— Милая девочка, не обращай внимания на эти глупости. Ты же понимаешь, что эти глубокомысленные и непонятные заявления — всего лишь антураж. Мы с тобой никогда не расстанемся, всегда будем вместе. Пойдем лучше напоследок прогуляемся в ближайшую деревушку.

Солнце уже опустилось за деревья, жара отступила. Дышать стало легче. Прошлись главной торговой улицей. Перед магазинами рядами выстроились лотки с разной мелочью. На прилавках было все, что могло напомнить паломникам о великом Сатье: фотографии, буклеты, брелоки с его изображением. Тут же лежали-вполне современные предметы: лазерные диски и кассеты с записями Бога-человека. Глеб равнодушно взирал на пиршество ритуальных сувениров, однако купил для рекламных целей несколько буклетов и диск. У Иветты был лучший сувенир в мире — божественный шарф, соединивший ее с Глебом. Еще она купила четки, о которых давно мечтала. Они прошли еще квартал и почувствовали, что проголодались К их услугам был торговец соевыми лепешками.

Иветта съела их всухомятку, так как плохо переносила острые соусы местного приготовления, зато Глеб навернул за двоих. Торговец даже наполнил ему маленький стаканчик, который каждый паломник носил с собой. Глеб с наслаждением макал в соус чуть подгорелые лепешки и только кряхтел от жгучего перца. Затем они отыскали волшебное дерево томарин, имеющее здесь репутацию исполнителя желаний. На ветвях трепыхалось множество белых листочков с просьбами. Глеб вырвал из блокнота лист и предложил Иветте записать одно желание на двоих: «Хотим исполнения всех желаний!» Иветту развеселила хитрость Глеба: «Ты прямо как старуха из сказки о рыбаке и рыбке. Та тоже хотела всего. Давай что-нибудь поскромнее: „Быть вместе и любить друг друга“. Глеб записал слова Иветты и наткнул бумажку на веточку. Русские буквы зашелестели среди латинских, арабских и японских знаков. Ветер считывал информацию, содержащую просьбы о счастье, любви и здоровье, и передавал ее Небу и Богу.

* * *

Обратный путь был сопряжен с разными неурядицами. Сначала не вовремя подали автобус, затем группа опоздала к поезду, но главная неприятность случилась уже в вагоне: у Глеба начались проблемы с желудком. Иветта уже готовилась сойти с ним и нервно перебирала четки так, как ее научили в ашраме: смыкая большой и указательный палец через каждую бусину. Указательный палец — символ себялюбия, а большой — Бога. Движение пальцев было призвано установить контроль над желаниями. У Иветты желание было одно: обнять Глеба, прижать к себе, избавить от страданий. Однако ему требовалось другое лечение. К счастью, у руководителя группы оказались сильнодействующие таблетки против инфекций, и Глеб глотал их горстями.

Глеб связывал свою хворь с тем самым соусом, но паломники в один голос утверждали, что это не так. Это учитель наслал испытания, говорили они, чтобы Глеб избавился от заблуждений и осознал истину. И он избавился и осознал. Спустя сутки лекарство все же подействовало, и Глеб почувствовал себя лучше. Он лежал на нижней полке, бледный, с испариной на лбу, испытывая полнейшую слабость и небывалое чувство покоя. За окном поезда едва брезжил рассвет, размывая фиолетовую синь неба. «Ответ придет на утренней заре», — смеясь, напомнили Глебу попутчики. Полный покой и безмятежное счастье — обратная, сторона любой беды! Счастье — отсутствие несчастья. Однако не слишком ли разнородные понятия свели воедино доверчивые паломники: физическое недомогание и полет мысли?

12

Летний сад просыпался от зимней спячки. Снег на дорожках уже растаял. На беременных почками ветвях старых деревьев уже чирикали прилетевшие скворцы, влажный воздух пьянил обещаниями новых надежд. Однако ноги гуляющих еще вязли в мокром месиве едва оттаявших песка и земли, потому и гулять в это время года здесь не полагалось. Ажурные чугунные ворота были заперты, на них висела табличка: «Сад закрыт на просушку». Но жители близлежащих домов нарушали запрет, проникая в сад через служебную калитку. Иветта и Глеб были среди редких нарушителей. Первая совместная весна входила в их жизнь, но характер ее предстояло понять позже.

Античные фигуры еще прятались под зимними ящиками, и только бронзовый памятник баснописцу Крылову был открыт взгляду. Знакомый с детства «дедушка» восседал на массивном постаменте, причудливо облепленном персонажами басен: мартышками, козлами, слонами и прочими тварями. Казалось, что ваятель Петровской эпохи, знаменитый Клодт, позаимствовал идеи у модного ныне Зураба Церетели — только отстал в масштабности. Иветта с Глебом обошли памятник, вспоминая вызубренные с детства басни. Все они разоблачали человеческую натуру. Это было смешно и грустно одновременно. Вдруг навстречу им выбежала маленькая собачонка: впалые бока, выдранный у задней ляжки клок шерсти, настороженный взгляд.

— А вот и Моська собственной персоной! — пошутил Глеб.

— Моська? Но та была злючка, а эта бедняжка дрожит от голода и холода.

Иветта вспомнила о корочке хлеба, прихваченной для птиц. Она вынула горбушку и протянула собачонке:

— Моська, Моська, на!

У собаки уже появилось имя — первый признак заботы о ней. Моська еще боялась поверить людям и стояла в отдалении, опасливо виляя хвостом, но вот голод пересилил, и она приблизилась к Иветте. Хлеб исчез в ее пасти почти мгновенно.

Иветта с Глебом продолжили прогулку, а Моська не отставала от них, бежала позади. Между тем разговор перешел на серьезные темы. Глеб рассказал о делах на работе. Владимир был доволен результатом поездки в Индию: Глеб сумел заключить выгодные договоры в ашраме от имени фирмы «Одинокие журавли», забронировал для паломников места в гостинице, не говоря уже о привезенных им сувенирах, годных для учебных пособий. Пошли в ход и дневники Иветты. А сейчас психологический клуб открыл набор в группу «Карма и ваши перевоплощения». Вначале курс лекций, в заключение — поездка в ашрам. От желающих не было отбоя. Глеб исправно получал свою долю от полученных фирмой доходов и искал новых клиентов, давая рекламу и обзванивая учебные заведения гуманитарного профиля. Гуманитарии быстрее склонялись к разного рода эзотерическим доктринам. Однако организаторская деятельность ему не по душе, пожаловался он Иветте. Глебу нужна была творческая работа.

— Ты всегда рвешься к новому. Что на этот раз? — Иветта с легкой улыбкой посмотрела на любимого.

— Я уже говорил тебе, что хочу заняться компьютерной графикой. Художник должен хорошо рисовать на компьютере, чувствовать пространственную геометрию и знать, на какие нажимать кнопки. И не зря же я когда-то поступал на физический факультет! Меня влечет к технике и точным наукам. Поэтому я уже записался на курсы.

Иветта одобрила решение Глеба, как одобряла его во всем. Сама она после поездки в Индию совершенно отстранилась от реальной жизни. Покупала в магазине восточных товаров какие-то пирамидки, свечи, благовония и украшала их с Глебом спальню. Поиски работы она прекратила, полагаясь на авось. Поездка в ашрам завершила переворот в ее душе, начало которому было положено на курсах психологии. Необоснованные страхи ушли окончательно, уступив место смирению — но не унынию! — перед судьбой. Иветта с благодарностью принимала все, что несла ей жизнь.

Глеба пассивность Иветты беспокоила мало. Он теперь имел неплохие деньги и считал, что женщина имеет право не работать, если у нее есть возможность. Он и сам был не очень прилежен, работал по настроению, урывками. Однако в личной жизни вдруг захотелось стабильности. До сих пор он не придавал значения связям с женщинами — с легкостью сходился и без печали расставался. Но теперь интуиция подсказывала, что он может потерять Иветту, если не скрепит отношения браком. А терять ее не хотелось! В Иветте были те постоянство и глубина, которых так не хватало ему самому. А еще искорка таланта, позволяющего ей понимать его сложную натуру, поиски и метания, не осуждая их.

Они подошли к боковой границе сада — низенькой решетке, ограждающей полноводную Фонтанку. Остановились, посмотрели на воду: она почти освободилась ото льда. Иветта вдруг высказала сожаление, что в саду теперь даже летом нет фонтанов. Фонтанов, давших название реке, которая в далеком прошлом поила их…

— Да, — согласился Глеб, — жаль. И не только фонтаны исчезли. Ты представляешь, каким был этот сад при Петре?

— Примерно.

— А я могу тебе точно сказать. Это же была царская резиденция, визитная карточка новой России. Сад тогда выходил к самой Неве, знаменитой ограды не было, проезжей части тоже. Зато при входе стояла красивейшая галерея. Во время петровских ассамблей там столы с яствами устанавливались. А знаешь, что было на этом месте, где мы сейчас стоим?

Иветта помотала головой.

— Первостатейный грот: стены отделали туфом, перламутром, разноцветными камнями. В нишах стояли бюсты и статуи, и все в оригинале. Нынче-то на аллеях сплошь копии, да и павильоны почти не сохранились.

— Все прекрасное в этом мире исчезает, — меланхолически заметила Иветта.

— В данном случае причина очевидна: наводнения дважды полностью разрушали сад.

Иветта оживилась:

— А помнишь? Джон говорил, что наводнение — символ бурных чувств и страсти. — И тут же, повернувшись к Глебу, игриво прошептала: — Моя река тоже выходит из берегов и грозит разрушить остатки моего садика.

Глеб снисходительно улыбнулся, наклонился к лицу Иветты, и их губы соприкоснулись. Играя языками, любовники долго не размыкали их.

Казалось бы, зачем целоваться в саду, если есть общая крыша над головой? Но поцелуи над рекой всегда имеют другой вкус, чем в душной квартире. Наконец они, задохнувшись, разъединились. И Глеб тут же использовал язык по другому назначению:

— Иветта, милая, давай скрепим наши отношения печатью ЗАГСа. Мы уже проверили друг друга. Наша любовь крепкая и настоящая. Что нам еще ждать?

— Ты меня удивляешь, Глебушка. Нам ведь и так хорошо вдвоем. И Сатья нас уже обвенчал по-восточному. Что еще надо? Не будем ничего портить.