— Ам! Ням!

— Да иду я, иду… — тяжко вздохнув, я глянула в ошалелые и круглые, как пятак, жёлтые глазища Кошмара, чёрного тощего котяры, приблудившегося к нам полгода назад. И, стряхнув обнаглевшее животное с кровати, поплелась в сторону ванны.

Отчаянно зевая и предпринимая бессмысленную попытку доспать на ходу, спотыкаясь то об голодного кота, то об игрушки, то об порог. К сожалению, сначала просыпалась я, потом уже мозг. И материнство только ухудшило это состояние, доведя до автоматизма некоторые действия.

Например, в ванную комнату я попадала без особых проблем и с закрытыми глазами легко находила как кран, так и зубную щётку с тюбиком пасты. Зато после умывания прохладной водой можно было уже без особого страха взглянуть на собственное отражение, привычно вздрогнув и мысленно перекрестив оное.

— Мда, — задумчиво протянула, привычно пропуская мимо ушей жалобное мяуканье кота, попавшего в лапы будущего светила медицины. — Дурдом. И я в нём…

Похоже, его настигла очередная проверка внутренних и наружных органов. Исключительно принудительная и без учёта его же мнения. И судя по строгому и серьёзному «Киса, тут!», к концу проверки у несчастного Кошмара найдут все возможные страшные и неизлечимые заболевания. Даже если он ими страдать в принципе не может.

— Марья, оставь кота в покое! — крикнула из ванной, пытаясь расчесать волосы и переплести развалившуюся за ночь косу. И добавила, куда тише, когда кот забился под раковину, а ребёнок дорвался до барабана. — Дурдом, блин, и я в нём ну вылитая Баба-Яга… Только носа знаменитого и не хватает!

А вид в зеркале действительно… Впечатлял. Круги под глазами аля панда, хмурый взгляд женщины на вечной диете и общий вид упыря далеко не первой свежести. И это ещё только первая неделя проверки пошла, а дальше что будет? Нет, определённые плюсы в такой неотразимости есть, можно попробовать надавить на жалость проверяющих и пустить скупую слезу перед начальством, настаивая на отпуске и прибавке к жалованью.

Но что-то мне подсказывает, не пройдёт такой финт ушами, не пройдёт…

— Ма? Ням? — ребёнок объявился на пороге, как по мановению волшебной палочки. И с таким невинным выражением лица, что я почесала затылок, пытаясь вспомнить, что могло сотворить это чудо.

Кот, отползая в самый дальний угол, усиленно притворялся мёртвым. Звука падения чего-то тяжёлого я не слышала, звона битого стекла тоже. Остаётся только одно…

Разглядывая изрисованные отчёты, над которыми моя полусонная тушка, собственно, и корпела две ночи подряд и сем дней до этого, я вздохнула и укоризненно посмотрела на Марью. Та спрятала руки за спину, опустив голову и водя ножкой по ковру. Вот только измазанные фломастером щёки было проблематично скрыть.

Как и хитрющий взгляд, очень хитрющий взгляд маленького, пакостного чертёнка.

— Мань, ну я ж просила… — вздохнула, убирая испорченные документы в отдельную папку. И тихо радуясь, что приучила себя распечатывать в трёх экземплярах каждую бумажку.

— Не наится? — огорчённо протянула малышка, показательно тяжко вздыхая.

— Нравится, — цокнула языком, убирая папки с неиспорченными документами, готовыми для налоговой, повыше. Вздохнула ещё раз и подхватила своё любимое чадо на руки, чмокнув засмеявшуюся Марью в щёку и потащив её на кухню. — Очень нравится. Но давай ты мои рабочие бумажки трогать всё-таки не будешь, а?

— Агась, — снова честный взгляд и счастливая улыбка, не внушавшая никакого доверия. После чего ребёнок снова выдал, нахмурившись. — Ням?

— Ням, — усадив Марью на стул, я повернулась к плите, соображая, что бы такого приготовить, что бы и времени заняло немного, и ребёнок съел всё без лишнего сопротивления. Но выбора особого не было, так что, вытащив пакет молока, пачку овсянки и сухофрукты, я занялась священнодействием.

Сварить кашу — это вам не годовое оборотное сальдо подсчитать, не хухры-мухры!

— Сейчас каша, потом поездка с мамой по делам, а потом в парк. Согласна? — я подмигнула задумавшемуся ребёнку и принялась аккуратно помешивать закипающее молоко.

Та сморщила нос и недовольно протянула:

— Не очу-у-у… Улять!

— Сначала каша, потом гулять, — задумчиво перебирая приправы, я пыталась вспомнить, к какому часу мне надо явить в налоговую. Выходило что к одиннадцати, а значит, есть ещё где-то час на сборы и дорогу. Не так уж много, на самом-то деле.

Учитывая, как некоторые любят эти самые «сборы»!

— Ма, кохфе!

— Тьфу ты… — ругнулась себе под нос, выплывая из задумчивости и спешно выключая газ. Кофе, поставленный в небольшой турке, счастливо булькая сбежал, затушив конфорку. По воздуху поплыл аромат горелого напитка, а Марья, улучив момент, пока я отвлеклась, запулила в меня остатками каши.

И тут же слиняла, хихикая. Жест рука-лицо у меня получился чисто машинально, добавив пятен на домашнюю футболку и завершив бодрое начало утра не менее бодрым окончанием. Вот только стирки мне для полного счастья и не хватало! Машинка и так пыхтит исключительно из вредности и держится на одном честном слове последнего ремонтника. А деньги на ремонт…

Эт отдельная и очень печальная песня.

— Так, ладно… — глубоко вздохнув, я вытерла руки, убрала турку в раковину, убрала туда же посуду и приготовилась к битве не на жизнь, а на смерть. И понеслась следом за ребёнком. — Ма-а-арья! Пошли собираться!

— Неть!

— Манюня…

— Не поду!

— Манька!

— Не-е-е-е….

Что самое проблематичное для матери-одиночки, коли пора идти на прогулку с дитём? Правильно, собрать ребёнка, собрать себя. При этом надо как-то не довести до инфаркта соседей, кота и не разгромить собственную квартиру окончательно и бесповоротно. На ремонт денег нет и это факт, пусть и прискорбный.

Нет, можно попытаться пойти по пути наименьшего сопротивления, поверить в магию и попытаться превратить медь в золото, к примеру. Или получить наследство, внезапно обзаведясь богатой родственницей за океаном, которую настигнет не мене внезапная и скоропостижная смерть. И это почти так же вероятно, как сверхъестественная способность сдавать отчёт налоговой инспекции с первого единственного раза!

Через полчаса я была вспотевшая, уставшая и раздраконенная. Но мои усилия всё-таки не пропали даром и я упаковала любимое чадо в лёгкий летний комбинезон, носочки, сандалики и футболку. Сверху повязала чёрную бандану с весёлыми смайликами, погрозив мелкой кулаком, когда та попыталась её стянуть. Марья насупилась, но кивнула, громко топая в сторону коридора.

Где и уселась на пуфик, болтая ногами в воздухе. Как бы невзначай напоминая, что у родительницы есть минут пять, прежде, чем чадо заскучает окончательно и пойдёт донимать кота повторно. Тот как раз, на свою беду, выполз-таки из ванной комнаты.

— Киса!

— Манюнь, оставь кота в покое! — прыгая на одной ноге, я пыталась одновременно влезть в джинсы и отловить разошедшуюся парочку. Получалось так себе…

Но спустя ещё минут пять я всё-таки сумела натянуть линялые, драные, местами, джинсы, футболку с символикой любимой рок-группы и переплести волосы в очередную косу. И засунув подмышку папку с бумагами, подхватила ребёнка на руки, пнула мешающегося кота и захлопнула ногой дверь, зажав связку с ключами в зубах. Маня снова смеялась, Кошмар верещал за дверью.

А я прыжками, через две ступеньки неслась вниз, со второго этажа, молясь про себя всем богам, что бы они, силы эти Высшие, смилостивились надо мной и не дали попасть в пробку.

Небольшой дэо-матиз, насыщенного апельсинового цвета, приветливо мигнул фарами в ответ на щелчок брелока-сигнализации. Усадив ребёнка в детское кресло на заднем сидении, пристегнула Маню ремнями, чмокнула её в нос и уселась за руль. Папка улеглась на сиденье рядом, и коротко вздохнув, я завела двигатель, плавно выезжая со двора.

— Му-ку! — протянула Марья, болтая ногами.

— Музыку? — выехав на центральную улицу, остановилась на светофоре и повернулась к мелкой. — Какую музыку, Ваше Царское Величество?

— Фиоле-е-е… — запнувшись, малышка вздохнула и раздельно и очень чётко выговорила. — Фи-о-ле-то-во-чёр-ный! Муку!

— Ну, ваше желание для меня закон, царевишна, — тихо фыркнув, нашла нужный трек на флешке и поправила регулятор громкости, когда в салоне раздались первые отзвуки знакомой с детства мелодии.

Кто бы мог подумать, что моя мелочь тоже полюбит группу «Пикник»? Я при ней свои музыкальные вкусы не сильно афишировала, а вот стоило дочери услышать один раз в машине именно эту песню — всё. Только под неё и едем всегда.

— Видно дьявол тебя целовал… — напевая себе под нос, я лавировала в потоке машин, подбираясь к зданию федеральной налоговой службы. — В красный рот, тихо плавясь от зноя… И лица беспокойный овал…

— Ладил балхатной, тёмной лукою! — громко допела дочь и захлопала в ладоши, радостно улыбаясь во все свои немногочисленные зубы. — Ищё!

— Если можешь — беги, рассекая круги… Только чувствуй себя обречённой! — мелкая в ноты не попадала, но усиленно и старательно подпевала как мне, так и солисту группы. — Стоит солнцу зайти, вот и я… Стану вмиг фиолетово-чёрным!

— Фио-ле-то-во-чёр-ным! — снова очень чётко, по слогам проговорила Марья и счастливо засмеялась.

Таким образом, мы и добрались до центра города, где в большом девятиэтажном здании располагалось пресловутая налоговая служба, решившая во имя Святого Калькулятора провести проверку нашего маленького магазинчика. Именно сюда, к одиннадцати ноль-ноль мне и требовалось прибыть сегодня, с бухгалтерскими документами за последние полгода.

И это вместо того, что бы провести весь день с любимым чадом, используя выдавшийся в кои-то веки выходной на всю катушку. Увы, мечты-мечты, где ваша сладость?

Вздохнув ещё раз, я выбралась из машины. Потянувшись до хруста в пояснице, взлохматила чёлку, после чего полезла за Манькой. Дитё машину покидать категорично не желало. Она сопротивлялась, цеплялась пальцами за передние сиденья, возмущённо сопела и мотала головой. Только вот не смотря на упрямство, одинаково сильное, что у меня, что у дочери, победил опыт в моём лице.