– Идите, – разрешила я, – раз уж нет. Но если завтра хоть одно будет!..

– Всегда готова, – козырнула мне почтальонша и спросила: – Сколько?

– Не обидим!

– Тогда я пошла?

Я толкнула Давыдова в бок. Он ничего не понял! Пришлось мне сказать ему на ухо, что Капитолина ждет благодарности. Только после этого он полез в бумажник и достал купюру. Стыдоба какая! Я, такая честная и порядочная девушка, подкупаю сельского почтальона, которому за доставку одной газеты платят меньше копейки! Мама дорогая, до чего я дожила?!

До искренних отношений с возможно любимым человеком!

Возможно, до искренних отношений… с любимым мужчиной, ради которого я готова свернуть горы, а уж найти ему какое-то письмо – легче легкого!

– Не понял, – сказал мне Давыдов, когда пальто Капитолины с полосатым хвостом скрылись из виду. – При чем здесь почта?

– Пока еще не придумали другой организации, которая доставляет бумажную корреспонденцию, – хмыкнула я.

– Ты думаешь, – прищурился он, – что…

– Да, я иногда делаю это в ущерб остальным чувствам. Я думаю, что твой отец, явно человек сообразительный и находчивый, спрятал письмо не в зданиях и сооружениях, а приказал его послать по почте как раз во время вашей с Фаиной трогательной семейной встречи. Так что не ищи его, а жди со дня на день!

– Ты считаешь, что мой отец мог доверить бесценную бумагу российской почте?! Тогда ты просто бредишь!

– Ну, во-первых, не кричи на меня. Во-вторых, не веришь, иди, ищи. И в-третьих, наша почта не такая страшная, как о ней говорят. Видишь, какие хорошие почтальоны там работают! Еле подкупили!

– Мой отец – сообразительный и находчивый игрок…

– Это игра, Артур. Это игра! Как же ты не поймешь, что он решил отдать поместье самому сообразительному и находчивому?! Слушай, Арчи, а ты, случайно, не игрок? Может быть, я зря тебе помогаю? Ты найдешь письмо, получишь поместье и спустишь его с молотка!

– У меня нет такой привычки, – нахмурился Давыдов. – И вообще, я тебе не верю. Мой отец не мог так поступить с раритетной вещью. Он спрятал ее где-то в доме или здесь. В доме ищет Фаина, здесь я. Довольно честное распределение, не находишь?

– Я не нахожу, это ты ищи.

– И найду! – разозлился Давыдов, словно я отказалась от первой брачной ночи.

Развернулся и пошел в домик.


Я сидела и пила божественный нектар, так, во всяком случае, было написано на этикетке напитка, найденного мною в холодильнике. А Давыдов упорно искал раритетное письмо, категорически отвергая теорию о том, что раз оно письмо, то должно посылаться по почте. Логика вполне понятная. Кстати, пока он искал, небо потемнело, и где-то поблизости завыла пурга. Я решила, что нам лучше помириться, мало ли что. Если придется сидеть в охотничьем домике весь вечер и всю ночь, то лучше это делать миролюбиво.

– Пить хочешь, Арчи?

– Не зови меня так! – раздался голос из подпола.

Я пыталась объяснить Давыдову, что бумаги нормальные люди там не хранят, листки там отсыревают. Я это еще от бабушки знала. Но он ответил, что его отец никогда не был нормальным, иначе бы на Фаине не женился, и продолжил свои поиски. Остальная часть домика уже была исследована им вдоль и поперек. Я боялась, что мы опоздаем к ужину и мачеха что-то заподозрит. Хотя она должна была понимать, что и ее пасынок вовсю ищет драгоценное письмо. Но если бы он мне не признался, я бы вряд ли сообразила что тут к чему. Конечно, мне-то в наследство целое поместье никто не оставлял! Ему, правда, тоже.

– Ничего нет! – раздосадованно выкрикнул Давыдов, и из отверстия показалась его всклоченная голова.

– Ба-бах! – прогремело в лесу, словно подтверждая его слова.

– Ничего, – я должна была поддержать близкого человека в трудную минуту, – в следующий раз что-нибудь найдешь.

– Мне не нужно что-нибудь, – поморщился тот и собрался вылезать.

И тут хлопнула дверь. Входная дверь хлопнула, и сразу раздались голоса.

– Кхе, кхе, кхе…

– Вы неправильно меня поняли, Степан Терентьевич…

– Фаина! – обомлела я. – Что делать?!

И молнией метнулась в подпол к Давыдову, прыгнув ему в прямом смысле слова на голову.

– С ума сошла?! – возмутился он.

Я попыталась прикрыть его губы поцелуем, но мне почему-то попался его нос. С досады я укусила нос.

– Больно ж-ж-же, – прошипел Давыдов и свалился вниз вместе со мной.

– Вы не так меня поняли, Степан Терентьевич…

Голос Фаины приближался, и явно вместе с телом!

Давыдов вскочил на ноги, ударился головой о потолок-пол, подпол был довольно невысоким, и чертыхнулся.

– Тише, тише, быстрей, быстрей, – говорила я ему, пока он закрывал люк.

Наконец-то, как мне показалось, это длилось целую вечность, он справился.

В кромешной темноте мы ударились друг о друга лбами, издав глухой, но торжественный звук, и сели рядом.

– Фаина там, – сказал мне Давыдов.

– Я слышала. Она обращалась к своему жениху Дуло. Ой, а если они пришли сюда, чтобы заняться любовью?! Как-то нехорошо быть лишними свидетелями.

– Нормальные люди, – Давыдов сделал ударение на нормальности людей, – занимаются этим в своих спальнях.

– В других местах, – не согласилась я с ним, – напротив, гораздо интереснее.

– Видимо, у тебя большой опыт по этой части, – ехидно заметил он.

– Вовсе нет, я просто умею фантазировать.

– Не представляю, чтобы это умела делать Фаина.

– Ага, – согласилась я, – она кажется мне таким сухарем!

Спорить с Артуром, сидя плечом к плечу в сыром и тесном помещении, не хотелось. Наоборот, моя фантазия начинала двигаться в сторону более тесных отношений. Не прижаться ли мне к нему, списав все на страх перед его мачехой… С другой стороны, а чего мне ее бояться?

– А почему мы ее боимся? – прорвалось мое любопытство.

– Мы? – удивился Давыдов. – Я собирался вылезать, когда ты свалилась на меня с криком ужаса. Я подумал, что ты увидела привидение. А это всего лишь Фаина…

– Дорогая! – над нами прогремел голос Дуло. – Я вновь у твоих ног!

– Брям-с! – и над нашими головами словно кто-то уронил мешок с куриными костями.

– Не можем же мы вылезти в такой ответственный для Степана Терентьевича момент, – прошептала я на ухо Давыдову.

– Почему? – удивился он.

Вот бесчувственный чурбан!

– Он объясняется твоей мачехе в любви, – предположила я.

– Раз он ее жених, – резонно заметил Давыдов, – то объяснился ей раньше.

– Тогда она на что-то обиделась, и он повторяет свои клятвы.

– Очень хорошо, если он не успеет поклясться этой мегере…

– Нет! Мы не должны мешать влюбленным, Артур!

– Тише, не кричи.

– Я говорю шепотом.

– Ты кричишь шепотом. Прямо мне в ухо. Боюсь, мою барабанную перепонку уже сдуло.

– Господин Дуло, – раздался ледяной голос Фаины Борисовны прямо над люком, – разве я вам не доходчиво объяснила? Между нами ничего не может быть общего. Ничего.

– Точно, поругались, – прошептала я.

– Но как же так, дорогая Фаина Борисовна, – пролепетал тот. – Я надеялся…

– Вы зря надеялись.

– Вы были так добры, и я посмел подумать…

– Зря посмели.

– Разве я мог предположить…

– Зря предположили… Я люблю и всегда любила только одного мужчину – своего супруга… И знаете что, Степан Терентьевич? Я не хочу больше говорить об этом. Посмотрите лучше, в каком состоянии охотничий дом!

– Да, крыша подтекает…

– Мне плевать на крышу! Посмотрите, здесь все перевернуто вверх дном!

Ага. Я же говорила Давыдову, что убирать за ним не собираюсь, не настоящая жена, между прочим, чтобы горбатиться… Но какова мачеха! Говорит, что всю жизнь любила только одного своего супруга? Это кого же, интересно? У! Это Давыдова! Не моего, а его отца. Другого Давыдова. Сильно, ничего не скажешь.

– Они здесь были! – заявила Фаина. – Он здесь уже искал!

– А смысл? – сказала Дуло. – Мы все равно его опередили.

– Смысл в том, – гремел голос мачехи Давыдова, – что он мне соврал! Сказал, что приехал всего лишь для того, чтобы увидеться со мной.

– Сказал так, – прошептал Давыдов, оправдываясь. – Для того чтобы усыпить ее бдительность.

– И вы поверили, дорогая?!

– Я никому и ничему не верю!

– Железная тетка, – прошептала я.

– Он весь в своего отца. Тот тоже порядочностью не отличался…

– Ах ты, стерва, – засопел Давыдов, сжимая кулаки.

– Мог бы оставить все мне, – продолжала тем временем Фаина, даже не предполагая, что на самом деле у нее гораздо больше слушателей, чем ей кажется. – Вместо благодарности за то, что я отдала ему лучшие годы жизни, он затеял возню с письмом! Итак, что мы имеем?

– Ничего, любезная моя, – поддакнул Дуло.

– Не ваша, – возмутилась Фаина.

– А чья? – заинтересовалась я. Конечно, шепотом обращаясь к Давыдову.

– Ничего, – вздохнула Фаина. – В доме письма нет, в охотничьем домике тоже нет. Беседку мы разобрали и собрали заново. В бане перебрали каждое бревно. Осталась конюшня.

– Конюшня, – прошептал Давыдов. – Точно! Как я мог про нее забыть.

Я представила, как он ищет в стойлах ценный листок бумаги, и усмехнулась. Странные люди, ничего не понимают в поисках сокровищ.

Судя по всему, Дуло был со мной солидарен.

– Может быть, дорогая, все-таки наймем профессионального сыщика?

– Профессионального?! Чтобы он нашел и прикарманил все себе?! Вы в своем уме, Дуло?! Письмо дает право любому стать хозяином поместья. Любому! Даже вам, если вы меня предадите.

– Никогда! – пламенно пообещал тот.

Раздался чмок – Степан Терентьевич целовал ручку невесты. Впрочем, они вроде поругались. Или я ничего не поняла.

– Пурга кончилась, – сказала Фаина и застучала каблуками к выходу.

– Подождите, дорогая, – побежал за ней следом Дуло. – Я закрою вас от непогоды своим бренным телом!