Как бы не так!

В тот момент, когда девушки, исполняя танцевальную связку, высоко подпрыгнув, опускались на сцену, этот злосчастный каблук пролетел по сцене прямо под ногу Марианне, не успевавшей сменить траекторию приземления, хоть и увидевшей посторонний предмет на полу. Она «пришла» своей левой, поврежденной ступней прямо на него. Нога подвернулась, и Марианна, естественно пытаясь удержать равновесие и не рухнуть боком на сцену, упала на правое колено.

Со всей силой инерции, к тому же удвоенной возвратной мощью прыжка. Мениск разорвался сразу же, колено разбилось, Марьяна отчетливо услышала жуткий костяной хруст, с которым оно сместилось вбок. В первый момент от дикой боли у нее совершенно потемнело в глазах, и в этой черноте полетели во все стороны те самые пресловутые искры, но зрение вернулось практически сразу. Она втянула в себя воздух, задержала дыхание и, сцепив зубы до хруста и скрежета челюстей, «прилепив» улыбку на губы, поднялась с колена и, встраиваясь в рисунок общего танца, жесточайшей волей и самодисциплиной, и еще чем-то необъяснимым, волей артиста, заставила себя дотанцевать мизансцену до конца.

Для зрителей же то, что случилось на сцене, смотрелось как естественная, интересная драматургия танца: прекрасные девушки-танцовщицы подпрыгнули, символизируя свободу и легкость жизни, а когда опустились обратно, одна из них, та, что находилась в центре, припала на колено, как бы пробуя для себя подчинение мужчине, семейному долгу. Но свободолюбивая натура не приняла такой покорной роли, и она поднялась, продолжая танец свободы, и девушки, приветствуя ее возвращение в их круг, подхватили подругу под руки и, весело смеясь, увлекли за кулисы.

На самом деле девчонки видели, что произошло, в момент просекли и оценили ситуацию, благо это случилось на последней минуте танца, и, подхватив Марианну под руки, обыграли радость ее «возвращения» с колен покорности и, легкими «нимфами» выпархивая за кулисы, буквально вынесли Марьяну со сцены, где та рухнула на руки ребят-танцовщиков, потеряв сознание.

Боль была адская. Настолько дикая, что, преодолевая, терпя ее, Марианна ничего не видела, буквально ослепла, как в первый момент там, на сцене. Штатный доктор ансамбля сразу же сделал ей обезболивающую блокаду, вызвали местный амбуланс, и Марьяну срочно увезли в больницу. Везение номер два – после того первого, что Максимки не было рядом с ней, – случилось это несчастье на спектакле в Берлине. Как и с первой травмой, она попала на стол к одним из лучших медиков в мире. И везение номер три – на медицинских страховках для своих артистов руководство ее ансамбля никогда не экономило, приобретая на время гастролей самые дорогие в обязательном порядке, что дало Марьяне возможность лечиться в берлинской клинике. Ну а когда обеспечение страховки закончилось, то лечение продолжил оплачивать ее муж.

Константин примчался в клинику на следующий же день после произошедшего несчастного случая и сразу развил бурную деятельность, направленную на спасение-исцеление любимой жены. Марианну поместили в отдельную роскошную палату, где ее осмотрел лучший ортопед страны, приглашенный и оплаченный Киртом, который и провел повторную операцию.

Колено ей спасли. Но вердикт врачей оказался приговором – танцевать она больше не будет. Точка жирным немецким почерком. Да и российские специалисты, к которым обратилась Марьяна, вернувшись на родину, лишь подтвердили диагноз своих немецких коллег.

– Года два вам совершенно точно противопоказаны и категорически запрещены прежние нагрузки, – пояснил ей российский ортопед. – Восстанавливающая аппаратная терапия, специальные упражнения, постоянное наблюдение у докторов.

– И я смогу танцевать? – усмехнулась иронично Марьяна, заранее зная ответ.

– Вряд ли, – пряча от нее глаза, ответил доктор и укорил: – Радуйтесь, что не будете хромать, это уже великое достижение. Скажите спасибо немецким специалистам. Какое там танцевать, – махнул он в раздражении рукой.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила Марианна и покинула кабинет.

Казалось бы, крах жизни, но Марианна не впала в апатию, в тяжелое переживание и депрессивное состояние. Она приняла новость о своей профнепригодности спокойно и стойко, где-то на периферии сознания повторяя про себя слова деда Игоря о непреодолимых препятствиях, сказанные им много лет назад, когда она чуть не потеряла пальцы на ноге.

Ладно, значит, вот так – примем обстоятельства такими, какие выпали. Есть и другая жизнь, вне танца, есть муж и бесконечно любимый, замечательный сынок. Она жива, здорова, молода, полна сил, слава богу, живы и здоровы все ее родные и близкие, а это большое счастье и большая удача. Очень большая удача. Потеряно дело всей жизни… ничего, она справится…

Справится.

Но, сбегая от отчаяния, которое не показывала никому, переживая только внутри себя, от мучивших болей в колене и бесконечных мыслей, Марианна попросила мужа отвезти ее куда-нибудь на Карибы, что ли, неважно куда, главное, чтобы там было лазурное море-океан, минимум туристов, красота вокруг, солнце и тишина-покой.

Ей в тот момент так вдруг захотелось тишины.

За годы работы, учебы и бесконечных гастролей Марианна невероятно, тягуче устала, что выяснилось, лишь когда несчастный случай остановил это ее бесконечное движение вперед. Устала от вечного напряжения, от людей, от непрекращающейся дороги, репетиций, от обязательств, просто по-человечески физически и морально устала.

И Константин устроил им незабываемую поездку в мексиканский Тулум. Совершенно потрясающее место.

Они поселились в шикарном отеле, уровня лакшери, в котором, как во всяком гостиничном «паласе» подобного рода, все было по высшему разряду: золотые буквы на черном мраморе, цветочные композиции, источающие великолепные ароматы, раззолоченный холл, дерево непростых пород, расписанные вручную ткани, кожа мягчайшей выделки, белозубые улыбки персонала, делавшегося незаметным, когда это требовалось, и прочие атрибуты гостиничного шика.

В самом Тулуме, как и заказывала Марианна, было совсем немного туристов, бирюзовые воды океана, чистейшие малолюдные пляжи и древние исторические постройки майя.

Тот их потрясающий отдых превратился во второй медовый месяц – оба, не сговариваясь, оставили все проблемы и дела дома. Даже непомерно занятому Константину удалось расслабиться, задвинуть все телефонные звонки и мысли о бизнесе хоть на короткое время, и они просто наслаждались отдыхом, отдавшись его неспешному течению – никуда не торопясь, ничего не планируя, релаксируя душой, телом и даже мыслями.

И только вернувшись домой, Марианна всерьез задумалась, что же ей делать, куда двигаться и как жить дальше. То, что молодая, в принципе здоровая и активная женщина, принявшая решение не работать, поскольку у нее есть богатый муж, неизбежно обречена на драмы, это она понимала со всей отчетливостью. Да и деятельная натура, привыкшая всю сознательную жизнь непомерно много трудиться, ставить перед собой определенные цели и добиваться их реализации, не могла принять пустой праздности. Пусть даже очень хорошо обеспеченной праздности.

И, ничего особого не надумав, Марианна взяла и поступила в аспирантуру своей родной академии, куда ее приняли с большим удовольствием. А параллельно с учебой занялась, наконец, всерьез языками – итальянским и французским, которыми владела на простом, банальном разговорном уровне, да и испанский понемногу взялась изучать. И, разумеется, занималась Максимом: возила сыночка в школу и на дополнительные развивающие занятия.

К тому времени их семья окончательно перебралась жить за город, на чем давно настаивал Константин, которому хотелось свой дом-усадьбу на просторном участке, будущее «родовое гнездо», где легко дышится и ты чувствуешь себя по-настоящему хозяином, а не соседом, пусть и очень известных и значимых людей, как в городской квартире. И воплощал он это свое сокровенное желание долгих пять лет, выбрав место как раз по его мечтам, слава богу, не на «богатой традициями» Рублевке, но тоже в поселочке не без пафоса, с крутыми знаменитостями по соседству.

Люди, переселяющиеся за город, отлично понимают, какой головняк они себе приобретают, вынужденные каждый день возить детей на учебу в Москву и обратно. Разумеется, когда графики дел и занятости Марианны и Максимки оказывались уж слишком насыщенными, они оставались в московской квартире на день-два, но при любой возможности старались вернуться в свою усадьбу, где каждая мелочь, каждая деталь интерьера были продуманы и обустроены Марианной, учитывавшей характеры, привычки и пристрастия мужа, сына и свои, сумевшей создать поразительную, уникальную уютность и домашность, теплоту в доме, в которую хотелось и тянуло вернуться, чтобы раствориться в этом уюте и особой ласковой душевности.

Разумеется, Марианна могла переложить обязанности возить Максимку в Москву и обратно на охранника с водителем и няню ребенка, но даже мысли такой не допускала, стремясь проводить с сыном любую возможную минутку. Поэтому, пока водитель вез их утром в город и вечером обратно, они с Максимкой, сидя на заднем сиденье, успевали по дороге обсудить текущие дела, просмотреть ноты того произведения, которое в данный момент исполнял ребенок, посмотреть на планшете запись концерта известного пианиста или симфонического оркестра, спеть что-нибудь вместе и просто поболтать на разные темы, посмеяться, пообниматься, пошушукаться, секретничая. И это были самые прекрасные, самые драгоценные часы, проведенные мамой с сыном только вдвоем в переполненном делами, встречами и заботами дне.

Деятельной Марианне, с детства привыкшей существовать в жестком рабочем и деловом графике, не хватало сильного, интересного дела, самореализации. Учеба в аспирантуре и занятия благотворительностью от имени мужа не давали ей ощущения полной нагрузки и увлеченности интересным, захватывающим делом. И однажды, как это говорится, с легкой руки ее научного руководителя, подивившегося, почему она не защищается, Марианна подумала: а действительно, почему? Интересно же. И решила писать кандидатскую диссертацию. Нет, ну на самом деле, а почему бы нет?