётся мне, о своём выборе она отчаянно сожалела в данный момент…