После войны поступил в ремесленное училище без отрыва от производства и каждую свободную минуту бегал в театр, слушать музыку, смотреть балет. Рассказывал, что тогда разрешали бесплатно стоять сзади последних рядов галерки. Вот он и стоял. Однажды стал победителем социалистического соревнования, и руководство завода наградило его гармошкой. С того дня жизнь деда изменилась совершенно. Выяснилось, что у мальчика врожденный абсолютный слух, он мог подобрать любую мелодию, стоило ему услышать ее хоть раз. Его назвали народным дарованием, и партком завода отправил парня учиться в музыкальное училище. Училище он окончил, но дальше, в консерваторию, не мог пойти: были очень тяжелые, послевоенные времена, голод, разруха, а ему надо было семью в селе кормить. Кстати, только благодаря ему они и выжили, причем все, никто не умер. А тут и прадедушка с фронта вернулся. Дед же играл на свадьбах и похоронах, в ресторанах, гастролировал с филармонией. Самостоятельно научился играть на пианино, на гитаре и балалайке, на аккордеоне. Необыкновенный был человек, уникальный, одаренный необычайно. Всегда позитивный, улыбчивый. Ничего не боялся, никаких трудностей, никаких дел, перемен жизни. Говорил: «Надо – сделаем» – и брался за любую задачу. Так вот в Москву и семью свою перевез, жену и двоих детей, решив, что в столице заработок побольше и жизнь посытнее. И не прогадал: пробился, устроился, квартиру получил.

Под ее рассказ они давно уж дошли-доехали до участка Марианны и остановились у калитки ворот. Она замолчала, тепло улыбаясь воспоминаниям о дорогом, любимом человеке.

– Дедушка был преданным поклонником творчества Муслима Магомаева. Когда я родилась, в загс, регистрировать меня, вместе с мамой отправился дедушка Игорь. Когда регистраторша спросила, как они хотят назвать ребенка, дедушка, не дав маме слова сказать, уверенно заявил: Марианна. Дама возразила, мол, такого имени нет в официально утвержденном реестре имен для девочек. Тогда дед сказал, что это прекрасное имя из песни, которую поет Магомаев, и напел, напоминая: «О, Марианна, моя Марианна, я никогда не забуду тебя…» И женщина тут же согласилась – ну, раз Магомаев, то, конечно, они запишут девочку под этим именем. А мама хохотала до слез, пока оформляли мое свидетельство о рождении, и никак не могла остановиться. Потому что дома неделю спорили все родные наперебой, как меня назвать, и даже имена на бумажках писали, в шапку складывали и тянули, и снова спорили, сошлись на Наталье. Дед Игорь участия в этих спорах и «лотерее» не принимал, лишь загадочно многозначительно хмыкал и крутил головой, веселясь. «Какая там Наталья, – смеялся вместе с мамой в загсе дед Игорь, – у девочки судьба впереди большая, красивая, Наташе не по плечу, а вот Марианне в самый раз». Вот так, – закончила она рассказ. И спросила в свою очередь: – А у вас, Ян, откуда такое редкое имя?

– Тоже дедушка расстарался, – хмыкнул Стаховский. – Но я вам расскажу об этом в следующий раз. Например, завтра. – И пригласил: – Приходите ко мне завтра, Марианна, доедим ваш замечательный пирог, да и я что-нибудь приготовлю. – И заверил: – Я неплохо готовлю, а уж в вашу честь расстараюсь. Придете?

– Приду, – кивнула она.

– Замечательно, – расплылся в довольной улыбке Ян. – Давайте номерами телефонов обменяемся.

Обменялись, занесли в память своих смартфонов.

– А теперь бегите, а то холодно. Кажется, подморозило немного, замерзнете еще, – распорядился Стаховский.

Он вообще часто распоряжался, отметила про себя Марьяна. Может, по старой привычке привыкшего командовать человека, занимавшего высокий пост и руководившего отделом в огромной компании, но скорее по складу характера. Такого очень мужского характера.

– Спокойной ночи, Ян, – не стала спорить она.

– Спокойной ночи, Марианна, – попрощался и Стаховский.

Разумеется, как только он двинулся назад, сразу же загуглил эту самую «Марианну», оказавшуюся песней композитора Георгия Свиридова, в исполнении Муслима Магомаева, которую и прослушал пару раз, пока доехал до дома. Ну ничего так, живенько, голос исполнителя – тут он с дедушкой Марианны был совершенно согласен – роскошен, моща и великолепие, а уж содержание песни дело десятое.

И, вернувшись домой, целиком захваченный мыслями о своей новой соседке, прокручивая в памяти их разговор, дополняя своими выводами и размышлениями, Ян неосознанно, тихонько бубнил себе под нос: «О, Марианна, моя Марианна, я никогда, никогда не забуду тебя…» И не заметил, как навел порядок в столовой и в кухне, успев и посуду сложить в посудомойку и запустить ее, и убрать в холодильник остатки угощения.

Ладно, оно и к лучшему, не придется утром с этим возиться, а теперь самое время вернуться к делам. И, как ни удивительно, Стаховскому удалось настолько сосредоточиться и погрузиться в решение рабочих задач, что на какое-то время мысли о прекрасной женщине Марианне… нет, не покинули его, но отодвинулись на задний план, где-то там, на периферии сознания, создавая музыкальный фон песенного мотивчика «Марианны», всерьез не тревожа, не будоража воображение…

…но лишь до того момента, когда Ян, неожиданно легко найдя решение одного программного узла, над которым бился пару дней и никак не мог расщелкать, удовлетворенный классно сделанной работой и собой, молодцом таким головастым, расслабился, потянулся, разминая застоявшиеся мышцы, и, бормоча теперь уж вслух «Марианну», отправился отдыхать.

Въехав в спальню, Ян уловил все еще витавший в комнате сладковатый запах духов Анжелики, неожиданно вызвавший в нем странное отторжение и даже какую-то неприязнь. Подивился эдакой своей неожиданной реакции – до сих пор он как-то не очень обращал внимания на ароматы парфюмерии, которой пользовалась девушка, а если и обращал, то они уж точно не вызывали в нем каких-то отталкивающих реакций.

– «Вот такая кукуруза на полях наших взросла», – задумавшись, процитировал Стаховский запомнившуюся ему когда-то надпись на агитационном плакате времен устойчивого социализма.

Понятно дело, откуда что «прилетело»: этот сладкий запах настолько не подходил Марианне, не монтировался с ее образом, с ее личностью, что казался ему сейчас вульгарно навязчивым и дешевым, хоть и был из весьма дорогой линейки весьма известного бренда.

Да, что теперь размышлять – ясно, что Стаховский «попал» по полной, вляпавшись в эту женщину, захватившую его разум, его чувства, мысли и воображение, и ничего теперь с этим не сделаешь.

И, рывком распахнув на всю ширь створку окна, через которое дохнуло из темноты стужей, как из морозильной камеры в летнюю жару, а редкие снежинки весело впорхнули в комнату, превращаясь в капельки воды, не успев долететь до пола, Стаховский принялся сдирать белье с постели с излишней раздраженной резкостью.

Поймал себя на том моменте, что досадует, ворчит про себя недовольно, крутнул головой, усмехнувшись, успокоился и отправился в гардеробную комнату за свежим постельным бельем.


Марианна не могла заснуть.

Крутилась с боку на бок, вздыхала тягостно, считала до ста, представляла себе размеренный прибой бирюзовой волны, где-нибудь на Канарах, заставляла себя подумать об уроках с учениками: с кем что требуется усиленно отрабатывать на следующей неделе – все без толку! Ничего не могло изгнать из ее головы образ Яна Стаховского, заполонившего собой все прочие мысли.

Того, блистательного, великолепного Стаховского из прошлого, так взбудоражившего тогда все ее женское начало, и этого, нынешнего – изменившегося, гораздо более опасного для ее личности и женской трепетной сути появившейся в нем глубиной, какой-то мощной духовной наполненностью, этим прямым сильным взглядом ярко-голубых глаз человека, преодолевшего себя и познавшего нечто мощное, недоступное.

Другого, совсем другого.

Даже его тело изменилось. И не в утерянных ногах дело, хотя, как и в случае с изменениями, произошедшими с его личностью, наверняка потеря ног явилась поводом изменения его физической формы.

Тогда, семь лет назад, Ян Стаховский обладал великолепной спортивной мужской фигурой, вот сто пудов и «кубики» наличествовали под его рубашкой и шикарным костюмом ручного пошива от известного модельера, и накачанные бицепсы с трицепсами под названием «стон красавицы», приобретенные в лучших спортклубах столицы.

Сейчас же тело этого мужчины приобрело крепость и мощь атлета – не полученные путем долгих тренировок в зале, с поеданием стероидов и соблюдением специальной диеты, для красоты и любования, мышцы, а вынужденно прокачанный жизненными обстоятельствами жилистый, как скрученная жесткая проволока, мышечный каркас торса и рук. Да и бедра, насколько могла заметить Марианна, в подвижности его тела принимали участие, не бездействовали, перекатываясь сильными, прокачанными мышцами. Он стал крупнее, мощнее, стремительнее и точнее в движениях, в реакциях. Уж она-то, как профессионал, видела и могла оценить все, что касалось человеческого тела, его природных данных и способностей, обретенных путем долгих, кропотливых и упорных тренировок.

Почему она о нем думает, вспоминает-перебирает их сегодняшний разговор и анализирует каждую фразу, каждое слово, каждую интонацию и выражение его лица?

Как он сказал?

«Вы произвели на меня ошеломляющее впечатление, я был совершенно вами покорен и очарован. Наверное, даже влюблен».

Кажется, так.

Каждой женщине приятны такие признания, тем более от мужчин, нравящихся им самим. А как же. Но «приятно» – это не то, что испытала Марианна, услышав его незатейливое, несколько ностальгически ироничное признание: слова и голос словно обожгли ее, выпустив на свободу чувства и эмоции, которые Марьяна никогда не позволяла себе проявлять в жизни и в отношении мужчин, отпуская себя на полную бесшабашную свободу только в танце, в остальное же время привычно держа под замком контроля.

Да честно-то говоря, и повода не случалось как-то особенно усмирять и придерживать свои эмоции – не встретился ей мужчина, который бы вызвал в Марианне столь мощные и яркие чувства. Вот только он. Ян Стаховский. Тогда, семь лет назад. И сейчас.