И теперь смотрела на бывшего мужа с неизменным надменно-вежливым выражением лица, видя насквозь фальшивые утверждения о беспокойстве о жизни бывшей жены и малолетнего сына, которыми тот делился с ее родителями, и понимала, что он просто дерьмовый, бездушный человек. Был когда-то нормальным, в меру расчетливым и в меру наделенным добротой мужчиной, наверняка любил ее и совершенно определенно любил своих детей, но со временем, обрастая капиталами, связями, провернутыми сделками и поднимаясь все выше по социальной лестнице, стал расчетливым, недобрым, циничным мужиком, обремененным властью и деньгами.

Неинтересным, пустым, надменным козлом с чрезмерно завышенной самооценкой, считающим себя недосягаемой величиной. Марианна смотрела на него, слушала его голос, насыщенный надменно-поучающими нотками, и недоумевала, как могла столько лет не понимать и не замечать его истинной, настоящей сути?

Слушайте, вот кто бы объяснил, как они такими становятся, а?

Ведь были же нормальные мужики, со здоровыми амбициями, целями и устремлениями, да, не всегда законопослушные, но азартные в своих делах, в жизни, в бизнесе, умели искренне и честно любить своих жен и детей, делать что-то во имя и для своих семей, помимо собственной реализации. И как, в какой момент они превращаются вот в этих недосягаемо великих членов? А?

Ладно, хрен бы с ними, с попытками понять сии метаморфозы личности. Марианне сейчас было куда как важней ни словом, ни жестом, ни намеком не показать своего изменившегося отношения к бывшему мужу, хотя бы потому, что тот начал практически прямым текстом угрожать забрать сына.

Восторженный, возбужденный приездом отца Кирюшка демонстрировал тому все свои немалые достижения – показал, как наловчился играть в компьютерную развивающую игру, подаренную дядей Яном, и как замечательно освоил ножной тренажер, удерживая равновесие и гоняя по выемкам железный шарик. Ну не так чтобы и очень гоняя, но он еще обязательно научится, а еще он вот так уже почти правильно пишет в тетради, а еще он…

– А что, Кирюш, – спрашивал Константин у сына, усаживая того к себе на колени, – поедем со мной в наш старый дом, а? Вот прямо сейчас?

– Зачем? – спрашивал, мгновенно насторожившись, ребенок.

– Как зачем? – дивился папа. – Поживешь со мной. У тебя же там своя комната и полно игрушек, и развивающие тренажеры мы тебе купим получше этих. Ну что, поедем? – тоном уже решенного вопроса спрашивал он сына.

– С мамой вместе? – спрашивал в ответ Кирилл.

– Нет, мама поживет отдельно, отдохнет от тебя, – разъяснял ребенку отец.

– Маме совершенно незачем отдыхать от сына, поскольку она не устает от него никогда, – напомнила о своем присутствии Марианна.

– Неважно, что будет делать мама, главное, мы с тобой побудем вместе. Погуляем, может, слетаем в Диснейленд. – Константин посмотрел многозначительным взглядом на Марианну поверх головы сына, намекая на то, что легко и без затей может в любой момент увезти ребенка из страны.

– А Ирэна эта там будет? – спросил Кирюшка.

– Ну-у-у, – протянул Кирт, – будет, конечно, она же живет в этом доме. – И добавил совсем уж откровенно фальшиво: – Она будет очень рада тебе, вы же давно не виделись.

– Не, пап, – крутил головой Кирилл, – я не очень буду рад и общаться с ней не хочу. Мне тут очень хорошо, мы гуляем, спортом с мамой и дедом занимаемся, а еще дядя Ян меня играть учит.

– Дядя Ян, значит, – произнес предупреждающе-холодным тоном Кирт, вновь посмотрев на Марианну выразительным взглядом.

– Ну да, – не заметил повисшего между взрослыми напряжения малыш, продолжая делиться с отцом всеми своими важными новостями, – дядя Ян мой друг. Он спас Бармалея. Приманил его телятиной, поймал и спас. Теперь я с ним дружу.

– Прошу к столу, – пригласила широким жестом Елена Александровна, вместе с мужем торопливо накрывавшая стол к чаю, пока папаша общался с ребенком, продавливая психологически его мать. – Ничего особенного, мы гостей не ждали, но чем, как говорится, богаты.

– Благодарю, – добродушно принял предложение гость, снял с колен и поставил на пол ребенка и прошествовал к столу. – Чай с дороги мне сейчас в самый раз, Елена Александровна. Тем более памятуя, какие замечательные чайные композиции вы составляете.

– Благодарю, – сдержанно кивнула бывшему зятю бывшая теща и заняла свое привычное место за столом.

Чаепитие проходило в обманчиво легкой застольной беседе, в обсуждении нейтральных тем, задаваемых Еленой Александровной, сидевшей с прямой спиной, напряженной как натянутая струна. Виктор Игоревич, столь же никудышный актер, как и его супруга, пытался натужно улыбаться, нехотя что-то поддакивал, поддерживая беседу, Марианна все больше отмалчивалась, и только Константин чувствовал себя совершенно раскрепощенным и, похоже, наслаждался не только великолепным чаем и закусками-десертами к нему, но и плохо скрываемым замешательством и неудобством бывших родственников.

И один лишь Кирюшка был невероятно счастлив оттого, что приехал папа и они снова вот тут сейчас все вместе, как и раньше, в той их прошлой счастливой жизни. И звенел, звенел восторженным голосочком, активно жестикулируя и все рассказывая папе что-то очень важное из своей мальчишеской жизни.

Господин Кирт отбыл со своим помощником и охраной через полтора часа после приезда, заставив помучиться испугом бывшую жену – до последнего момента не отпускал сына от себя и, взяв Кирилла за ручку, попросил ребенка проводить его до калитки. И все держал, продолжая что-то говорить, и не отпускал, и отвел руки Марьяны, когда та попыталась забрать у него сына.

– Ладно, – добродушным дядюшкой порадовал Кирт своим решением бывшую жену, – сейчас у меня важная встреча, а вечером я улетаю по делам, поэтому пусть пока Кирилл еще поживет с тобой, – милостиво разрешил он, не забыв дернуть-натянуть «поводок» напоследок: – А когда вернусь, наверное, заберу его к нам. Пусть побудет с отцом. – Ну, и напомнил для порядка, чтобы не расслаблялась: – И что касается этого вашего соседа. Уверен, ты поняла, что его не должно быть рядом с моим сыном. Никакой дружбы, я этого не одобряю. Впрочем, может, этот Стаховский интересен тебе? – Он внимательно следил за выражением лица Марианны. – В таком случае не смею ничего запрещать. Вопрос довольно просто решается: Кирилл будет жить с родным отцом, ну а ты с кем хочешь, это же твоя личная жизнь.

Марианна не ответила. Смотрела на него устало-снисходительным взглядом, чуть улыбаясь, усмехалась про себя – мол, какой бы ты крутой ни был, а такой волевой закалки и школы жизни, которую прошла она, не имеешь и близко, обласканный, облизанный родителями, занимавшими неплохие должности при Союзе, развращенный комсомольской областной тусовкой, ни разу всерьез не боровшийся за жизнь, за свою честь и достоинство. Что ты можешь знать о правилах выживания?

Одно из которых гласит: тебя в чем-то обвиняют, распускают сплетни о тебе – молчи! Как только начнешь оправдываться или опровергать информацию, сразу же подумают: «Ага, все-таки, значит, что-то в этом есть! Не бывает дыма без огня!» Даже если тебя допрашивают – молчи как немой, не вступай в переговоры с палачами: одно твое слово, и они вытащат из тебя все, потому как, даже отрицая что-то, ты вступил в диалог, а это уже их территория.

И вот что-что, а правильно молчать в определенных ситуациях Марианна умела великолепно, виртуозно, смело можно утверждать.

Поэтому и смотрела на него с грустной иронией, перехватила ручонку сынишки из ладони бывшего мужа, не удостоив прощально-напутственными словами, сделала провожающий жест рукой и, закрыв за ним калитку, отпустила ручонку Кирюшки и себя…

– Сволочь! – с чувством произнесла Елена Александровна, когда опустошенная, измученная дочь подошла к ступенькам, ведущим на веранду, где они застыли с мужем двумя настороженными фигурами. – Боже мой, какая же он сволочь! Витя, как же мы раньше этого не понимали и не замечали-то, а?

А Виктор Игоревич шагнул к дочери, обнял ее, прижал к себе и повинился, не удержав слезы:

– Прости меня, родная, прости, – втянул он нервно в себя воздух. – Прости, что не смог защитить от него ни тебя, ни Кирюшку. – И, уткнувшись в воротник ее куртки, спрятал предательские слезы.

– Ничего, папочка, ничего, – утешала его Марианна, поглаживая по большой, надежной спине и обещая что-то туманное: – Мы справимся, и все наладится.

Оставшийся день субботы тянулся бесконечно медленно для подавленных после неожиданного визита бывшего зятя родителей и для самой Марианны, понимавшей, чувствовавшей и переживавшей, как рушится сейчас, погребая под обломками всякую радость и надежду, ее жизнь. Рушится по воле одного человека, которому доставляет садистическое удовольствие держать ее на коротком поводке, периодически дергая за который, тот напоминает, кто в ее жизни настоящий хозяин.

Права мама – сволочь!

После этой встречи в душе Марианны ничего не осталось хорошего и теплого к этому мужчине – ничего, даже ненависти, только выжженная пустыня какой-то вонючей гадливости.

А потом позвонил Ян и поинтересовался с осторожным оптимизмом, встретятся ли они сегодня. Если бы он позвонил сразу после отъезда Кирта, Марианна отказалась бы, настолько опустошенной, какой-то испачканной и бессильной чувствовала себя в тот момент. Но Ян позвонил ближе к вечеру, через несколько часов после неожиданного визита Константина, и она ответила согласием, приняв для себя самое тяжелое за всю свою жизнь, но окончательное решение.

– Привет. – Стаховский притянул ее к себе и усадил на колени, когда она, под прикрытием настоящей, не городской ночной темноты, вышла за калитку.

Намеревался сказать что-то еще, но Марианна накрыла его губы ладошкой и попросила:

– Ни о чем не спрашивай, ладно? И ни о чем не говори, – шептала она совсем близко у его лица. – Не сейчас.

– Хорошо… – пообещал Стаховский тоже шепотом.

Нажал на рычаг управления коляской, и они поехали к его дому.