Что же касается СС и СД, то неустанным трудом, отдавая всего себя новому, интересному делу, он создал из заштатной, провинциальной группки отщепенцев мощнейший аппарат, сравниться с которым по эффективности не могла ни одна разведка в мире. Помня, что кадры решают все, Гейдрих первым делом принялся разыскивать повсюду подкованных в техническом плане сотрудников, а заодно образовывать тех, которые у него уже имелись в наличии. Он без всякого стеснения требовал у Гиммлера деньги на подкуп агентов, на перевербовку приспешников иных спецслужб, он удивил всех, вытребовав для своих сотрудников лучших преподавателей иностранных языков. Узнав, что штурмовики СС теперь будут говорить по-английски, Геринг едва не покатился со смеху, но Гейдрих и бровью не повел на его демарш. Он-то знал, что всесильный маршал авиации скоро почувствует на себе «дружеское и ненавязчивое» присутствие СС в собственном доме и еще станет спрашивать у него, у Гейдриха, разрешение, можно ли ему посмеяться или лучше промолчать до поры до времени. Используя наработки, придуманные им в морской разведке, Гейдрих завел в СД самые совершенные картотеки, которые не изменятся по структуре до рокового сорок пятого года и еще приведут в изумление сотрудников британской «Интеллиженс сервис». Те даже не подозревали, что работу с информацией можно сделать столь быстрой и доступной. Незаурядный ум, железная воля, поражающая многих целеустремленность и работоспособность – все эти качества проявились на новом месте работы Гейдриха особенно сильно. Сомнения, слабости – все было отброшено или тщательно скрыто до поры до времени. Несмотря на тщеславие, гложущее его душу, Гейдрих весьма умно строил свои отношения с Гиммлером и прочими нацистскими вождями. Он не вступал в пустые перепалки, не выступал на митингах. Он работал. Много, упорно работал. Он умело скрывал свои аппетиты и всячески демонстрировал дисциплинированность – черту, особо ценимую Гиммлером. Он нашел и поставил во главе управлений СД молодых талантливых людей, которые были преданы ему безраздельно. Именно он пригласил возглавить службу контрразведки, гестапо, лучшего баварского сыщика, Генриха Мюллера, а в 1934 году во Франкфурте познакомился с молодым выпускником университета Вальтером Шелленбергом, в котором сразу заметил ум и недюжинные способности. После недолгих раздумий, Гейдрих поручил Шелленбергу, которому тогда исполнилось только двадцать пять лет, возглавить вновь созданную им службу «СД – заграница». Эта организация долгие годы будет успешно конкурировать со старейшей в Европе армейской разведкой Германии и в конце концов, после офицерского путча 1944 года полностью подчинит ее себе.

Более того, разрабатывая операции, которые способствовали приходу нацистов к власти: поджог рейхстага или «ночь длинных ножей», первый крупный еврейский погром, или расправу над ставшими ненужными и опасными для Гиммлера штурмовиками Рема, Гейдрих умел построить все действо так, что шеф его постоянно оставался незапятнанным. Тем самым Гейдрих все больше становился совершенно необходимым новому режиму. Терпеливо, камушек за камушком, он складывал здание собственного могущества, следуя одному правилу: «все зависит от вожака». Сохраняя маску покорности, он не брезговал стравливать лбами нацистских бонз, понимая, что занятые борьбой, они не заметят, как он все больше возвышается над ними. Он исполнил давнюю мечту своего отца: не только переехал в Берлин, но занял руководящее положение в самых верхах политической элиты Германии. Из своего кабинета на Принцальбрехтштрассе, 8 он терпеливо плел гигантскую паутину, которая покрывала всю Германию, а с началом Второй мировой войны перенеслась и на европейские страны. Он спланировал знаменитую операцию в Гляйвице, успешно осуществленную штандартенфюрером Науйоксом, с которой началась Вторая мировая война в Европе – война за реванш Германии. Именно он придумал концентрационные лагеря и поставил уничтожение евреев и всех иных «недочеловеков» на поток. Впрочем, сохраняя приличия, как истинный воспитанник прусской военной системы он никогда не приказывал «уничтожать» население захваченных восточных территорий. Он придумал Мюллеру формулировки типа «фильтровать», «провести меры по оздоровлению» или «ввести специальный режим», а тот уж сам, призвав к себе ответственного за исполнение штандартенфюрера СС Адольфа Эйхмана должен был догадаться, что все это значит. Впрочем, Мюллер с Эйхманом ни разу не ошиблись в исполнении, они прекрасно знали, что все красивые фигуры речи, изобретенные их шефом, означают только одно – гетто, кацет, газовка.

«Чистюля» Гиммлер до поры до времени предпочитал оставаться в стороне, делая вид, что ему ничего неизвестно о карательных акциях на Украине, в Польше и Белоруссии. Даже устройство айнзатцкоманд, последнее изобретение Гейдриха, он словно пропустил мимо ушей и глаз, лишь бы не вступать в препирательства с армейскими штабами, которым теперь предписывалось оказывать помощь эсэсовцам при проведении карательных операций: снабжать горючим, продуктами питания, предоставлять средства связи. Военные никак не хотели «глотать пилюлю», прямолинейный и лишенный изобретательности по части фантазий Мюллер своим напором только еще больше загнал их в оппозицию. Пришлось подключать ловкого, дипломатичного Шелленберга. Он сумел добиться от Кейтеля согласия на то, что армейские чины не только будут терпеть оперативные подразделения айзантцгрупп в своих тылах, но и не станут вмешиваться в их действия. Какие белоручки – массовые экзекуции кажутся им недостойными чести германской армии и флота! Однажды с этой химерой, – честью германской армии и флота, – Гейдрих уже столкнулся в Киле, и эта самая честь едва не покалечила всю его судьбу. Теперь пришло время выбросить ее в мусорную корзину. Они будут терпеть, даже больше того, он заставит их оказывать айнзатцкомандам реальную помощь, так что чистенькими в стороне они не останутся. Зато каковы результаты! Из доклада командира айнзатцгруппы В, действующей на Украине, следовало, что только за одну ночь в небольшом местечке Зболдунове было разом уничтожено пять тысяч человек! К операции, кроме тысячи эсэсовцев, составлявших костяк айнзатцгруппы, были привлечены полевые пехотные подразделения вермахта. Пусть теперь эти белые воротнички Кейтель и Вагнер заикнутся, что им ничего не известно о чистках на востоке. Как бы не так! Теперь, благодаря предприимчивости и упорству Гейдриха, армия повязана с СС одним ремешком, никуда не денутся, высоколобые зазнайки!

А что же Гиммлер? А ничего. Все это время, пока Гейдрих «бился» с армией один против Высшего управления вермахта, шеф спокойно отсиживался за его спиной, создавая впечатление, что он вовсе не осведомлен о его замыслах. Это было вполне в духе Гиммлера – обычные интеллигентские хитрости. Он поджидал, чья возьмет, в чью сторону подует ветер. Если бы затея Гейдриха потерпела неудачу, рейхсфюрер немедленно выразил бы ему громогласное порицание и побежал бы мириться с Кейтелем. Но верх взял Гейдрих – даже невозможно себе представить, что могло быть иначе, иначе он не привык, – и тогда Гиммлер поспешил приписать все лавры себе. На приеме у фюрера он расписывал, как работает «машина Z», передвижная газовая камера, созданная инженером Беккером, с таким душевным подъемом, что всякий неосведомленный человек легко поверил бы, что рейхсфюрер лично выстрадал эту идею, тогда как на самом деле всем предприятием с самого начала и до конца руководил Гейдрих. Сам же Гиммлер присутствовал при испытании машины только один раз. Увидев, как охранники тащат за волосы рыдающих, упирающихся женщин в серых одеяниях с желтыми звездами на груди к газовой камере, рейхсфюрер мигом утратил вошедшую в поговорку в РСХА свою бесстрастность и, к изумлению Гейдриха, на глазах сотен подчиненных упал в обморок. Его срочно отвезли в госпиталь, и там докторам пришлось потрудиться, чтобы Гиммлер успокоился и снова обрел свой привычный вид. Конечно, рейхсфюрера можно понять. Он вовсе не был исключением. Гейдриху прекрасно было известно, что среди эсэсовских командиров, по признанию того же штандертенфюрера фон Шталекера, довольно часто случались серьезные нервные заболевания. А ведь они обладали куда большим опытом и более устойчивой психикой, чем рейхсфюрер, который привык к теоретической, кабинетной работе. То же касалось и рядового состава. Особенно страдали шоферы грузовиков смерти. Не так легко сидеть за рулем грузовика и продираться на нем по безобразным дорогам Украины и Белоруссии, разбитым тяжелой техникой вермахта, когда за спиной в прыгающем на выбоинах, железном, тщательно закупоренном ящике два десятка человек умирают в муках от удушья, а потом, добравшись до места, выгружать агонизирующие тела, беспорядочно сплетенные и испачканные нечистотами, чтобы сбросить в ров. Фон Шталекер предлагал сократить количество «грузовиков Z» и вернуться к расстрелам. Но Гейдрих сразу же отверг его предложение, заявив, что в подобном случае люди будут подвергаться «моральной пытке ожидания». На самом деле, он прекрасно отдавал себе отчет, что ни одна расстрельная команда не даст того количественного результата, что мог обеспечить газ. А цифры были ему теперь важнее всяческих принципов или головных болей у офицеров СС. Цифры же производили огромное впечатление. Особенно на фюрера. Гитлер пришел в восторг, когда Гейдрих рассказал ему о количестве заключенных, умерщвляемых машиной Беккера за несколько минут. «Это истинно арийское изобретение, – веселился фюрер, – имейте в виду, – наставлял он приунывших от откровений Гейдриха, Геринга и Кейтеля, – армия и Люфтваффе должны помогать СС со всем рвением. Если разразится конфликт с Западом, нам будет очень выгодно располагать обширными территориями на Востоке, а это значит, что мы заранее должны очистить их от всякой неполноценной нечисти. Мы заселим Украину и Белоруссию немцами или союзными народами. Там не должно остаться ни одного еврея. Ни одного, вы слышите?» Гейдрих чувствовал, что престиж его растет. Но, пожалуй, впервые, встретив на том самом приеме у фюрера холодный взгляд Гиммлера, блеснувший из-за очков, он осознал, что из давнего соратника рейхсфюрер превращается в его врага. Усиление роли Гейдриха пугало Гиммлера, он видел в нем теперь не помощника, а соперника, конкурента. Нужно было сделать выбор, отказаться от конфронтации с Гиммлером и согласиться на роль вечно второго или все-таки попытаться свергнуть бывшего шефа и занять его место. Гейдрих решился на последнее. Много лет он служил Гиммлеру верой и правдой. Он скрыто интриговал против Геринга, против Риббентропа – но до поры до времени в пользу своего шефа. И вот наконец он почувствовал в себе силы бросить вызов самому Гиммлеру и возвыситься над ним. Конечно, чуткий, умный Гиммлер сразу почувствовал его настроения, но, как он часто делал, торопиться не стал. Решил выждать. А фюрер, потрясенный успехами айнзатцгрупп в оккупированных землях СССР, уже мечтал о том, как бы очистить таким же способом Польшу и Чехословакию. Не гоже оставлять евреев в гетто и кормить их там, когда можно так легко раз и навсегда вообще положить конец их существованию в Европе. Вызвав к себе в ставку наместника Богемии и Моравии фон Нейрата, фюрер с кислой миной узнал, что за последний год тот расстрелял всего лишь две тысячи еврейских заложников. Прочие же даже не интернированы в гетто, живут себе спокойно, имеют заработок, занимаясь привычным ремеслом. Гитлер в ярости отчитал фон Нейрата за бездействие, припомнив, что еще в 1938 году, тот, будучи министром иностранных дел рейха, пытался «исправлять» на свой лад решения фюрера во внешней политике и противился аншлюсу Австрии. Затем он объявил, что, раз фон Нейрат, изнеженный аристократ, считает ниже своего достоинства заниматься чистками населения, он назначит к нему менее разборчивого, но более энергичного вице-протектора. Гейдрих моментально понял, какую выгоду он сможет извлечь из подобного оборота событий. Не доверяя больше Гиммлеру, он заручился поддержкой Бормана, который предложил фюреру назначить Гейдриха в помощники фон Нейрату. Гиммлеру такой демарш не понравился, ведь отдалившись от Берлина, а значит, и от него, Гейдрих обретал самостоятельность, он становился самодостаточной фигурой в большой политической игре. Однако противиться в открытую рейхсфюрер посчитал опасным и, как водится, припрятал камень за пазухой. Он даже проглотил, что Гейдриху удалось добиться от фюрера обещания в случае успеха его богемской деятельности занять пост министра внутренних дел, то есть… вместо Гиммлера. Таким образом, при молчаливом попустительстве рейхсфюрера 23 сентября 1941 года Гейдрих получил вожделенное назначение, и Гиммлер даже счел возможным поздравить его. Показная ласковость Гиммлера, его «сладенькая» улыбочка, которая, как все знали, не предвещает ничего хорошего, насторожили Гейдриха. Но отступать было поздно. Спустя неделю он вылетел в Прагу. Формально считаясь вице-протектором Богемии и Моравии, он фактически сосредоточил в своих руках всю полноту власти, так как обиженный фон Нейрат сам демонстративно отошел от дел и отправился в долгий отпуск, пока ему не найдут замену на пост протектора. Находясь в Праге, Гейдрих продолжал руководить аппаратом СД – от этой должности его никто не отстранял. С Берлином он был связан ежедневными авиапочтовыми отправлениями и специальной секретной телетайпной линией, не говоря уже о телефонных линиях и радиосвязи через особую сеть Главного имперского управления безопасности. Два специальных самолета были постоянно готовы к вылету, так что в любой момент он мог добраться до Берлина менее чем за два часа. Перевезя за собой в Прагу не только жену и детей, но почти весь персонал, вплоть до стенографисток-машинисток. Он хотел прихватить еще и Мюллера с Шелленбергом, с полным составом управлений, естественно, оставив тем самым Гиммлера на Принцальбрехтштрассе едва ли не наедине с любимой кошкой Цахес, сидевшей обычно в кабинете рейхсфюрера на каминной полке, ну, еще с уголовной полицией группенфюрера Небе, чтобы было не совсем скучно. Но не получилось. И даже не потому, что Гиммлер выразил свое категорическое несогласие. Сколько бы ни противился Гиммлер, влияние Гейдриха на фюрера было столь велико в тот момент, что Гитлер и слушать бы его не стал. Раз «дорогой Рейнхардт считает, что так лучше, то пусть так и будет», – сказал бы он. Но до фюрера дело не дошло. Сами начальники управлений РСХА резко воспротивились переезду. Сначала Мюллер заявил со свойственной ему прямотой, что «он и с места не тронется, мол, пока гестапо переезжает туда-сюда может произойти черт знает что! Взорвут Бранденбургские ворота, и это еще будет самая малость!». А потом и Шелленберг осторожно заметил, что он, вообще-то, рискует потерять всю свою агентуру, ведь в первую очередь, в Прагу придется перевозить всю базу данных, картотеки, а если при перевозке случится какой-либо казус? Один потерянный ящик – это почти два года работы, выброшенные впустую. Даже если он и не окажется в руках подпольщиков, данные уже нельзя будет использовать. Против таких аргументов Гейдриху нечего было возразить, он сдался, рассчитывая, что не так долго пробудет в Праге. Он скоро сам вернется в Берлин, но совсем в ином качестве.