– Даниэле выбросил свою клеенку. Он говорит, что она ему больше не нужна, – прошептал Лука на ухо отцу перед тем, как уснуть.

– Спасибо за столь приятную новость, – ответил Андреа, целуя сынишку.

Засыпая, он подумал, что этой новостью хорошо бы поделиться с женой.

5

Три аккорда на гитаре и рыдающее соло певицы Кармен Амор, королевы фламенко, завершили последнюю «севильяну». Публика, заполнившая театр, разразилась аплодисментами.

Первые солисты, Карлос Санлюкар и Лючия Донелли, вышли на поклон рука об руку. Они тяжело дышали, но их улыбки светились счастьем. Из партера полетели цветы, зрители – в основном родственники и друзья танцоров – громко скандировали имена своих любимцев и кричали по-испански «Ола!». Лючия различила маленького Луку, сидевшего на плечах у старшего брата. Даниэле хлопал и во все горло выкрикивал имя сестры. Она и Карлос грациозно повели руками в стороны, приглашая зрителей поприветствовать кордебалет, застывший у них за спиной.

Лючия продолжала улыбаться, отыскивая взглядом дорогие ей лица. Ее отец метнул на сцену букет мелких белых розочек. Она ловко поймала его рукой. Пришли кузены Пеннизи, пришла София, забывшая по такому случаю о своей обычной сдержанности: она бешено аплодировала и громко выкрикивала имя Лючии. Ее друг Роберто Традати выражал свой восторг свистом. Ее подруги и товарищи по школе хором кричали: «Браво, Лючия!» Не было только Пенелопы. Еще перед началом спектакля в уборную Лючии доставили огромный букет лилий с запиской: «Всем сердцем я с тобой. Мама». Лючия «на счастье» засунула карточку за пояс алого костюма гитаны. Она погляделась в зеркало и убедилась, что все безупречно.

Грим был наложен очень умело, волосы собраны на затылке красивым испанским узлом и украшены красной шелковой розой. В свой танец Лючия вложила темперамент, страсть и томность настоящей гитаны.

– Я люблю тебя, – шепнул ей Карлос Санлюкар, ее красавец-учитель, выступавший вместе с ней.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она в ответ, продолжая улыбаться публике.

Лючия говорила правду. Карлос держался как настоящий идальго из старинных преданий. Его сумрачный взгляд, подобный углям, тлеющим под пеплом, пронзил ее при первой же встрече в октябре прошлого года, когда она записалась на четвертый курс танцевальной школы. Учительница, преподававшая ей раньше, вернулась в Испанию, а вместо нее приехал Карлос. Он был молод, с лицом цыгана и смеющимся голосом, а на Лючию смотрел как на редкий цветок.

– Ну-ка покажи мне, что ты уже умеешь делать, – попросил он Лючию при первой встрече.

Лючия с легкостью выполнила несколько фигур фанданго.

– Ты имеешь большой вкус к танцу, – одобрительно заметил он, выражаясь в той причудливой цветистой манере, которая, как потом выяснилось, была неотделима от его испанского акцента. – У тебя хорошая осанка, очень сценичная. У тебя есть темперамент… и прекрасная внешность, – добавил Карлос, понизив голос, словно говорил сам с собой.

Лючия вспыхнула, прочитав в глазах молодого, неотразимо красивого испанца желание прикоснуться к ней. Пенелопа, сопровождавшая дочь, поспешила вмешаться:

– Да, у моей дочери прекрасная внешность, как вы говорите, к тому же она очень прилежная ученица. Но танцы для нее – занятие абсолютно второстепенное. А меня в первую очередь интересует, не повысилась ли плата за обучение.

Лючия ущипнула ее за локоть и прошипела:

– Я тебя ненавижу.

Карлос одарил Пенелопу обворожительной улыбкой.

– Об этом, синьора Донелли, вам следует справиться и приемной. Лично я надеюсь, что ее повысили: тогда я смогу больше зарабатывать.

– Новый учитель показался мне чересчур бойким, если не сказать, нахальным, – заметила Пенелопа по дороге домой.

– Ну почему ты не можешь помолчать хоть иногда? – накинулась на нее Лючия. – Почему ты вечно возникаешь, когда мне кто-то нравится?

– Мать всегда защищает своих детей, – объяснила Пенелопа.

– Он же на меня не нападал!

– Он поступил еще хуже. Он тебя очаровал.

– Я люблю Роберто. А тебя терпеть не могу. Ты невыносима, особенно когда тебе приходят в голову разные дурацкие мысли.

– Ты навела меня на эти мысли. Этот твой румянец, потупленные глазки и все остальное. Возможно, я ошибаюсь.

Но ее мать не ошиблась, она все поняла верно. Время шло, недели складывались в месяцы, а Лючия все больше влюблялась в Карлоса. У нее были причины полагать, что он отвечает на ее чувство, хотя как преподаватель он был неумолимо требователен.

Роберто был мягок, нежен, уступчив и всегда готов услужить. Карлос был строг, напорист, безжалостен. Но по окончании каждого урока, когда она совсем выбивалась из сил, он ей улыбался, шутливо щелкал ее по носу и говорил: «Ты бесподобна, Лючия. Просто бесподобна». И она таяла, как снег на солнце.

Она ревниво скрывала свои чувства от окружающих и продолжала твердить, что встречается с Роберто и больше ни с кем. За несколько недель до выпускного концерта Карлос последовал за ней после урока.

– В июне я вернусь в Барселону, – сказал он.

– Ты хочешь сказать, что на будущий год не приедешь? – разочарованно спросила Лючия.

– Ты могла бы поехать со мной.

Они вместе вышли из школьного здания на Таможенную улицу, и он потащил ее за собой к Соборной площади.

– С какой стати я должна с тобой ехать?

– Я хочу и дальше танцевать с тобой. И ты тоже хочешь, – ответил он, обнимая ее за плечи.

Они были красивой парой, прохожие восхищенно оборачивались на них.

– Как уже сказала тебе моя мать, танец для меня – занятие абсолютно второстепенное. – С сильно бьющимся сердцем, идя наперекор самой себе, Лючия испытывала на прочность свою способность к сопротивлению.

– Но я тебя люблю. И ты тоже меня любишь, – прошептал Карлос, склонившись к лицу девушки и словно собираясь ее поцеловать. Она закрыла глаза, но получила лишь привычный шутливый щелчок по носу.

Лючия пожалела о своей минутной слабости.

– В моем возрасте нетрудно попасть в ловушку, расставленную двадцатидевятилетним мужчиной, особенно если его имя Карлос Санлюкар и он божественный танцор, излучающий тонны обаяния, – твердо отрезала девушка. Освободившись от его объятий, она добавила: – И я вовсе не уверена, что люблю тебя. Скорее всего это просто увлечение. Мне нравится твой голос, улыбка, взгляд. Наверное, мне бы понравилось, если бы ты меня поцеловал… Но это не любовь. Понимаешь?

– Это страсть, драгоценнейшая моя Лючия, – поправил ее Карлос с улыбкой, способной сорвать аплодисменты.

В ответ Лючия совершенно по-детски состроила ему гримаску.

– Увидимся в субботу на занятиях, – бросила она через плечо и бегом направилась к станции метро.

И вот концерт состоялся. Он прошел с триумфальным успехом. Когда участники стали расходиться по своим грим-уборным, Карлос подхватил ее под руку и втолкнул в свою комнатку.

– Через два дня я уезжаю в Барселону, – сказал он.

– Я знаю, – кивнула Лючия.

Карлос расстегнул висевшую у него на шее тоненькую золотую цепочку с греческим крестиком.

– Я ношу ее с детства. Мой отец эмигрировал в Аргентину и послал мне ее на первое причастие. Я хочу подарить ее тебе, – объяснил он, застегивая цепочку у нее на шее.

– Зачем? – дрожащим голосом спросила Лючия.

– Ты моя лучшая ученица, – шепнул в ответ Карлос. Обхватив ладонями лицо девушки, он поцеловал ее в губы долгим и страстным поцелуем. Лючия почувствовала ком в горле, ее глаза наполнились слезами. Если бы в эту минуту Карлос сказал ей: «Поедем со мной», она последовала бы за ним. Вместо этого он сказал:

– Через две недели заканчивается учебный год. Можешь приехать ко мне, если захочешь. Я буду тебя ждать.

Лючия медленно открыла дверь его грим-уборной и вышла в коридор, гудевший голосами ее усталых и все еще взволнованных подруг. Пройдя к себе, она переоделась и вышла из театра. Во дворе ее встретили аплодисментами члены семьи. Роберто обнял ее, тетя София поцеловала в лоб, оставив на нем след помады, отец восторженно улыбался ей, Лука и Даниэле смотрели на нее с обожанием.

– Давайте вернемся домой, – сказала она. – Я устала.

– Эх, если бы мама тебя видела! – шепнул ей Даниэле.

– Я ей позвоню, – ответила Лючия, садясь в машину. Оставшись наконец одна в своей комнате, она немедленно позвонила Пенелопе.

– Спасибо за чудесные цветы, что ты мне послала, – начала Лючия.

– Что-то не так? – встревожилась ее мать, тотчас же уловив фальшь в голосе дочери.

– Карлос меня поцеловал, а я заплакала, – сразу призналась Лючия.

Пенелопа промолчала, ожидая продолжения.

– Пока он меня целовал, я видела все цвета радуги. Он предложил, чтобы я приехала к нему в Испанию, когда школа кончится.

– Твой парень это знает? – спросила мать.

– Он не должен знать! Я люблю Роберто. Если я ему скажу, что люблю и Карлоса тоже, он не поймет. Просто не знаю, что делать!

И опять Пенелопа не ответила. Она тоже любила двух мужчин. Ей пришлось отказаться от Мортимера, и она до сих пор от этого страдала. Ей хотелось сказать: «Забудь об этом танцовщике», но она не была уверена, что дочери в данном случае пригодится разумный совет. Чувства, привязанности, сердечные порывы должны следовать своим путем, не слушая разума.

– Так что же мне делать? – напрямую спросила Лючия.

– Ты хотела бы поехать вслед за Карлосом, но не хочешь потерять Роберто. Это твоя проблема, и никто не решит ее за тебя, – ответила наконец Пенелопа.

В глубине души, если бы это зависело от нее, она предпочла бы, чтобы Лючия крепче держалась за своего верного поклонника. Пенелопа его знала, ценила его порядочность и честность. Она бы с ума сошла от беспокойства, если бы ее дочь решила уехать к танцовщику. Об этом испанце (мысленно она называла его цыганом) Пенелопа ничего не знала и боялась, что он просто хочет позабавиться с девочкой из приличной семьи.