Ох, растревожил он ее, ох, растревожил.

И как же все это не вовремя. Как будто ей проблем мало с бывшим мужем, не оставляющим ее в покое, ведь Марианна ходит все время по тонкой грани, под нависшей, неослабевающей, не отпускающей ни на день, ни на миг угрозой его своеволия.

Вот совсем ей сейчас не до взбрыкнувшей ретивым своей женской сущности, совершенно. И что теперь со всем этим чувственным бунтом делать? Куда девать, куда самой деваться?

«Никуда, – ответила себе мысленно Марианна и, раздосадованная собой, распорядилась: – Спи давай, Кармен ты моя взбунтовавшаяся!»

Стаховский, ожидая Марианну на обед, расстарался, как и обещал. Тщательно обдумав меню, которым собирался поразить и удивить женщину – ну а как же, у них же почти свидание, – даже сгонял с утра пораньше Михаила на машине в город, на рынок за определенными покупками.

Решил запекать гуся с яблоками и гречкой, а к нему подать овощной салат из битых огурцов, миску салатных листьев с авокадо в оливковом масле и квашенную им самим капусту. И терпкое красное вино.

Увлекся, разошелся замыслом, словно ожидал не меньше пяти-шести гостей, а не женщину, весьма аскетичную в еде, хотя вполне вероятно, что она придет не одна, а с родителями и сыном. А почему нет. Такой соседский визит.

Да это неважно, одна или с родными, – важны красота картинки, сервировка, подача, антураж и атмосфера: Ян намеревался ухаживать за этой дамой. Осторожно, мягко, но настойчиво ухаживать. Вот так решил, промаявшись ночью без сна практически до утра, пока стояло перед его мысленным образом лицо этой необыкновенной женщины, перевернувшей в нем все мужское конкретное и духовно-глубокое, и эти ее удивительные темно-синие бархатные глаза, чуткие пухлые губы с подрагивающими уголками, всегда готовые улыбнуться.

Ему не надо было напоминать себе, в каком она остается статусе даже после развода и в каком статусе и положении находится теперь он. Но не попробовать Стаховский не мог, хотя бы в виде выказывания таким вот образом своего восхищения этой женщине, даже если ничего, о чем ему мнится и мечтается-думается, не получится.

Ладно, как говорится, «фигня война, главное – маневры».

Они созвонились, договорились на определенный час, Марианна оповестила, что придет одна, поскольку оторвать деда с внуком от новой игрушки, подаренной Яном, невозможно, да и Елена Александровна присела рядом с ними, осваивая игру, и теперь они все втроем соревнуются между собой.

Ну вот и ладненько, замечательно.

Гусь томился в духовке, вино «дышало» в декантере на столе, салаты оставалось только заправить перед подачей, а стол был шикарно сервирован, правда, от совсем уж прямолинейного намека на классическое свидание Стаховский решил отказаться и свечами сервировку не дополнил.

По-простенькому пусть будет сегодня, решил Ян, оглядывая полную сервировку на две персоны. Мм-да. Ну, предположим, получилось не совсем чтобы по-простенькому, но без свечей все-таки не полный романтический набор.

И в последний момент, когда на звонок гостьи он уже открыл с пульта замки на калитке и входной двери в дом, Ян вдруг вспомнил, что напрочь позабыл о брусничном пироге – пусть и условно, но все же главном предлоге приглашения Марианны на обед. Встретил даму, помог ей снять пуховик, галантно придержав за плечи.

– Проходите, прошу, – пригласил, указав рукой в направлении большой гостиной, Стаховский.

– М-м-м, – принюхалась Марьяна, – пахнет потрясающе. Утка?

– Ну что вы, разве я могу угощать столь изысканную гостью банальной уткой, – усмехнулся Ян. – Только боевой гусь. Вина? – предложил он. – В качестве аперитива перед обедом?

– Пока откажусь, – ответила дама.

– Тогда, может, сладкое? – предложил как вариант Стаховский. – Если придерживаться выводов последних исследований ученых-диетологов, сладкое предпочтительнее есть перед основной едой.

– Или вместо нее, – усмехнулась Марианна.

– Ну нет, я намерен поразить вас и похвастаться своими кулинарными талантами, – подхватил легкую шутливость разговора, заданную ею, Стаховский. – Но пирог мы все-таки подогреем. – Предложил гостеприимно: – Вы пока располагайтесь, Марианна.

И двинулся в зону кухни. Но гостья «располагаться» не спешила, а последовала за хозяином.

– Давайте лучше я вам чем-нибудь помогу, Ян, – предложила она свою помощь.

– У меня все готово, – отказался хозяин.

Поставил в микроволновку блюдо с нарезанным кусками пирогом и внимательно посмотрел на гостью, вставшую достаточно близко к нему. Она выглядела немного усталой, словно прозрачная тень паутиной легла на ее лицо, совсем легонько, лишь намеком обозначив пока еще отсутствующие морщинки в уголках глаз.

– Вас что-то тревожит, Марианна? – спросил он с искренним беспокойством.

– Помимо нерешенных проблем с бывшим мужем? – усмехнувшись саркастически, задала она вопрос, не предполагающий ответа. И, посмотрев прямо ему в глаза, помолчала пару секунд и честно призналась: – Вы. Меня тревожите вы, Ян Стаховский.

Внезапным, ошеломляюще стремительным, каким-то практически неуловимым движением, опершись о край столешницы рукой, он выскочил из коляски, перенеся свое тело на мраморную поверхность, неожиданно оказавшись совсем рядом с Марьяной, и, приобняв за плечи рукой, придвинул ее еще ближе к себе, перехватив и удерживая ее взгляд – близко-близко, глаза в глаза, как в темно-синие омуты, утягивающие на глубину их обоих…

И в этот затянувшийся, остановившийся для них двоих момент, балансируя на грани принятия решения: либо вперед, либо назад в безопасность, в повисшей, напряженной ожиданием, звенящей тишине вдруг громко бздинькнула микроволновка за спиной у Яна, оповещая, что закончила программу – все, пироги, собственно говоря, готовы.

Кто готов? Пироги? И он наклонился к бесконечно желанной женщине и накрыл ее губы своими губами.

Этот поцелуй… оказался волшебным! Господи, ну волшебный же!

Марианна сразу же ответила на его порыв, ухнув, пропадая с головой в этом поцелуе, под сильными, настойчивыми и нежными мужскими губами, уносясь куда-то на горячей волне отпущенных на полную свободу чувств. Схватилась за его сильную спину, обняла, чтобы не потеряться в круговороте захвативших, яростных ощущений и прижаться сильней, ближе, пропасть в его руках…

Дышать стало нечем, и горела огнем, обжигала кожа, кружилась голова, и рвалось куда-то, торопилось, требовало тело…

Ян прервал поцелуй и уткнулся лбом в ее лоб, переводя дыхание.

– Отсутствие ног, – проговорил он хрипловатым от разгоряченного желания голосом, – сильно сужает возможности реализации романтических порывов. В частности, подхватить женщину на руки и отнести в постель, пока она не пришла в себя после поцелуя. – Чуть отстранившись, заглянул ей в глаза и усмехнулся: – Но у меня есть апгрейд этой опции: я могу женщину туда отвезти.

И, так же невероятно быстро, как вскочил, он спрыгнул со столешницы на сиденье коляски, взял ладонь Марианны и легонько, без усилия, скорее обозначая, словно спрашивал, готова ли она двигаться дальше, потянул к себе. А она дала себя привлечь, усадить на бедра мужчины, сразу же попав в его объятиях в новый горячий, благодарный и обещающий поцелуй, с внутренним восторгом пропадая совсем уж окончательно и бесповоротно.

Честно сказать, никто из них двоих потом не мог вспомнить, как они все-таки умудрились добраться до спальни и оказаться в постели, не размыкая рук, не отпуская друг друга из объятий, не прерывая поцелуя, да и кого это могло волновать в тот момент.

Они не шептали горячих слов, не смотрели друг на друга продленными взглядами – они целовались, целовались, целовались, безумно, безудержно, а их руки в это время жили своей отдельной жизнью, торопливо срывая одежду друг с друга, лаская, распаляя, подгоняя.

И слились, соединились в одно целое, в один мир, в один порыв и устремленность и понеслись вперед, к своей первой совместной вершине.

И поднялись, взорвались разлетающимися искрами от солнца, содрогаясь телами, проживая, как целую новую жизнь, миг великолепного совместного оргазма.

И еще долго не могли говорить и двигаться после, так и лежали, не разъединяясь, не расплетая рук, прижимаясь друг к другу, остывая, отходя от потрясения и смакуя его.

– Я мечтал о тебе, – подал первым голос Стаховский. – И еще долго, после той нашей встречи, вспоминал, думал и восхищался тобой. – Он приподнялся на локтях, нависая над ней, чтобы лучше видеть. – Ты совершенно потрясающая, уникальная, великолепная женщина. – Помолчал, любуясь ее лицом, и усмехнулся: – Дерзну высказать свое заветное желание.

– Таки отведать боевого гуся? – выдвинула предположение Марьяна.

– Нет, – многозначительно усмехнулся Стаховский. – Повторить все сначала.

– Серьезно? – подивилась женщина. – Вот прямо сейчас?

– Никогда никого так не хотел, как тебя, еще семь лет назад. – Он смотрел на нее смешливым взглядом. – И вдруг ты здесь, все так же прекрасна, великолепна, притягательна до потери разума, и теперь свободная. А я все так же тебя хочу. Так же и еще больше. Ну что я могу сказать, дорогая: не стоит дергать мужчину за либидо, оно таки может взыграть.

– О-о-о-о, – протянула Марьяна в тон ему и шевельнула бедрами, – я определенно чувствую, как оно взыграло.

– Да, – усмехнулся Стаховский, – оно у меня такое.

И, медленно опустив голову, накрыл ее губы новым поцелуем.

Из постели они умудрились выбраться где-то через час. «Боевой» гусь к тому времени дотомился до того состояния, когда мясо становится нежнейшим, само отваливаясь от костей. Салаты, правда, подувяли, особенно листовой, зато вино «надышалось» в самый раз до нужной кондиции.

Поминутно целуясь, прикасаясь друг к другу, словно не могли рук удержать, они все же сумели выставить блюда на стол, сесть за него и даже отдать должное гусю и салатам, и лишь немного, скорее символически обозначая званый обед, пригубить вина, настолько оба сейчас не нуждались ни в каком дополнительном допинге для и без того зашкаливающих эмоций, чувств, внутреннего трепета, все еще не отпустивших после двух потрясающих оргазмов ощущений.